— Послушай, ты мне тоже не нравишься, но я ведь об этом не кричу. Нельзя же быть столь несносной!
В разгар словесной дуэли Марина заметила, как коротышка забрала у нее из рук музыкальную шкатулку и протянула ее ирландцу.
— Что ты делаешь?
— Возвращаю ему шкатулку.
— Зачем?
— Потому что этот подарок он преподнес тебе не зная, что у тебя есть другой. Если ты оставишь шкатулку себе, то совершишь обман.
Прежде чем Марина успела исправить чудовищную несправедливость, сопровождавший Цицерона полицейский взял ее за локоть и весьма любезно пригласил следовать за ним.
— Чего он хочет? — простонала Марина, глядя на Цицерона.
— Надо предъявить вещи, облагаемые пошлиной, — изрек Цицерон.
Марина смотрела на Патрика, пока ее против воли тащили к таможенному посту. Позади надоедливый тип волочил свой багаж.
Патрик расстроился, он не мог вмешаться, не мог помочь ей, к тому же к нему подошла Антавиана и зашептала на ухо ядовитые слова.
Марина могла вырваться из рук полицейского и снова броситься в крепкие объятия ирландца, но она совсем пала духом.
Ее мыльный пузырь только что лопнул. Счастье оказалось недолгим, о чем она интуитивно догадалась в тот день, когда появилась на свет.
Они шли по нескончаемым коридорам и оказались в плохо освещенной каморке с двумя стульями. Марина упала на один из них, совсем выбившись из сил. Как только полицейский вышел, Цицерон тут же заявил:
— Подписывай там, где тебе скажут, и не отвечай на вопросы.
Марина была не столь уверена в благополучном исходе.
— Им захочется узнать что-либо. Причины подмены и все такое…
— Лучше не открывай рта. Ты и представить себе не можешь, как они набросились на эту колбасу!
— Колбасу?
— Леонора, то есть моя мать, положила в мою сумку колбасу, чтобы я не голодал, а теперь меня обвиняют в том, что я собирался ввезти в Ирландию свиную чуму.
Марина почувствовала себя одиноко.
— Вся эта каша заварилась из-за какой-то колбасы?
— Эти таможенники еще неуступчивее, чем янки.
Марина смутно разглядела нечто вроде света в конце туннеля.
— То есть ты на меня не донес, а про меня они ничего не знают?
— Что ты хочешь, чтобы они знали? Они знают, что мы едем вместе, и что ты меня знаешь.
Марина взвилась как водяной смерч.
— Нас не задержали?
Цицерон отрицательно покачал головой.
— Как только ты подпишешь мою декларацию, все будет в порядке.
Марина подписалась дрожащей рукой на декларации, молча попрощалась с полицейским и прошла путь в обратном направлении, горя желанием придушить своего бестолкового спутника.
Марину жестоко вырвали из объятий единственного живого существа, которое заслуживало ее внимания на всей планете Земля. Ее счастье разнесли на куски из-за какой-то колбасы. Как жалка жизнь человека!
Слова Луси прозвучали точно оплеуха:
— Он ушел.
Марина подняла глаза и не заметила следов веснушчатого лица среди столпившихся в зале прилета руководителей групп с объявлениями и плакатами, создававших часть фауны аэропортов.
«Где же он?»
— Патрик, — заплакала она, садясь на свой чемодан и закрывая лицо руками.
Луси, видно, поняла ее.
— Кто знает, а вдруг он вернется.
Однако ирландец без фамилии исчез, не оставив ни номера своего телефона, ни адреса, ни ника в «мессенджере».
— Почему вы не попросили его подождать меня? — крикнула Марина неверным подругам.
Антавиана встала на их защиту.
— Он должен был узнать правду.
— Какую правду?
— Что ты влюблена в Цицерона и носишь при себе его фотографию.
— Ты ему так сказала? — прорычала Марина.
К счастью, Луси остановила Марину прежде, чем та успела выцарапать глаза мелкой дряни.
— Ты очень злая, — упрекнула ее Антавиана, держась от Марины на безопасном расстоянии.
Цицерон стоял рядом с таким видом, будто речь шла не о нем.
— Вы собираетесь дискутировать всю ночь? Я спрашиваю об этом, потому что автобусы ходят по расписанию.
И тут вся ярость Марины обрушилась на этого странного типа.
— Это ты виноват! Все это произошло из-за тебя!
— Что я тебе такого сделал?
— Почему ты не съел эту колбасу, чтобы тебе лопнуть?!
Марина безутешно зарыдала.
