На цыпочках возвращаясь к дивану, она наступила на скрипучую половицу – и замерла. Там, за дверью. На тёмной лестнице. Кто-то слушает. Она стояла в круге неяркого света, повторяя: «Здесь никого больше нет, кроме тебя. Ты одна».
Верилось с трудом.
Минуты утекали в никуда, всё ещё в джинсах и майке, а не в пижаме, Геля сидела на полу за диваном, поближе к лампе, пыталась читать случайную книгу, но дёргалась то и дело и поглядывала в сторону двери. Она оставалась закрытой, и всё-таки… что-то уже проникло в комнату… и вот-вот покажется… откуда-то выглянет… вот-вот… Почему сейчас? Не вчера, не позавчера?!
Зажмурь глаза. Успокойся. Ты одна. Совсем одна. Наедине с собой.
Наедине…
…с собой.
И внезапно чёткое, ослепительно яркое воспоминание обрушилось на неё:
– Пусть явится, кто захочет! – говорит Наташа. Ей надоело спорить, какого духа нужно вызвать. За окном темно, шелестят ветви яблонь.
– Погоди, надо же, наверное, уточнить, из какого примерно века? – это Макс, он любит точность.
– Лучше из будущего! – подхватывает Лена.
– А разве можно вызывать духов не только из прошлого? – с сомнением бормочет Илья…
Она считала тогда, что духи обитают там, где время не имеет значения, а следовательно, им можно путешествовать по его течению в любую сторону. И она подумала: интересно было бы побеседовать с собственным призраком. Ну, он ведь появится когда-нибудь. Идея была пугающей – как любая мысль о смерти, но и заманчивой одновременно. У кого же ещё узнавать свое будущее? Твой дух не станет гадать и предполагать, а всё расскажет как есть. То есть как было. Он ведь уже знает, какую жизнь ты проживёшь. На этом Геля немножко запуталась, но в правильности своих рассуждений не усомнилась по-прежнему. И вот все постановили: «Да пусть приходит кто угодно из потустороннего мира!» – и только она загадала про себя, кого хочет увидеть.
С этого момента в доме появилось нечто маленькое, незримое, несчастное… «Да, это я, – вдруг поняла Геля с ужасом, – это моя душа», её и при жизни-то никто не принимал во внимание – ни друзья, ни родители, ни сама Геля, а теперь – тем более. Но она так хотела быть услышанной… предупредить… Потому что действительно знала будущее.
Знала, что придётся общаться с людьми, которым безразлична, каждый день посвящать нелюбимой работе… Она хотела крикнуть: неужели это – жизнь? И так будет до самого конца?
Геля, может быть, пора спросить себя:
– Ты боишься смерти? Боишься, что тебя… не будет?
– Конечно…
– Но тебя и так нет!
Нет! – эхо от беззвучного крика. – И никогда не было!
Неужели правда?
Она сидела в углу, между стеной и диваном, обхватив колени руками, и плакала. Некрасиво хлюпая носом. Плакала, плакала и не могла остановиться. Это так страшно – знать, что ты лишила кого-то жизни. А ещё страшнее – знать, что этот кто-то – ты сама.
Учёба, работа, дом, окружающие люди – всё было не твоё. А ты цеплялась за них, боялась что-то изменить… и навсегда осталась серой тенью, обречённой видеть, что всё могло сложиться иначе. Каково помнить об этом целую вечность! Беситься в безнадёжных попытках что-то исправить, достучаться до самой себя. Несколько счастливых дней тебе казалось: может быть, что-то изменится… может быть, ты наконец-то прислушалась… поняла… Но вот отпуск подошёл к концу – и выяснилось, что возвращение к привычному унылому существованию неизбежно.
Размазывая слёзы по лицу, Геля раскачивалась из стороны в сторону, словно баюкала и себя, и свою маленькую погубленную тень. Успокойся, ш-ш-ш… не плачь… Я что-нибудь придумаю, слышишь? Я буду навещать тебя и рассказывать, как наша жизнь меняется с каждым днём. И ты успокоишься, и перестанешь терзаться…
Так приятно провести несколько дней в безоблачных мечтаниях, устроить себе этакий сеанс арт-терапии… Но если потом вернуться к тому, что было, из цветного мира снова нырнуть в серую, затхлую повседневность, станет только хуже. А она ведь именно так и поступила бы.
Геля порывисто вздохнула, подавляя новый всхлип. Она всегда опиралась на чьи-то решения, пряталась за ними, точно сама закрывала изнутри дверцу своей клетки: мол, что поделаешь, придётся тут посидеть пока. Выйти оттуда было страшно – намного страшнее, чем столкнуться с привидением. Снаружи её встретят укоризненные взгляды и недовольное бурчание: ну, Геля, ну, посмотри, какая прочная, добротная клеточка, – всякий захотел бы здесь жить, одна ты такая неблагодарная.
И ведь не поспоришь.
