12
Из открытой балконной двери марьинской квартиры потянуло неприятным запахом. Ирина поморщилась. Как будто с люблинских полей аэрации.
Но Кирилл, похоже, ничего не замечал, уставившись в компьютер. Она посмотрела на его лицо, снова поморщилась. Но уже не от запаха. Ее раздражала борода, она казалась совершенно неуместной, какой-то опереточной в московской жизни. Он что, прячется в нее? Ирину охватило внезапное раздражение. Или, напротив, надеется выделиться из толпы? Смешно.
Она вздохнула.
— Мне не нравится, — сказал он, не отрываясь от экрана. — Мне совершенно не нравится то, что пишут эти с-сопляки, — цедил он сквозь зубы.
Ирине показалось, будто она увидела, как слова слетают с его губ и застревают в бороде. Она усмехнулась.
— Ну надо же, а? — Он повернулся к ней.
Это означало, что она не должна больше молчать. Его взгляд требовал от нее участия в осуждении недостойных.
Но ей не хотелось никого осуждать. Чем она сама лучше? Или он? Такие же землепользователи, вдруг пришло в голову странное слово. Странное — если говорить о Земле как планете. Они, как и остальные, пользуются ею. Что и объединяет всех. Абсолютно всех. Больше никого ничто не объединяет по-настоящему. Даже вот этот запах из окна. Она его слышит, а Кирилл — нет.
— Может быть, им не нравится то, что ты предлагаешь? — заставила она себя подать голос.
— Я предлагаю им…
Внутреннее раздражение подтолкнуло ее, и она не удержалась:
— Предложи им то, чего у них нет. То, чего они хотят на самом деле. Они напишут тебе совсем другое.
— Все хотят одного, — презрительно фыркнул Кирилл. — Успеха, славы. Но того и другого на всех не хватит.
— Того и другого хотят те, у кого уже что-то есть, — заметила она.
— Тогда что ты имеешь в виду? — Он смотрел на нее сквозь щелки глаз. Это означало крайнее раздражение.
— Ты предложи им работу, — сказала Ирина.
Кирилл пожал плечами, но глаза обрели привычные очертания. Он услышал то, что она сказала.
— Где, предполагается, я возьму им всем работу? У кого?
— У тех, у кого она есть, — ответила Ирина.
— Отнять? — Кирилл усмехнулся.
— Нет. У тех, кто ее может дать. — Она скрестила руки на груди. — Ты хочешь, чтобы твои бизнесдеятели дали деньги для организации. Пусть лучше дадут твоей организации рабочие места. А ты их распределишь. Это будет такая акция! — Она почувствовала, как ее настроение переменилось. А что, внезапная мысль как озарение — разве не здорово?
Кирилл молчал. Он перевел взгляд на окно, засунул руку под бороду и прошелся рукой по шее. Ирина хорошо знала этот признак глубокого волнения. Значит, оценил ее идею, но, чтобы признаться в том, ему нужно преодолеть себя. А для этого развить мысль, которую она только что высказала. Таким образом сделать ее своей.
— Когда они получат работу, — говорил он, потирая шею, — они станут платить взносы. По-моему, моя концепция верна, — сказал он.
Ирина хотела заметить, что концепцию придумала она, но удержалась. В конце концов, зачем ей его признание? Какой в этом смысл? И удивилась — на самом деле, для нее давно в отношениях с Кириллом смысла почти не было.
— Давай-ка быстро за компьютер, — скомандовал Кирилл, поднимаясь из рабочего кресла. — Оформи все, что я сказал.
Она увидела горячечный блеск в его глазах. В этой маленькой квартире на одиннадцатом этаже он казался чрезмерным, ненатуральным и потому неуместным. Совсем иным, чем на «вятских просторах» — в больших комнатах, на полупустынных улицах, на почти безлюдных, по сравнению с Москвой, площадях.
Но разве не на этот блеск она подсела? Разве не в ответ на него в ее собственной голове вспыхивали невероятные идеи? Может быть, возбуждение ума сообщило возбуждение телу, и она позволила себе отдать его Кириллу — в пользование. Но он не понял, он обманулся. Он подумал, что она отдала ему и душу тоже. То есть всю себя, целиком. Но она-то знает: как только ее тело устанет от его тела, между ними все кончится. Кажется, это произойдет совсем скоро…
Она медленно села за стол, подвинула рабочее кресло и уставилась на экран. Смотрела, но мысли были не здесь.
Не-ет, она не выйдет замуж за Кирилла. Она ни за кого не выйдет замуж, пока точно не узнает, что и у нее есть любовь. В доме Ирины никогда не говорили о любви. А того, о чем не слышишь, — того и нет. Но говорили о браке.
О том, что женщина не может жить одна, Ирина слышала чаще всего от бабушки. Мать молча соглашалась, но Ирина замечала, как меняется ее лицо при таких разговорах. Как будто она хотела что-то сказать… такое, о чем принуждала себя молчать и делала это старательно — сжимала губы так плотно, что они бледнели даже под слоем помады.
— Мужчина должен быть надежным, — говорила бабушка. — Порядочным. Состоятельным.
— А любовь? — спросила однажды Ирина.
— Любовь? — Бабушка вздохнула. — Это фейерверк. Он светит недолго. Вспыхнул — и нету. Пиротехника — вот что такое любовь.
Ирина заметила, как побледнели щеки матери. Но она продолжала молчать.
— А брак — это лампочка, да? — допытывалась Ирина.
— Похоже, — кивнула бабушка. — И знаешь, — она улыбнулась, — лучше всего не простая, а энергосберегающая. Указано — двадцать пять ватт, вкрутишь — начинает гореть слабо, а потом так разойдется, что светит будто стоваттовая. Вот это самый лучший вариант брака.
— Мама, как всегда, все рассматривает с точки зрения инженера, — наконец подала голос Зоя Павловна.
— Только с такой и можно рассматривать жизнь. — Маргарита Федоровна пожала плечами. — Человек — конструкция. Семья — тем более.
Но Ирине не нравилось, как жила их семья и их знакомые. Но почему? Ведь если существует в природе любовь, почему ее нет у тех, кто близко? Она решила обязательно найти ее. Первым объектом стал Вовик, сын знакомых по Вьетнаму. Она увидела его, когда училась в десятом классе. Он был высокий, накаченный парень и вполне годился как объект внимания. Они ходили в ночной клуб несколько раз, а потом — на Новый год собралась компания у него на даче.
Там случилось то, что Ирине казалось сутью любви… Но после нескольких встреч она поняла: вовсе даже нет. Этот опыт полезен только по одной причине — без участия мужчины не узнать, что такое любовь. С помощью Вовика она определила: есть желание тела и желание души. Вовик годился только для удовлетворения тела. Как только он исчезал из поля зрения, она тут же забывала о нем. Ей было все равно, чем он занимается, о чем думает, с кем проводит время.
Поэтому, когда бабушка и мать говорили ей, что Вовик может быть удачной партией, она только смеялась…
