Опиумная курильня отвратительна. "Жуткий домишко, наполовину врытый в землю, двери плотно закрыты, в разъедающем дыму едва мерцают свечи. На скамьях валяются истерзанные жертвы опиума. Иногда они вспрыгивают, хватают худыми пальцами пустоту и смотрят белыми в лиловых прожилках глазами в даль обетованную". (Клод Фаррер. Курильщики опиума. 1904). Сейчас, вероятно, всё гораздо комфортней, но вряд ли ситуация изменилась качественно. Стоит ли приносить в жертву тело и душу ради роскошного галлюциноза?
Земная жизнь не вызывает оптимизма и очень неплохо вытащить ноги из её вязкой ежедневности. Надо, прежде всего, сказать вслед за Шекспиром, что "мы сотворены из субстанции снов" ("Буря"), а значит, наше мельтешение здесь — только скучная, навязчивая чушь. Необходимо, правда, немного терпения, чтобы вырваться из железного закона новой эпохи: сейчас, скорей, любой ценой.
Насилие никогда просто так не проходит. Надрезать цветок мака, сгустить маковое "молоко", подвергать фармацевтическим экзекуциям — ещё одна иллюстрация современной агрессивности. Чем интенсивней желание бегства, тем беспощадней преследование. Ночь никуда не уйдёт и незачем торопиться в сферы её кошмаров. Обращение с этим "багряным обольстителем" требует нежности и внимания, античные писатели — Плиний Младший, Павзаний, Синезий — предложили много вариантов подобного обращения.
Однако не надо забывать: мак — цветок женских любовных околдований и женских таинств, прежде всего. "Положи бутон лунного мака на сердце спящего любовника и он никогда тебя не покинет. Если предварительно ты сбрызнешь этот бутон соком молочая, смешанного с твоими слезами — любовник твой никогда не проснётся" (Апулей. Метаморфозы).
Одна из самых загадочных мистерий — "действо женского фаллоса", посвящённое тёмной Артемиде Мелеос — упоминания встречаются у Валерия Флакка и Нонния. "В лесу или пустоши собираются старухи числом двенадцать и поют гимны во славу богини. В случае удачи появляется юная девушка с неправдоподобно большим цветком мака и, ни слова не говоря, садится в центре собрания. Старухи раздеваются и ведут хоровод вокруг неё, потом падают перед ней ниц и кричат: фаллос, восстань! Девушка поднимает мак, старухи бросаются, съедают его и засыпают. Просыпаются они юными и навсегда покидают родные места" (Валерий Флакк. Гимны Артемиде).
Многочисленны сказания о маке. Это очень сложный и таинственный цветок, который надлежит изучать людям, одарённым воображением.
Роман Носиков ИЛЬИАДА Новоукраинская былина
Ворота в княжеский терем содрогались от ударов богатырского кулака.
— Открывайте! Илья Муромец пришёл! — раскатистый бас Ильи гремел по всему княжескому двору.
— Пущать не велено. Вакансиев нету! — блеял дьяк богатырского приказу по последней придворной моде обривший голову и обзаведшийся жидковатым пока, но все же оселедцем.
— Открывайте, я сказал! Ворота порушу!
— Князем не велено муромчан на богатырскую службу принимать!
Раздался скрип, переходящий в визг и треск — ворота не выдержали и, поднимая облака пыли, с грохотом рухнули во двор. Из облака пыли протянулась огромная ручища и, схватив дьяка за оседелец, начала волтузить им справа налево и обратно.
— Как не велено?! Кем не велено? Почему не велено?!
— Г-главный волхв запретил… ради чистоты расы. Да, пусти ж ты меня, чурка нерусская! Убьешь ить — голова отвалится.
Илья отпустил дьяковы волосы и вытер ладонь о штаны. Воспользовавшись паузой, дьяк быстро ретировался в сторону детской. Очевидно, звать кого-то на подмогу.
Илья приложил руку к бровям и огляделся. Двор князя русского пребывал в запустении, многие строения покосились, в грязи лежали бродячие собаки. Но самое странное было не это. Самым странным, даже пугающим были шляющиеся повсюду половцы и развешанные на бельевых веревках белые плащи с красными крестами. Народ весь был какой-то злой, никто не работал. На Илюхины шевелюру и бороду смотрели с неодобрением.
— Кацапня понаехала… Бородищу себе какую москаль отрастил!.. Да… далеко им в еще до настоящей-то Европы… — слышалось из медленно собирающейся толпы.
— Кня-а-а-азь! — задрав голову, заревел Илья — Кня-а-а-азь! Красно Солнышко! Владимир Святич!
— Илюшенька? Ты? — донеслось из терема. — Не шуми — сейчас спускаюсь!
Князь Владимир Красно Солнышко показался на крылечке терема. Выглядел князь по-дурацки. Во-первых, был он лыс, и оселедец из трех-четырех волосин впечатления не производил. А во-вторых, побрив бороду, князь выставил на обозрение некоторое количество лишних подбородков.
