Тревор во многих отношениях представлял мне полную противоположность, но имелось у нас и кое-что общее, а окончательно скрепило нашу близость отсутствие друзей как у него, так и у меня. Наконец он пригласил меня погостить в отцовском имении в Донниторпе, графство Норфолк, и я согласился провести там месяц в летние каникулы.
Старик Тревор, состоятельный землевладелец и мировой судья, явно пользовался в округе уважением. Донниторп – небольшая деревушка к северу от Лангмира, невдалеке от Норфолкских озер. К широко раскинувшемуся кирпичному дому Тревора, выстроенному на старинный лад, с балками из дуба, вела чýдная липовая аллея. На болотах – отличная утиная охота, рыбалка тоже на зависть. В доме (от прежнего, по-видимому, владельца) сохранилась небольшая, но со вкусом подобранная библиотека. На кухне готовили вполне сносно. Словом, только редкий привереда не провел бы здесь время с удовольствием.
Тревор-старший жил вдовцом, и мой друг был его единственным сыном. Дочь, насколько я слышал, умерла от дифтерита в Бирмингеме, куда поехала погостить. Старший Тревор чрезвычайно меня заинтересовал. Заметного образования он не получил, но обладал незаурядным умом и недюжинной физической силой. В книги он вряд ли заглядывал, зато много путешествовал, немало повидал и хранил в памяти весь накопленный опыт. Это был коренастый, плотного сложения человек с копной седоватых волос. На его загорелом, обветренном лице выделялись голубые глаза, глядевшие пронзительно и чуть ли не свирепо. Однако в округе он слыл добряком и щедрым благотворителем, а выносимые им судейские приговоры отличались мягкостью.
Однажды вечером, вскоре после моего приезда, мы, пообедав, сидели за бокалом портвейна. Младший Тревор заговорил о моей наблюдательности и способности к умозаключениям, из которых я уже успел выработать систему, хотя тогда еще не представлял, какую роль она сыграет в моей жизни. Старик, выслушав рассказ о моих двух-трех пустячных достижениях, по всей видимости, считал, что мои таланты сыном явно преувеличены.
«Ну хорошо, мистер Холмс, – молвил он, добродушно посмеиваясь. – Чем я не подходящий объект? Испробуйте ваш метод на мне».
«Боюсь, многого извлечь мне не удастся, – ответил я. – Рискну предположить, что последний год вы опасались чьего-то нападения».
Смех замер на губах старика, и он потрясенно уставился на меня.
«Да, действительно, – подтвердил он и повернулся к сыну: – Ты знаешь, Виктор, когда мы разогнали шайку браконьеров, они пригрозили нас зарезать, и сэр Эдвард Хоби вправду пострадал. Я с тех пор держусь настороже, но как вы об этом догадались?»
«У вас превосходная трость, – пояснил я. – Судя по надписи, она у вас не больше года. Однако вы не поленились просверлить набалдашник и влить внутрь расплавленный свинец, чтобы обзавестись внушительным оружием. Я заключил, что вы вряд ли стали бы принимать такие меры предосторожности, если бы не чувствовали какой-то угрозы со стороны».
«Что еще?» – с улыбкой спросил Тревор.
«В молодости вы довольно много занимались боксом».
«Опять в точку. Как это вы определили? Нос у меня кривоват?»
«Нет, по форме ушей. Они у вас по-особенному сплющены и уплотнены, как это бывает у боксеров».
«Еще что?»
«Мозолистые ладони свидетельствуют, что вы немало потрудились землекопом».
«Да, все свои деньги я заработал на золотых приисках».
«Вы побывали в Новой Зеландии».
«И это верно».
«Посетили Японию».
«Не отрицаю».
«А еще вы были очень тесно связаны с человеком, инициалы которого Дж. А., но потом постарались выбросить из головы всякую о нем память».
Мистер Тревор медленно выпрямился, устремил на меня свои большие голубые глаза, застывшие от ужаса, и рухнул без чувств на скатерть, усеянную ореховой скорлупой.
Можете представить, Ватсон, как мы были потрясены. Впрочем, обморок длился недолго: когда мы расстегнули старику воротник и обрызгали лицо водой из чаши для ополаскивания пальцев, он два-три раза глубоко вдохнул и снова уселся в кресло.
«Ах, мальчики! – с натянутой улыбкой произнес он. – Надеюсь, я не очень вас испугал? На вид я здоровяк, но сердце пошаливает – чуть что, и ноги подламываются. Не знаю, как у вас это получается, мистер Холмс, но, сдается мне, все сыщики – что в жизни, что в книгах – по сравнению с вами сущие младенцы. Это ваше истинное призвание, сэр; поверьте человеку, который немало повидал в жизни».
И вот именно этот совет, вкупе с преувеличенной оценкой моих способностей, впервые – поверьте, Ватсон, – заставил меня осознать, что простое хобби может стать серьезной профессией. В ту минуту, однако, все мои мысли были поглощены внезапным недомоганием хозяина дома.
«Надеюсь, мои слова никак вас не задели?» – спросил я.
«По правде сказать, вы и впрямь коснулись больного места. Могу я спросить, откуда вам это известно и многое ли?»
Тревор силился сохранять полушутливый тон, но его взгляд выдавал глубоко затаившийся страх.
«Объяснение самое простое, – сказал я. – Когда вы засучили рукав, чтобы втащить рыбу в лодку, на сгибе вашего локтя я заметил татуировку – Дж. А. Она все еще была различима, но расплывчата, а кожа вокруг потемнела: ясно, что буквы старались вывести без следа. Очевидно, эти инициалы когда-то были вам очень сродни, но впоследствии вам хотелось о них забыть».
«Ну и зоркость! – воскликнул Тревор с облегчением. – Все было именно так. Но довольно: худшие из призраков – те, кто был нам дорог. Пойдемте в бильярдную и спокойно выкурим по сигаре».
С этого дня, несмотря на всю сердечность, в отношении мистера Тревора ко мне неизменно сквозила тень подозрительности, что не ускользнуло даже от его сына. «Взбудоражили вы старика изрядно, – сказал Виктор мне. – Он теперь не перестанет гадать, что вам еще о нем известно». Мистер Тревор, несомненно, старался держаться невозмутимо, но от этой мысли явно никак не мог избавиться и выдавал себя на каждом шагу. В конце концов я убедился, что стал для него источником постоянной тревоги, и решил покинуть имение. Однако в тот же самый день, прежде чем я уехал, произошло событие, которое повлекло немаловажные последствия.
Мы втроем расположились на лужайке в плетеных креслах, наслаждаясь солнцем и прекрасным видом на Норфолкские озера. Подошла служанка с известием, что какой-то человек желает увидеться с мистером Тревором.
«Его имя?» – спросил хозяин дома.
«Он себя не назвал».
«Чего тогда ему нужно?»
«Он говорит, что вы его знаете; просит вас всего на два слова».
«Приведите его сюда».
Вскоре перед нами предстал иссохший человечек с раболепными ужимками и неуклюжей походкой. На рукаве его распахнутой куртки темнело пятно дегтя. Он носил красно-черную клетчатую рубашку, штаны из грубой бумажной ткани и стоптанные тяжелые башмаки. С его худого смуглого лица не сходила хитроватая ухмылка, обнажавшая неровные желтые зубы. Морщинистые руки то и дело порывались сжаться в кулак – жест, свойственный морякам. Когда он вразвалку приблизился к нам, из горла мистера Тревора вырвался полузадушенный возглас; он вскочил с кресла и ринулся в
