– Я не мог ошибиться, сэр, потому что говорил с нею, сэр.
– Ну, тогда расскажите мне все еще раз.
Найтон повиновался.
– Я завершил сделку с Бартермером, – объяснил секретарь, – и отправился в «Ритц», чтобы собрать свои вещи, пообедать и успеть на девятичасовой вечерний поезд с Северного вокзала. У стойки регистрации в гостинице я увидел женщину и узнал ее – это была горничная миссис Кеттеринг. Я подошел к ней и спросил, не остановилась ли миссис Кеттеринг в этом же отеле.
– Да, да, – пробормотал ван Олдин. – Ну конечно. И она ответила вам, что сама Рут на Ривьере, а ее послала в «Ритц» дожидаться дальнейших распоряжений.
– Именно так, сэр.
– Очень странно, – заметил ван Олдин. – Действительно, это выглядит очень странно, если только эта женщина не повела себя ненадлежащим образом.
– Но в этом случае, – возразил Найтон, – миссис Кеттеринг наверняка заплатила бы ей отступного и отослала в Англию. Вряд ли она бы отправила ее в «Ритц».
– Да, – тихо согласился миллионер. – Вы правы.
Он хотел еще что-то сказать, но сдержался. Хотя ему и нравился Найтон, которого он уважал и которому доверял, Руфус не считал возможным обсуждать с секретарем частную жизнь своей дочери. Он уже и так был сильно задет тем, что Рут не сказала ему всей правды, а эта случайная дополнительная информация отнюдь не уменьшила его опасений. Почему Рут избавилась от горничной в Париже? Что или кто мог заставить ее так поступить?
На секунду ван Олдин задумался над этим невероятным стечением обстоятельств. Разве могло прийти в голову Рут – если только не в самой невероятной фантазии, – что первым человеком, с которым ее горничная столкнется в Париже, будет секретарь ее отца? Но ведь именно так раскрываются секреты. Именно так все тайное становится явным…
Руфус зацепился за последнюю фразу, которая возникла у него в голове совершенно случайно, но в то же время была абсолютно естественна. А было ли что-то, что должно было «стать явным»? Он боялся задать этот вопрос самому себе, потому что был уверен в ответе. У этого ответа было имя – Арман де ля Рош.
Ван Олдину было горько, что его собственная дочь позволила подобному типу одурачить себя, хотя, с другой стороны, он вынужден был признаться, что Рут находилась в достойной компании – многие умные женщины из хороших семей тоже поддались чарам этого графа. Мужчины сразу же раскусывали его, а вот женщины – нет…
Ван Олдин задумался над тем, что ему надо сказать, чтобы развеять сомнения, которые могли появиться у его секретаря.
– Рут любит неожиданно менять свои планы, – заметил американец, а затем добавил небрежным тоном: – А горничная никак не объяснила эти изменения?
Отвечая, Найтон постарался, чтобы его голос звучал как можно естественнее.
– Она сказала, сэр, что миссис Кеттеринг неожиданно встретила кого-то.
– Ах, вот как… – Натренированное ухо секретаря услышало напряженные нотки, в казалось бы, равнодушном тоне. – Понятно. Мужчину или женщину?
– Кажется, она сказала, что мужчину.
Ван Олдин кивнул. Сбывались его самые ужасные предчувствия. Он встал и стал мерить шагами комнату – привычка, которая всегда проявлялась, когда Руфус волновался. Не в силах больше сдерживать свои эмоции, он взорвался:
– Мужчина не в состоянии добиться только одного – он не в состоянии заставить женщину следовать голосу разума. Так или иначе, но у них нет никакого рассудка. Даже если речь идет о женском инстинкте; всему миру известно, что женщина – это самая легкая цель для любого афериста. Ни одна из десяти женщин не сможет различить мошенника, если встретит его, – они легко пойдут за любым смазливым идиотом с хорошо подвешенным языком. Была бы моя воля…
Его прервали. В комнату вошел портье и вручил ван Олдину телеграмму. Руфус открыл ее и внезапно побелел как мел. Он схватился за спинку стула, чтобы устоять на ногах, и жестом отпустил портье.
– Что случилось, сэр? – заволновался Найтон.
– Рут… – произнес ван Олдин хриплым голосом.
– Миссис Кеттеринг?
– Мертва.
– Несчастный случай на поезде?
Американец покачал головой:
– Нет. Здесь говорится, что ее еще и ограбили. Они прямо этого не пишут, но бедную девочку убили.
– Боже мой, сэр!..
Миллионер пальцем постучал по телеграмме.
– Это из полиции в Ницце. Я должен выехать первым же поездом.
Найтон опять был сама исполнительность. Он взглянул на часы.
