— О! Как про Москву, — вставил кто-то…
— Да нет, про Вашингтон!
— Иерусалим…
Но я продолжал:
— Посему говорит Господь, Господь Саваоф, Сильный Израилев: о, удовлетворю Я Себя над противниками Моими и отмщу врагам Моим! И обращу на тебя руку Мою и, как в щёлочи, очищу с тебя примесь, и отделю от тебя всё свинцовое; и опять буду поставлять тебе судей, как прежде, и советников, как вначале; тогда будут говорить о тебе: «город правды, столица верная». Сион спасётся правосудием, и обратившиеся сыны его — правдою; всем же отступникам и грешникам — погибель, и оставившие Господа истребятся. Они будут постыжены за дубравы, которые столь вожделенны для вас, и посрамлены за сады, которые вы избрали себе; ибо вы будете, как дуб, которого лист опал, и как сад, в котором нет воды. И сильный будет отрепьем, и дело его — искрою; и будут гореть вместе, — и никто не потушит.
— Ну тогда скажи, что по-твоему идёт не так, не по сценарию? — спросил дотошный дядька в робе.
— Я не читал сценарий. Автор поделился им частично устами Спасителя и через пророков. С моей точки зрения, в России апокалипсис не достиг апогея. Хотя всё к тому шло. Бионавигационные чипы ставили добровольно, по желанию. Пока. А должно было быть в обязательном порядке. Ну, и я уже сказал — мёртвые не встали.
— Так что же нам делать?
— Молиться! — ответила за меня благообразная старушка и потянула за руку к воротам храма великовозрастную внучку.
— Научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетённого, защищайте сироту, вступайтесь за вдову… — добавил я словами пророка.
— Да мы тут теперь все вдовы, — махнула рукой усталая женщина.
— Пока что из всех нас по словам пророка действовал только этот парнишка-врач.
— Ну так давайте организовывать жизнь, если её сколько-то осталось, — предложил работяга.
И все переключились на Никонова.
— А в магазинах брать что-то можно? Без денег? — поинтересовалась усталая женщина.
— Можно, — ответил Никонов, — но важнее подумать о том, как сохранить хотя бы часть продуктов. Холодильники… Сейчас электрики посмотрят, попытаются что-нибудь сделать… Ещё надо попробовать добраться до соседних городов. Водители с сопровождающими выедут пока в двух направлениях…
Какое-то время мы с Давыдычем помогали ему составлять списки. Получалось, что среди пришедших в это утро сюда не было ни одного человека с чипами, не было ни одного человека ненужной профессии — экономиста, юриста, а если были чиновники, то основной их профессией была, скажем, профессия строителя или инженера. Говоря проще, всех можно было для чего-то задействовать. Из пустословов и пустоделов был разве что Давыдыч.
А потом я увидел свет из открытых дверей Воскресенского храма…»
4
— Пойдём-ка в храм, — тихо позвала Дашу Галина Петровна, — пойдём, — и потянула за руку.
— Баб, надо тут знать, что делать.
— Тут без нас разведут, а там на Господа будем полагаться.
— Баб, ну реальные дела делать надо!
— Вон, — повела головой бабушка, — реальных сколько, а молиться кто будет?
— Ну…баб…
— Так ты идёшь или нет? — Галина Петровна уже готова была отпустить Дашину руку и пойти одна. — Может, ещё с кем потанцуешь?
— Иду, иду, — обиженная напоминанием Даша послушно двинулась за ней.
В этот раз Галина Петровна не ограничилась троекратным крестным знамением, а встала на колени и зашептала «Царю Небесный, Утешителю…».
В порыве её не было ничего показного. Даша, хоть и встала рядом, но не могла сосредоточиться, и потому то и дело оглядывалась на людей, толпившихся у колокольни.
Потом они вошли, и Даша заметила, как уверенная в себе бабушка растерялась в гулкой пустоте. Смотрела то на образ Спасителя, то на Матерь Божию, достала из кармана плаща маленький молитвослов и стала его листать, щурясь и прикладывая к языку указательный палец. Достала зажигалку, подошла к подсвечнику, но не решилась зажечь свечи и огарки, которые в нём стояли. Двинулась к одной из лампад, но замерла на полпути и снова беспомощно посмотрела на Спасителя. Потом, вздохнув, в простоте своей попросила:
— Господи, да не знаю я, что делать! Ты укажи, Ты направь! Куда мне грешной разуметь, что тут происходит и какое в том вразумление… Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистым Твоея Матере, преподобных и богоносных отец наших и всех святых помилуй нас. Аминь.
