Память сохраняет не только образы, но и чисто духовные познания. «После того как какие-либо из них запали в душу, она может вспомнить их, когда захочет», поскольку они оставляют в душе духовную форму, образ или познание. При этом имеются в виду те познания несотворенных совершенств или сотворенных вещей, о которых говорилось ранее. Воспоминания второго вида можно вызвать, чтобы возбудить любовь. «Если сии воспоминания не производят благого действия, никогда не возвращайтесь к ним памятью. О большей части нетварных впечатлений можно вспоминать столько раз, сколько возможно… Они суть прикосновения и ощущения единения с Богом, то есть то, к чему мы желаем направить душу». О них вспоминают не через форму или образ, поскольку они не содержат в себе ничего подобного, а через действия, которые они производят, даруя свет, любовь, наслаждение, духовное обновление. И каждый раз, когда о них вспоминают, они возобновляют свое действие.
Делая выводы, святой еще раз напоминает, что для него важно только единение памяти с Богом. Поскольку человек может надеяться лишь на то, чем не обладает, его надежда будет тем совершенней, чем меньше то, чем он обладает. «Чем больше душа освобождает память от форм и образов, каковые не суть Бог, тем больше она сможет устремить память к Богу и тем более пустой она будет, чтобы надеяться на полное обладание Богом». Как бы часто ни возникали образы и умопостижения, необходимо отказываться от них и обращаться в любви к Богу. Душа может обращаться к воспоминаниям лишь постольку, поскольку они способствуют ей в исполнении ее обязанностей. И это должно происходить без привязанности и радости, чтобы эти образы не могли полностью завладеть душой.
е. Очищение воли«Мы ничего не сделали бы для очищения разума и укрепления его в добродетели веры, а памяти – в надежде, если б не укрепили также воли в третьей добродетели, то есть любви». Все, что необходимо, дабы эта способность была сформирована Божественной любовью, точно описано в книге Второзаконие: «И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, всею душою твоею, и всеми силами твоими» (Втор 6, 5). «Сила души состоит в ее способностях, познанных страстях и желаниях (potencias, pasiones y apetitos). Все это контролируется волей. Когда воля направляет эти способности, страсти и желания к Богу и отводит их от всего, что не есть Бог, тогда сила души сохраняется для Бога и душа приходит к тому, чтобы любить Бога всею силою своею».
Главными препятствиями на этом пути являются четыре «страсти» души: радость, надежда, боль и страх. «Сии страсти должны быть упорядочены разумом и направлены к Богу таким образом, чтобы душа не наслаждалась ничем, кроме чистого почитания и прославления Бога, не надеясь ни на что кроме Бога, не печалилась ни о чем кроме того, что касается Бога, и не боялась ничего кроме Бога. Тогда все силы души и ее способности будут направлены к Богу и сохранены для Бога, потому что чем больше наслаждается душа тем, что не есть Бог, тем меньше она радуется о Боге и т. д.». Через очищение воли от ее вожделений «она из человеческой и низкой становится Божественной, сделавшись единой с волей Божьей». Если не сдерживать этих страстей, они порождают в душе всевозможные несовершенства; но когда они обузданы и сдержаны – от них происходят все добродетели. Эти четыре страсти так тесно переплетены между собой, что обуздание одной из них тут же влечет за собой покорность остальных. И наоборот: в каждой вещи, о которой радуется воля, содержится также зародыш надежды, боли и страха относительно этой же вещи. Одна страсть держит в плену остальные, а также волю и всю душу и мешает ей воспарить «к свободе и покою сладостного созерцания и единения с Богом».
