Но в целом по отношению к остальному человечеству меня переполняли любовь и доброта. А, погодите-ка, забыл всех американцев, они ведь там у себя уверены, что у них самая важная страна в мире, потому что так оно и есть. И еще всех канадцев, потому что им не нравится, когда их принимают за американцев.
Но я никогда не хотел кого-то ненавидеть. Собственно говоря, я даже предпочел бы, чтобы многие ненавидели меня. И чудное свойство статьи в «Санди таймс» состояло в том, что я почти чувствовал, как, читая ее, оттаиваю и становлюсь щедрым ко всему миру. «Знаете Арабеллу из „Санди таймс“? Милая женщина, такой старательный журналист». «Нет, вы обязаны прочитать „Скорпионы в бассейне“. Там так метко описаны все смешные проблемы, когда имеешь виллу в Тоскане». Наконец-то я мог взглянуть всем в глаза как равный, заслужив уважение и восхищение окружающих. Я Джимми Конвей — знаменитый юморист.
В утро публикации я с напускной скромностью совершил по Сифорду прогулку под девизом «Да, это я». Я исходил из предположения, что все в городке уже купили «Санди таймс» и прочли, начав прямо с раздела культуры. Но люди проходили мимо как ни в чем не бывало. Неужели не ясно, что весь мир изменился? Хотите жить по-прежнему? Это здорово раздражало. «Слушайте, — думал я, — я уже вполне готов вести себя так, будто я обычный член общества, но ведь это же не значит, что вы меня таким считаете».
Поскольку мне так нравился безукоризненно скроенный своими руками костюм знаменитости, я не хотел, чтобы хоть что-то напоминало о мрачной реальности: я сочинил о себе грандиозную ложь, которую напечатали в национальной газете, и скоро друзья попросят объяснения. Хотя это выглядело крайне рискованно, единственный выход — сказать им правду. Я преподнесу это как трюк против всех этих лондонских умников из массмедиа; сложнейшая комбинация, которую разыграл маленький человечек. Я представлял, как будут хохотать мои друзья над доверчивой журналисткой, которая купилась на смешную идею, что я могу быть хоть кем-то. И чем больше я об этом думал, тем больше хотелось, чтобы статья была правдой.
Быстро всех обзвонив, я предложил собраться пообедать. Так как Нэнси как раз бросала курить, я зазвал в кафе, а не пивную. Я знал, что друзья никогда не покупают и не читают воскресных выпусков, поэтому по телефону не стал ни о чем предупреждать. Мы встретились в кафе у Марио на Хай-стрит — единственное в городе место жирнее, чем шевелюра Нормана. Мы туда часто ходили перекусить, потому что больше нигде не подают такую отличную и недорогую поджарку. Честно сказать, поджарку можно было и не заказывать, потому что Марио все равно принесет то, что ему вздумается, — он так уверен в своей редкой памяти, что отказывается записывать заказы.
— Мне яичницу из двух яиц, с колбасой, беконом и помидорами, и кусок мяса, пожалуйста, — сказал я оптимистично, и Марио кивнул с улыбкой человека, который мыслями за миллионы миль отсюда.
— Яйцо, колбаса, бульон, помидоры. Нет проблем.
— Да не бульон — бекон.
— А, значит, вы хотите и бекон. Ладно, нет проблем.
Для Марио «нет проблем» — это его слово-паразит, галочка, которую он ставит в конце любого предложения, которым, по сути, только что создал проблему.
— Бекон вместо колбасы, нет проблем.
— Нет, вместе с колбасой. Два яйца, колбаса, бекон, помидоры и мясо.
Те же вариации на ту же тему повторились с каждым нашим заказом. Мы откинулись на спинки стульев и принялись ждать, что же нам принесут.
— Мне почему-то кажется, что Марио занят не своим делом, — сказала Нэнси.
— Именно, — кивнул я. — Его жена мне как-то говорила, что просила приобрести маленькую мастерскую по ремонту обуви, но он все перепутал.
— Правда? — удивилась Нэнси, и все засмеялись, а она хлопнула меня по руке и объявила, что я прикольный, и это была прекрасная возможность рассказать им об истории с газетой. Просто не пойму, почему я ей не воспользовался. Разговор вдруг куда-то свернул. Норман поведал свою новость. В каждом человеке спрятан талант, и Норману повезло, он открыл свой. Норман — гениальный воздушный гитарист. Если вы занимаетесь имитацией игры на музыкальных инструментах, то для вас Норман вроде как маэстро. И вот спустя годы занятий любимым хобби он вышел в финал Британского чемпионата воздушных гитаристов.
— Новость потрясающая. Значит, если победишь, можно будет воображаемо поднять воображаемую чашу?