Даша сначала даже не поняла, что произошло. Механически, вслед за бабушкой опустилась на колени. Все лампады и свечи зажглись одновременно. И не с хоров, а откуда-то из-под самого купола многоголосно зазвучало:
— Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный…
Полифония, гармония, полёт голосов в этом пении были такие, что умиление и покой охватывали душу, и она начинала существовать в теле совершенно обособленной сущностью. Даже, можно сказать, со своим собственным сознанием.
— Бабушка, что это? — прошептала Даша.
— Тише… — только-то и сказала бабушка.
— Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение… — голоса, разделённые по высоте и каноном с опозданием на половину, может быть, такта, набирали силу.
Галина Петровна тихо произнесла:
— Думала сначала, в прелесть впала… Но мы же в храме… Ты видишь у царских врат?..
— Нет, я не вижу. Только слышу.
— Ангелы, — с содроганием в голосе, но твёрдо определила Галина Петровна.
— Иже Херувимы тайно образующе, и Животворящей Троице Трисвятую песнь припевающе…
— Благословен грядый во имя Господне, осанна в вышних! — ответила хору бабушка, и на вопросительный взгляд внучки ответила: — Так надо, так еврейские детишки Христа при входе в Иерусалим приветствовали.
— Двери, двери, премудростию вонмем! — лёг поверх хора мужской голос.
И в этот момент со стороны входа прозвучал вопрос Никонова:
— Господи, что это?
И хор умолк. Свечи погасли так же неожиданно, как загорелись. Только запах ладана оставался под гулкими сводами.
— Принесла нелёгкая, — вздохнула Галина Петровна.
На пороге стояли, ошарашенные и смущённые, Никонов, увешанный оружием, Михаил Давыдович с широко открытым ртом, озадаченный Эньлай и Макар, который опустился на колени, склонив голову. Он и заговорил первым:
— Не вовремя мы.
— Это из-за меня всё прекратилось, — решил Никонов.
— А может, из-за моей китайской рожи… — поддержал Эньлай.
— Может, и из-за вас, — сказала Галина Петровна, но покосилась при этом на Михаила Давыдовича.
— Это что было, чудо какое-то? — спросил профессор.
Ему никто не ответил.
— Мне показалось, я слышал голос отца Сергия, — задумчиво сказал Олег.
— Мне тоже, — подтвердил Макар.
— Ты его знал?
— А кто, по-твоему, при кладбищенской часовенке ему помогал? У меня и ключи от неё.
— Вот как…
Галина Петровна подошла к Никонову в упор и спросила:
— Ну раз ты у нас командир, говори: чего нам с внучкой для общего блага делать?
Олег явно растерялся. Не готов был сейчас к такому вопросу. Зато Макар спросил вдруг совсем о другом:
— А вы, простите, не знаю, как вас?..
— Галина Петровна.
— А вы, Галина Петровна, часом не из тех, кто на все службы ходит, все посты соблюдает и среду и пятницу чтит?
— А что в этом такого? Нельзя, что ли? — насторожилась Галина Петровна.
— Бабушка и меня приучает, только я… — хотела вставить Даша.
— Помолчи, внучка… На все службы-то здоровья не хватало. Болела когда. Тебе зачем знать?
Макар улыбнулся недоверию старушки.
— Да нет, ничего, хорошо, что такие люди есть. Особенно, что есть среди нас, — повернулся и направился к выходу.
Галина Петровна пожала плечами: мол, чего хотел?
— Нет, вы мне скажите, что сейчас было? — не унимался Михаил Давыдович. — И почему прекратилось?
— Ты ноги перед входом в дом вытираешь? — резко, почти сквозь зубы процедил Макар.
— Н-ну… — неуверенно подтвердил профессор.
— На этих ступенях точно так же с душой поступать надо.
— Я же сегодня вроде добрый… — обиженно сказал Михаил Давыдович.
— Бабушка, а что всё это значило? — неожиданно поддержала Даша вопрос Михаила Давыдовича.
— Да всё просто, — остановилась Галина Петровна. — Таинства, таинства должны быть! Они только ко спасению служат. И если люди в храме не служат, то Ангелы за них это делают. А когда и они уйдут, вот тогда и наступит мерзость запустения…
— Точно, — крякнул Макар.
— Ну, сейчас вы ещё про ИНН и чипы эти несчастные начнёте, — отмахнулся Михаил Давыдович. — Никто ж силой их вживлять не заставляет. Всё честно. Хочешь — ставь, хочешь — не ставь.
— Да чипы-то тут при чём?! Чипы — это последняя стадия! — взбеленился вдруг Макар. — Это уже откровенное признание! А началось всё куда как раньше! Взятку берёшь рукой? — спросил он всех, и ответил сам: — Рукой. А одобрение этому движению откуда идёт?
— Из головы, — быстро сообразил Никонов.