— Илюшенька! Здравствуй, родной! Как доехал? К нам надолго ли? По делу или как?
— Соловья-разбойника привёз.
— А и где он?
— К седлу приторочен. Я слышал, ты награду за него обещал. А тому, кто Соловья изничтожит, обещал место почетное в своей дружине? Ну, так вот он я, а вот — Соловей!
— Прибил?! Насмерть? — забеспокоился князь.
— Живой. Зубы только все выбиты.
— Ай-ай-ай! Как же так?! Все зубы… Ай-ай-ай… Разве можно так?
— Ну, ежели палицей попасть, как следует, то — можно.
— Ты, Илюшенька, личность темная, дремучая, настоящий политический момент совсем не понимаешь. Как же можно защитника отечества да палицей по зубам?! Он же ить всё ж таки национальный герой!
— Кто герой? — опешил Илья. — Он ведь бандит, душегуб, убийца!
— Ты, Илюша, совсем ничего не понимаешь! Соловей, он ведь на какой дороге сидел?! Он же на муромской дороге сидел! Нас от москалей защищал, чтоб, значит, москали к нам не лезли! Соловей — это ж настоящий патриот! А ты его — по зубам?!
— Да вы ополоумели тут все, что ли?! — заорал Илья. — Он же людей живьём жрал! Он и родственнички его! Малых детей и баб до смерти замучивал!
Князь схватился за илюхину рубашку, потянул Илью на себя, и резко поднявшись на цыпочки, жарко зашептал в ухо:
— Илюша, я тебя Христом-Богом прошу — не ори! Не привлекай внимания! Я тебе денег дам, только увези его подальше, аспида, и удави по-тихому. Мы потом ему памятник поставим как патриоту, от москалей умученному, а день его рождения государственным праздником сделаем.
Илья нагнулся и тяжело, из-под бровей, посмотрел князю в глаза.
— Может, его отпустить тогда? Раз патриот? Я прямо сейчас его и выпущу. Здесь. Вот его и награждай.
— Илюша, ну не обижайся ты на меня. Политика — штука тонкая. Тебе не понять! Мы сделали европейский выбор и против москальской имперской азиатчины. Понял меня? Только ты его все равно удави. Очень прошу. Ведь при такой конъюнктуре он же запросто может князем стать вместо меня! Понимаешь ты? Князем!
— Понятно… Ладно. А почему муромчанам запрещено в дружину наниматься? Потому, что москали?
— Ну видишь, Илюша, и вовсе ты не глуп! Всё-то ты понимаешь! У меня волхв придворный, Палий, говорит, что москали, если их на княжескую службу допускать, — они сюда азиатчину принесут и украдут наше исконное право на Русь и европейство. А ты, Илюша, самый что ни на есть — нерусский. Ты — финно-угр.
— Это какой я не русский?! Это я — нерусский?! — потерял контроль над голосом Илья — Я?! Это ради какого такого "европейства" можно меня, русского человека, — нерусским сделать? Кто тебя, барана в короне, защищать будет? Я вон ворота сломал, а никто из дружины и не пришел до сих пор! Где Попович Лёшка? Добрыня где? Я тебя спрашиваю, княжеская морда! Данила Казарин где? Где Михайло Поток?
— Так ушли все. Разъехались! Попович из Ростова Великого, он — москаль, к тому ж мы с православием сейчас не очень — не европейская религия. Мы больше к истокам. Вот волхва завели. Миссионер из Рима прибыл. Поток из Рязани, Казарин — вообще хазарской крови, а…
— А Добрыня запил? — неожиданно спокойно то ли спросил, то ли сообщил Илья.
— Ну… да. Пришлось — того. По несоответствию. А как ты догадался?
— Я бы на его месте тоже запил. А он же тебе, князь, как отец…
В этот момент Илью отвлекла какая-то возня за спиной. Повернувшись, он увидел целую толпу одетых в железо людей, а среди них давешнего оскорбленного дьяка и еще какую-то гнусную рожу в балахоне, всю увешанную амулетами и оберегами. Из толпы вышел здоровяк в нерусском доспехе с красными крестами на плаще.
— Ви йесть извьестный террорист Ilya of the Murometz, разыскиваемый за геноцид украинского и половецкого народа и военные преступления? Ви йесть арестованы. Вас будут судить Международный суд в Гааге.
— Русские мы! — попытался вмешаться князь.
— Украинского народа. — упрямо повторил здоровяк. — Что значит — "у самого края борьбы с москалями и агрессивно-параноидальным имперским москализмом".
— Ну, коли так, то — ладно, — пробормотал князь.
— А это что за прыщ вскочил? — повернулся Илья к князю — Откуда такая радость?
— Илюша! Ну, я ж предупреждал, чтоб ты не орал! Это наши друзья из Ордена Крестоносцев. Мы очень хотим с ними дружить и почти присоединились. Богатыри-то разбежались — ну, я и разрешил им военную базу у нас организовать. Защита-то нужна! Эх.. хотел я по-хорошему. Чтобы тихо всё… Ты уж теперь не обессудь…