Далее, говоря о радости, Хуан де ла Крус формулирует следующий тезис: «Воле не следует наслаждаться ничем кроме чести и славы Божьей, и наибольшая честь, которую мы можем воздать Богу, – служить Ему в евангельском совершенстве. А то, что вне этого, не имеет никакой ценности для человека». Позднее дается дополнительное объяснение: «Все, что может определенным образом порадовать волю, либо сладостно, либо приятно, но ничто сладостное и приятное не есть Бог: поскольку Бог недоступен для восприятия (aprehensiones) иными способностями, Он недоступен также и для вожделений и склонностей воли. И поскольку душа не может в этой жизни сущностно познать Бога, постольку никакая сладость и никакая приятность, которые можно испробовать, как бы они ни были возвышенны, не могут быть Богом. Воля способна испробовать и желать что-либо лишь в определенной форме, поскольку она познает это в качестве той или иной вещи. И поскольку воля никогда не познавала Бога Таким, Каков Он есть, с помощью каких-либо желаний, постольку она не знает, что есть Бог и что значит наслаждаться Им… А потому ясно, что ни одна определенная вещь, о которой может радоваться воля, не есть Бог». Следовательно, необходимо отказать желанию, направленному на естественные и сверхъестественные вещи, в любом виде наслаждения, чтобы душа могла прийти к единению с Богом. Единение возможно только через любовь. «А поскольку приятность, сладость и наслаждение, которые могут завладеть волей, не являются любовью, отсюда следует, что ни одно из этих сладостных чувств не является для воли подходящим средством единения с Богом. Необходима только деятельность самой воли, а она очень отлична от деятельности чувств. Через эту деятельность воля объединяется с Богом и стремится к Нему в любви. Она не достигает единения через воспринятое чувствами и через желания, которые находят в душе свое место, цель и завершение. Чувства могут служить побуждающими причинами для любви, но не более». Они «не выводят душу из нее самой к Богу, но дают ей ощущение довольства собой. Напротив, деятельность воли состоит в любви к Богу, направляет душу на Него одного, возвышается надо всеми вещами и любит Его превыше всего. А потому если кто и будет побуждаем к любви каким-либо сладостным чувством, то он должен выйти за границы этого чувства и направить свою любовь к Богу, Которого он не может воспринять чувственным образом». Обратиться к этому чувству «означало бы направить свою любовь к тварному… и тем самым перепутать побудительную причину с конечной целью. Тогда деятельность воли была бы неверной… Лишь во тьме и пустоте всего, что может ощутить воля и познать разум, душа способна любить с уверенностью и истинно в духе веры». Потому было бы глупо «думать, что если кому-то не хватает сладости и духовного наслаждения, то ему не хватает Бога; или же, напротив, если кто-то ощущает подобное наслаждение, то тем самым он овладел Богом. А еще глупее было бы искать эту сладость в Боге и радоваться ей, ибо это означало бы искать Бога не волей, основанной на пустоте веры, а в духовном наслаждении, которое является тварным… а потому Бог уже не будет любим в чистоте и более всех вещей. Ведь это означает направить на Него одного всю силу воли… А потому воля не может достичь сладости и приятности Божественного единения, пока не освободит свои стремления от всякого рода наслаждений. Об этом говорится в псалме: «Dilata os tuum et implebo illud» («Открой уста твои, и Я наполню их») (Пс 80, 11). Стремления – это уста воли. И они раскрываются, если в них не застревает обрывок какого-либо наслаждения… Уста воли должны быть всегда открыты для Бога и освобождены от каких бы то ни было страстей, чтобы Бог мог их наполнить сладостью Своей любви».
Это доказывается на различных примерах того, в чем желания могут найти удовлетворение. Радость может быть направлена на временные блага: богатство, славу, наследников и т. д. Сами по себе эти блага не обязательно приводят ко греху, но, как правило, к неверности Богу. Можно только радоваться, если кто-то через эти блага сможет лучше служить Богу или вернее достичь вечной жизни. Но поскольку «человек не может знать, так это или нет и что больше служит Богу, то будет суетно радоваться сему, ибо эта радость не может быть разумной». Главный вред, который причиняет склонность воли к подобным вещам, – это отдаление от Бога. Оно имеет четыре степени, о которых сказано в Писании: «И утучнел
Израиль, и стал упрям; утучнел, отолстел и разжирел; и оставил он Бога, создавшего его, и презрел твердыню спасения своего» (Втор 32, 15). Утучнение означает притупление разума в том, что касается Бога. Как только «духовная душа хоть в малейшей степени найдет радость в чем-то другом… то окажется затемнена для благ Божиих, и будто тучей закроется ее ничем не омраченная до тех пор способность суждения… Недостаточно святости и благого рассудка, которые есть у человека, для того, чтобы он перестал впадать в этот вред, если он дает место похоти или наслаждению преходящими вещами». «Утучнел и разжирел» – это вторая степень. «Воля как бы уже растянулась, пользуясь большой свободой в преходящих вещах». Поскольку радость поначалу не была сдерживаема, воля отрешается от Божественных вещей и духовных упражнений и не находит в них более удовольствия. Человек в итоге «пренебрегает своими обычными, ежедневными упражнениями и направляет все свои чувства и мысли к мирским вещам». Теперь уже не только его разум и рассудок оказываются настолько помраченными, «что он более не в состоянии отличить, что истинно и справедливо… В своей слабости, теплохладности и небрежении он более не желает распознавать это и действовать в соответствии с познанным».