Почему? Почему? Разве стоило знакомиться с Патриком вживую, чтобы тут же потерять его? И как ей быть теперь? Как его найти? Как расхлебать кашу, которую заварил Цицерон?
И тут она вспомнила ужасный закон Маха, который был гораздо хуже закона Мерфи: «Все идет хорошо, чтобы потом все могло идти вкривь и вкось».
Часть вторая
Анхела
Крохотная фея порхала у лица больной, внимательно считая выступившие на ее коже красноватые болячки.
— Семьдесят девять, восемьдесят, восемьдесят одна…
— Ты неправильно посчитала, — едва слышно возразила Анхела. — Вот здесь, за ухом тоже. Я их нащупала.
— Не трогай! — слишком поздно предостерегла ее Лилиан.
— Почему?
Анхела тут же заметила, что ее пальцы стали красными. Это кровь? Она побледнела, хотя ее тело покрывали алые пятна.
— Они превращаются в язвы, — с ужасом пролепетала девушка.
Фея огорченно кивнула головой и утешила ее:
— Скоро все пройдет, только потерпи немного.
Анхела протянула руку к столику и пыталась нащупать что-то, однако Лилиан крепко схватила ее за ладонь.
— Пожалуйста, дай мне посмотреть, позволь мне взять зеркало, — взмолилась Анхела.
Лилиан несколько раз покачала маленькой головкой.
— Ты испугаешься себя.
— У меня нет другого лица.
— Это скоро пройдет.
— А если не пройдет? Если таким оно останется навсегда?
Снова воцарилось молчание, которое прерывал лишь плач Анхелы — отчаянные и неподдельные рыдания, которые были способны заставить даже бабочку быстрее захлопать своими хрупкими крылышками.
— Какой ужас! Марине не справиться с ними!
— Не думай об этом.
— Мы ошиблись. Она слишком юна, слишком неопытна…
— Твоя сестра сообразительнее, чем тебе кажется.
— Какой бы сообразительной она ни была, ей не справиться с Туата Де Дананн.
Лилиан рассмеялась бархатным смешком.
— Могущественные слабы. Чем больше у них власти, тем самодовольнее они становятся и тем больше теряют бдительность.
— Марина всегда заваривает кашу, совсем не думая о том, чем это может для нее кончиться.
— Однако только так мы застигнем их врасплох.
Анхела решительно затрясла головой:
— Мне совсем плохо.
— Конечно, у тебя сильный жар.
Но Анхела упрямо твердила свое:
— Нет, дело в том, что я не могу оставить ее одну.
Она тщетно пыталась встать, что крохотная фея, несмотря на свои маленькие размеры, категорически запретила ей делать:
— Лежи спокойно, ты ей ничем не поможешь!
Анхела еще раз попыталась подняться, затем, обессилев, упала на постель. Когда она провела руками по лицу и волосам, на ее ладонях остались лоскуты кожи и светлые пряди.
— Как ужасно! Я уродина. Как можно было допустить такое?
Лилиан, привыкшая к частым перепадам настроения своей подопечной, решила подождать, пока та успокоится. Уловив подходящий момент, фея нежно поцеловала ее.
— Мне пора к ней.
Анхела простонала:
— Лети и позаботься о ней, не оставляй ее одну ни на миг, оберегай ее. Ты ведь знаешь, моя жизнь зависит от нее, мне бы не хотелось, чтобы…
Лилиан взмахнула крылышками.
— Не случится ничего такого, чего не должно случиться. Все происходит так, как определено заранее.
Анхела захлопала глазами.
— Встреча уже состоялась?
Лилиан согласно кивнула.
— И он не заметил разницы? — спросила Анхела голосом, полным печали.
Лилиан помахала своей палочкой перед лицом подопечной и посыпала ее сверкающим порошком фей.
— Не тревожься, я тебе запрещаю думать об этом. Не случилось ничего такого, чего бы мы не предвидели, хотя… возникла одна ненужная заминка.
Анхела открыла глаза, несмотря на болячки.
— Марина не справляется?
— Дело не в этом, речь идет о накладке. Что-то мне говорит, что контакта и вовсе не было. Придется проверить.
Анхела тщетно попыталась приподняться.
— Я чувствую себя бесполезной, это я должна была там находиться, показать свое лицо и дать бой.
— Какое лицо? Боже мой, разве ты не видишь, как они обезобразили его? Лучше не делай больше глупостей и не воображай себя героиней!
Анхела вздохнула.
— Что из меня сделали? Кем я стала?
Лилиан закрыла глаза и стала осыпать ее нежными поцелуями.