Мне почему-то казалось, что игра на воображаемой гитаре дает несколько меньшее удовлетворение, чем игра на настоящей. Что воображать, как выдаешь классные соло, невозможные рифы и сложнейшие аккордовые ходы вряд ли так же приятно, как реально играть. Может, я просто завидовал. Мои родители были слишком консервативны, чтобы позволить мне заниматься воздушной гитарой. Пришлось заняться воздушной виолончелью.
— А можно нам прийти посмотреть, как ты играешь?
— Ни фига. Вы меня собьете, еще сфальшивлю.
Мы частенько просили Нормана сыграть нам на воздушной гитаре, но он всегда отказывался.
— А может, хоть в записи?
— Нет, в записи не получится, — как всегда мудро заметил Крис.
Разговор пошел дальше, и почти сразу мне представилась еще одна отличная возможность, но я не смог поделиться своей новостью, а то выглядело бы, словно я соревнуюсь с Норманом. Потом Нэнси переключилась на Тамсин, и я почувствовал себя виноватым, потому что утаил от нее наш разговор. Я уверил себя, что если мои увещевания помешают ее дочери забеременеть, то в конечном итоге Нэнси мне будет благодарна. А Тамсин, видимо, прихворнула.
— Что, с утра?
— Нет, вчера вечером. Просто болезненные месячные.
— Слава богу, — сказал я. — В смысле, слава богу, что ничего серьезного… В смысле, это такая морока, правда?
Друзья с беспокойством уставились на меня, а я подумал, что раз уж оказался в центре их внимания, то можно и признаться насчет истории с газетой.
— В общем, я не просто так предложил вам собраться пообедать, — объявил я. — Мне нужно вам кое-что рассказать. — Мой официальный тон заставил всех выпрямиться на стульях.
— Джимми Конвей! — заорала Панда, распахивая дверь кафе. — Темная лошадка хренова, чтоб мне! Народ, он вам показал сегодняшнюю «Санди таймс»? Джимми, почему ты нам ничего не говорил?
— Что? О чем не говорил? — заинтересовался Дэйв.
— И давно ты читаешь «Санди таймс»? — спросил Норман.
— Э-э… это у них, типа, в разделе «авто-мото» статьи про байки, в общем, неважно, — сказала Панда, делая явное усилие, чтобы не говорить правильно. — У нас тут Джимми, оказывается, тайком ездит в лондонские кабаре и клубы. Он знаменит. Джимми — знаменитость!
— Что ты несешь, Панда?!
— Могу доказать! Вот! «Санди таймс», это вам не хрен собачий. Единственный раз купила, и вот те на! — Она цыкнула, хлопнула газету на стол, и на друзей уставилась моя физиономия, а Стив Мартин и Билли Кристал, несомненно, усилили впечатление. Из кухни донесся грохот, а может, просто у моих друзей челюсти выпали, не уверен. Это было сродни моменту, когда Кларк Кент приподнимает грузовик и мускулатура рвет рубаху на теле гиганта.
— Господи, Джимми! — воскликнула Нэнси.
— Так вот почему вы были приятелями с Билли Скривенсом, — догадался Дэйв, — а я-то еще подумал, что это маловероятно.
— Черт побери, Джимми! — выдохнул Норман изумленно. — Значит, ты знаменитость!
— Да вы глядите, — продолжила Панда, — вот его фотография в «Комеди Стор».
Нэнси гордо погладила мою руку:
— Молодец какой! Я знала, что однажды ты достигнешь чего-то такого. — Она казалась искренне обрадованной, будто не сомневалась, что я всегда хотел именно этого. — Может, даже попадешь в передачу «Это твоя жизнь».
— Ты к чему это?
— А помнишь свои подростковые письма? Ведь признайся, хочется же? Ты не об этом собирался нам рассказать, когда Панда вошла?
— В общем, да… — услышал я себя и попытался как ни в чем не бывало отхлебнуть дымящийся чай, но скривился, обжегшись.
— Ну и как у тебя, нормально получается? — спросил Крис.
— Трудно судить, я себя не видел.
— Если верить газете, он просто супер, — сказал Дэйв, просматривая текст.
Я почувствовал, что краснею.
— Ну, они же не могут без крайностей, понимаешь, или любовь, или ненависть.
— Черт побери, Джимми! — заорал Норман, так и не выйдя из шока.
— Здорово, молодчина! — подхватила Нэнси.
— Просто не верится! — сказал Дэйв. — Ты не никто.
Я старался не слишком явно наслаждаться вниманием, подумывая, не приличнее ли сменить тему и спросить, какие у них планы, но такая скромность показалась бы слишком притворной, как если бы Нил Армстронг,[38] например, сказал жене: «Ну хватит о моих приключениях, а ты как сходила в супермаркет?»
