кружиться.
— Мэйуид будет откровенен, великолепный Спиндл, замечательный путешественник, — возможно! Поэтому... вперед! Только вперед! Ни шагу назад!
И они пошли, Триффан впереди, за ним Спиндл, потом Старлинг и, наконец, Мэйуид. И когда один из них вот-вот готов был упасть, они поддерживали друг друга. Все промокли, сердца колотились от страха, но вот последний прыжок — и кроты с облегчением поняли, что находятся у противоположного края всасывающей решетки.
Пройти дальше оказалось возможным по трубам, которые начинались как раз здесь, где бурлящая вода спадала за решеткой. Трубы были небольшие, но вполне пригодные для того, чтобы по ним мог передвигаться крот, за исключением одной подробности, о которой Мэйуид, вероятно, догадался, но говорить не стал: днище труб было ужасно скользким. Когда первый крот начал спускаться, он заскользил, приостановить скольжение не смог, начал скатываться вниз, полетел, кувыркаясь, стукаясь о стенки трубы, все вниз, вниз, пока не вылетел — плюх! — прямо в воду. За ним следующий — плюх! Еще два плюха — и вот кроты уже внизу, мокрые, грязные, задыхающиеся.
— Замечательно, о достойнейшие господа и милостивая, немного промокшая юная дама! Мэйуид приветствует вас всех!
Они посмотрели вверх и увидели решетку и водопад, сливающийся в большую лужу, куда их выплюнули трубы, по которым Мэйуид заставил их спуститься.
Сверху сюда вели еще и другие трубы, но, похоже, больше всего забиты илом и наносами были те, по которым скатились путешественники. Кроты много времени потратили, счищая с себя грязь. Только потом они заговорили. Больше всех негодовал ужасно перепачкавшийся чистюля Спиндл. Вдруг он расплылся в улыбке, указывая лапой на трубу, по которой они слетели. Старлинг испустила крик восторга. Там, ясный как день, виднелся знак, оставленный Хитом! Знак жизни и всего живого.
— Но как это может быть?.. — спросил Триффан за всех.
— Действительно как, почтенный мыслитель? — воскликнул Мэйуид, расплываясь в одной из своих самых обезоруживающих улыбок, которой он славился до ухода из Данктонского Леса. При этом он показал лапой чуть дальше: на стене переполненного грохотом тоннеля виднелся еще один знак, который вел их — к третьему.
В течение последующих нескольких дней кротам удалось установить, что Хит действительно после нападения крыс остался жив, более того, проделал тот же путь, что они, и пришел в эти же тоннели. При этом он время от времени возвращался и опять шел по своим собственным следам, как будто отыскивал разные пути к местам, где однажды побывал. Быть может, он надеялся, что в один прекрасный день Рован пойдет по его стопам, и помечал дорогу дважды, а один раз даже трижды. Похоже, он стремился показать будущему последователю, что в Вене есть хорошие пути, а есть плохие.
Судя по обнаруженным знакам, где-то здесь Хит прожил значительное время, вероятно несколько лет, потому что знаки менялись: сначала был простой знак, потом появились более сложные, — и Триффан предположил, что дополнительные были предупреждающими: крысы обозначались чем-то вроде крючка, вода — несколькими черточками. Был еще какой-то знак, размером меньше других, но они никак не могли догадаться, что он обозначает. Первоначальный знак иногда дублировался, а пройдя подальше, они нашли его повторенным трижды. Триффан считал, что бедняга Хит, запертый в тоннелях Вена, встретил здесь по крайней мере три Самых Долгих Ночи.
❦
Почти целый месяц шли кроты до места, где знак червя повторялся трижды, а добравшись, они решили, что находятся вблизи жилища Хита. Была надежда, что он еще там. Через некоторое время им стали попадаться выходы из тоннелей на поверхность, но лишь немногие позволяли выбраться наружу. Обычно они оказывались закрыты у самой земли решетками, слишком частыми, чтобы кроты могли протиснуться сквозь них.
Теперь они совсем не слышали пения птиц и не ощущали запаха травы и деревьев. Только ревущие совы и топот двуногих — днем и ночью.
Пища здесь была скудной: червяки, личинки, моль, пауки, наевшиеся навоза. Чтобы не вытошнило, они старались не всматриваться в то, что ели.
Крыс они видели, но из безопасной позиции — с расположенной высоко трубы, которую нашел Мэйуид. Кроме того, кроты так сильно пропитались снаружи вонью от канализационного водостока, а изнутри — от дрянной пищи, что пахло от них только грязью и крысы их попросту не замечали. Быть может, в менее шумных тоннелях крысы учуяли бы кротов по вибрации, но, так или иначе, до сих пор путешественникам удавалось избегать этой опасности.
Все же они понимали, что когда-нибудь придется сразиться с крысами, и двигались тесной группкой, всегда готовые отразить нападение. Из рассказа Рована они вынесли урок: на Полынном пустыре Хит сам бросился на крысу — и она отступила.
Более серьезной опасностью казались потоки, которые то и дело внезапно извергались из труб, но кроты научились предугадывать такие выбросы и устраивались на бортиках. Гораздо страшнее — и избежать этого было невозможно — оказались потоки горячей воды. Она дымилась, и дым разъедал носы и глаза, с чем раньше кроты не сталкивались; Спиндл первый попал в такой ужасный поток и обжегся, его задние лапы распухли и болели несколько дней.
Еще одну опасность представляли собой порезы, от них страдали все. Заживали порезы очень медленно, а иные и вовсе не заживали, причиняя сильную боль, превращаясь в язвы.
Кроты могли бы попытаться выбраться на поверхность в одном-двух местах, но, понюхав воздух, поняли, что уже наступил суровый декабрь. Воздух был холодным. Однажды в тоннель через решетку попал снег и лежал там серо-белым пятном, повторяя рисунок круглой решетки. Кроты разглядывали снег, трогали его, словно это было какое-то чудо. Снег казался белым и чистым, а исходивший от него свет будил далекие воспоминания, как будто вернулось детство, где летом они ходили по земле среди травы и деревьев, где пели птицы, дул ветерок и хорошо пахло. Мир, чуждый темноте, в которой они затерялись сейчас.
Затерялись. Они не произносили этого слова. Однако, если бы не знаки, оставленные Хитом, кроты чувствовали бы себя совсем несчастными.
Они ушли далеко на восток, но чутье Триффана, ученого-летописца, все сильнее подсказывало ему, что путь, предначертанный Камнем, лежит через тоннели, уходящие на север. Они бы и пошли туда, но знаки Хита влекли их вперед, словно там их ожидало некое озарение. Так что Триффан и Мэйуид продолжали вести своих спутников на восток, игнорируя зов, становившийся все сильнее по мере того, как с каждым днем приближалась Самая Долгая Ночь. Зов требовал повернуть на север.
❦
Добравшись наконец до места, где