Она вытерла глаза тыльной стороной ладони. Веки, наверное, неэстетично вспухли и покраснели. Хорошо, что никто не увидит, кроме неё самой.
Глупо, наверное, сидеть за диваном. Снова приниматься за чтение – тоже. Геля переложила книгу с пола на промятую диванную подушку, бесцельно походила туда-сюда по комнате, потом тоже примостилась рядом.
Надо было что-то предпринять, прямо сейчас. Что-то такое решительное. Может, взять лист бумаги и написать для родителей этакое объяснительное послание – насчёт колледжа и всего остального. Будет намного проще, если не мямлить что-то невразумительное экспромтом, а вручить маме с папой загодя составленное письмо, попросить его прочитать и тихонько выскользнуть из комнаты. Посидеть несколько минут на кухне, конвульсивно стиснув руки на коленях – ладонь в ладони, подождать, пока мама не окликнет встревоженно: «Геля! Ты где? Вот это – это что такое? Это шутка, я надеюсь?» – и уже тогда с покорной обречённостью идти обратно, выслушивать родительские ахи и охи.
Одним разговором, само собой, дело всё равно не обойдётся – Геля уже предвидела, что её ждёт долгая череда упрёков, возражений, увещеваний. Не исключено, что будут слёзы и крики. Но так получится избежать хотя бы самого первого, самого сложного объяснения. Дальше остаётся только стоять на своём: это не моя жизнь, я не могу так больше. Что родители смогут сделать? Не потащат же её силком на занятия в колледж?
Наверное, и правда стоило бы заранее сформулировать все свои желания – и уж тем более нежелания. Неприятные сюрпризы всегда лучше планировать заблаговременно: пока родители в шоке, есть шанс хоть немного на них повлиять, если получится при этом самой сохранить спокойствие… Но после слёз накатила апатия. Геля поймала себя на том, что вот уже минуту отрешённо теребит корешок злополучной книжки – он даже растрепался немного.
Она знала, что непременно запутается, смутится, и тут уж никакие бумажки не помогут, пусть даже у неё получится сочинение на пять с плюсом. Хоть она и обладает богатым воображением, зато с логикой у мамы с папой дела обстоят намного лучше; сбить их с толку будет не так-то просто. Геля отлично представляла, как их четкие и правильные планы, маршируя стройными рядами, тут же двинутся в атаку на её беспорядочные и потому беззащитные фантазии.
Ей отчаянно хотелось, чтобы рядом с ней в этот момент стоял кто-то ещё – держал за руку и даже не говорил ничего, просто был рядом. Хоть бы даже и призрак. Но робкая, пугливая тень останется здесь, в зачарованном доме, а больше никого нет. Совсем никого.
– Чудес не бывает, да? – спросила Геля с горечью. Можно вызвать из небытия привидение – это, оказывается, не так уж сложно, если сказать правильные слова, а вот с материальным миром так просто не договоришься…
Разглядывая окончательно разлохмаченный корешок недочитанного романа, Геля внезапно различила в тишине какой-то очень тихий звук, знакомый звук – откуда? Она не сразу поняла, что это такое: телефон. Внизу, в рюкзаке. Первый импульс был – не подходить, но вдруг это родители, вдруг случилось что-то!
Геля босиком сбежала вниз по лестнице; в спешке чуть не стукнулась головой о низкую притолоку, да ещё неловко задела локтем о вешалку в прихожей – в темноте-то. Она не сомневалась, что безнадёжно опоздала, когда наконец-то откопала мобильный в недрах практически бездонного рюкзака: придётся теперь перезванивать. Но в ответ на свое торопливое «аллё» всё-таки услышала прерывающийся, разодранный помехами голос:
– Э-э-э… Это Юра. Я уж думал, ты не ответишь.
Геля на секунду растерялась, потирая свободной рукой ушибленный локоть, потом опомнилась:
– Подожди, тут плохо сеть ловится, я сейчас.
Она вылетела на крыльцо, босыми пятками протопала по ступенькам, метнулась по дорожке во тьму. Зачем он звонит? Хочет спросить что-то про колледж? Она замерла у калитки, не зная, придётся ли идти дальше, чтобы поймать ускользающий слабенький сигнал. Глаза ещё не совсем привыкли к сумеркам, и все вокруг казалось призрачно-серым.
– Так нормально? Слышишь меня?
Наверное, плучилось слишком громко, потому что Юра ответил чуть озадаченно:
– Ну да. Слышу. – Из мобильника по-прежнему раздавался треск, но теперь Юрин голос звучал более-менее ровно – с некоторыми запинками, правда, но уж это по вине Юры, а не сотовой компании: – Я это… ну… ты говорила, у тебя день рождения в конце августа, только не сказала, когда именно. Так что я хотел вроде как тебя поздравить – то есть, может быть, поздновато, но заранее тоже было бы как-то странно… В общем… как бы… Я вот подумал и…