– Пятичасовой с Виктории, сэр.
– Отлично. Вы, Найтон, едете со мной. Предупредите моего слугу и соберите свои вещи. Проверьте здесь все, а мне надо заехать на Керзон-стрит.
Раздался резкий звонок телефона, и секретарь снял трубку.
– Слушаю. – Он повернулся к ван Олдину: – Это мистер Гоби, сэр.
– Гоби? Я не смогу его сейчас принять… Хотя нет, подождите, у нас достаточно времени. Пусть подымается.
Американец был железным человеком. Он уже полностью восстановил свое знаменитое хладнокровие. Только несколько людей смогли бы понять, что что-то случилось, глядя на то, как он здоровается с визитером.
– У меня очень мало времени, Гоби. У вас какая-то важная информация?
Мистер Гоби откашлялся.
– Передвижения мистера Кеттеринга, сэр. Вы просили вам о них докладывать.
– Да, ну и что же?
– Мистер Кеттеринг, сэр, вчера утром покинул Лондон и отбыл на Ривьеру.
– Что?
Что-то в голосе американца насторожило мистера Гоби. Этот уважаемый джентльмен на миг забыл о своей привычке никогда не смотреть на своего собеседника и бросил быстрый взгляд на миллионера.
– На каком поезде он отправился? – потребовал у него ван Олдин.
– На «Голубом поезде», сэр.
Мистер Гоби откашлялся еще раз и теперь обратился уже к часам на камине:
– Мадемуазель Мирей, танцовщица из «Пантеона», отправилась этим же поездом.
Глава 14
Рассказ Ады Мейсон
– Сэр, у меня нет слов, чтобы описать весь наш ужас и смятение от произошедшего и всю ту скорбь, которую мы испытываем.
Такими словами судья[23] Карреж встретил ван Олдина. Месье Ко, комиссар, издал приличествующий ситуации звук. Американец резким жестом отмахнулся от всех этих ужасов, смятений и скорбей. Все они находились в следственном отделении префектуры в Ницце. Кроме месье Каррежа, месье Ко и ван Олдина, в комнате находился еще один человек, который и заговорил:
– Мистер ван Олдин ожидает от нас действий. Решительных действий.
– А! – воскликнул комиссар. – Я вас не представил. Месье ван Олдин, позвольте представить вам месье Пуаро. Без сомнения, вы о нем уже слышали. Хотя он вот уже несколько лет как на отдыхе, его имя остается синонимом величайшего из живущих детективов.
– Рад познакомиться с вами, месье Пуаро, – сказал ван Олдин. Независимо от него самого его мозг мгновенно принял решение воспользоваться подвернувшейся возможностью. – Так вы ушли на покой?
– Совершенно верно, месье. Теперь я наслаждаюсь жизнью. – Человечек сделал напыщенный жест.
– Месье Пуаро тоже ехал «Голубым поездом», – пояснил комиссар, – и любезно согласился поделиться с нами своим богатым опытом.
Миллионер проницательно посмотрел на детектива, а затем внезапно сказал:
– Я очень богатый человек, месье Пуаро. Почему-то считается, что богатые люди живут с верой в то, что могут купить все и вся. Это неправда. В своей области я человек известный и хотел бы однажды попросить об услуге другого известного человека.
Пуаро быстро кивнул в знак того, что правильно понял американца.
– Отлично сказано, месье ван Олдин. Я полностью к вашим услугам.
– Благодарю вас, – ответил Руфус. – Могу сказать только одно: обратитесь ко мне в любое время, и вы поймете, насколько я благодарный человек. А теперь, джентльмены, давайте займемся делом.
– Я предлагаю, – вмешался месье Карреж, – допросить горничную, Аду Мейсон. Если я вас правильно понял, месье ван Олдин, вы привезли ее с собой.
– Да, – ответил американец. – Мы захватили ее с собой, когда проезжали через Париж. Она очень расстроена в связи со смертью своей хозяйки, однако излагает свою версию событий достаточно связно.
– Тогда давайте поговорим с нею, – предложил месье Карреж.
Он нажал звонок на своем столе, и через несколько минут в комнату вошла Ада Мейсон.
Женщина была аккуратно одета во все черное, а кончик носа у нее был красным. Она поменяла свои серые перчатки, в которых путешествовала, на пару черных, замшевых. Служанка с беспокойством осмотрела комнату, но, увидев отца своей хозяйки, расслабилась. Следователь всегда гордился своей обходительностью и сделал все, что было в его силах, чтобы успокоить женщину. В этом ему помогал Пуаро, который выступал еще и в качестве переводчика и приятные манеры которого действовали на англичанку успокаивающе.