Но поистине удивительна судьба этого романа.
Шутки ради начав писать его вместе с приятелем еще в 1915 году, молодой химик Эдвард Смит вскоре забросил эту затею и случайно вернулся к рукописи пять лет спустя А дальше началась форменная фантастика: все с нетерпением ждали пионера, который смело устремит свою фантазию к звездам, а рукопись Смита кочевала из редакции в редакцию, везде встречая отказ.
Говорят, что не было в ту пору в Америке редактора, занимавшегося фантастикой, который не читал бы произведения Смита. Однако все в один голос настоятельно советовали автору слегка попридержать разыгравшееся воображение. Редакторы считали, что их читатель, хотя и воспитан на научной фантастике, все же найдет, что полет за пределы Солнечной системы — это уж слишком.
И восемь долгих лет мир фантастики был ограничен невидимой чертой… Как ни был беспомощен роман, на фоне такого дремучего консерватизма Смит выглядит, право же, привлекательнее!
Ну что, казалось бы, стоило Уэллсу, или Конан-Дойлю, или кому еще забросить своих героев куда-нибудь подальше за орбиту Плутона! Не пришлось бы впоследствии краснеть за „первый роман о полете к звездам“. Однако классики молчали, в лучшем случае удостаивая вниманием планеты, в то время как рукопись настырного Смита медленно, но верно пробивалась к славе.
В конце концов, для летописцев неважно, на сколько именно световых лет „махнули“ в космос его герои, приключения которых если и заслуживают названия, то не „космической оперы“, а „оперетки“. Существенно в данном случае другое: худо-бедно, но выход за пределы системы состоялся.
Электрические, ионные, атомные и даже, кажется, фотонные межзвездные корабли (а стоило в 1934 году Джону Кэмпбеллу в одном из своих романов упомянуть про „гиперпространство“, так и вовсе отпала необходимость ломать голову над техническими средствами межзвездных сообщений). Базовые орбитальные спутники и космические шлюпки для высадки на планеты. Межпланетные станции-острова и целые космические флотилии. Гигантские, рассчитанные на многие поколения, корабли-ковчеги и индивидуальные звездолеты-малютки… Десятки проектов, сотни разнообразнейших космических устройств — для поддержания связи (всевозможные радары, теле- и радиосистемы; то, что корабли носились подчас со сверхсветовой скоростью, ни авторов, ни связистов не смущало — радиограммы продолжали поступать без минутной задержки), для защиты от нападения, для прокладывания курса. Пришельцы, каких свет не видывал: добрые, злые и индифферентные. Встречи с аборигенами, звездные войны и космические федерации и первые зачатки астроинженерной деятельности…
И все это в первые десятилетия XX века. Ком покатился, остановить его было невозможно. Для научной фантастики в буквальном смысле открылась бездна звезд полна.
В звездных своих исканиях фантастика откроет своим поклонникам еще немало удивительного, но это уже совсем другая история. Наступает утро, и наше путешествие закончено.
Мы покидаем космическую фантастику в переломное время. В начале двадцатых годов уже бродят по земле, бросая взгляды в небо, мастерят свои первые планеры, а затем и ракеты подростки, для которых и писали фантасты. Сережа Королев, Юра Победоносцев, Миша Янгель, Алеша Исаев — всем нет еще и двадцати. Мыслями они далеко, у самых звезд, но каждое утро ждет повседневная, кропотливая работа: расчеты, лекции.
Их планеры и ракеты уходят в небо на заре: утро космической эры не за горами.
7. ГЛЯДЯ ИЗ КОСМОСА (ВМЕСТО ЭПИЛОГА)
Меня и моих коллег в космос позвала фантастика. Без этой литературы мы, возможно, тоже стали бы инженерами. Но к созданию космической техники мы не обратились бы. Не возникло бы такого охваченного общими устремлениями коллектива.
Георгий Гречко, 1977 год
…В последний августовский день 1969 года банкетный зал отеля „Чейз-Парк Плаза“ в американском городе Сент-Луисе был переполнен. Близился к концу ежегодный съезд любителей фантастики — американцы упрямо именуют такие съезды всемирными конвенциями. Полторы тысячи энтузиастов с нетерпением ждали главного события — вручения высших наград в мире американской фантастики, премий „Хьюго“. Пока объявляли первых лауреатов, все шло как обычно: гром аплодисментов, свист, сверкание фотовспышек, шум и гам (неизменные спутники подобных встреч). Но когда объявили, что решено присудить еще одну — специальную — премию, разговоры разом смолкли.
И в наступившей тишине ясно прозвучали имена новых лауреатов этой самой престижной награды в мире фантастики: Нил Армстронг, Эдвин Олдрин, Майкл Коллинз. „За лучшую из когда-либо осуществленных посадок на Луну“, — гласило решение жюри… Можно себе представить, что тут началось!
Этот эпизод многие критики склонны были считать — и до сих пор считают — забавным курьезом, свидетельством непреходящего молодого задора и чувства юмора в среде энтузиастов фантастики. Преподнесено все было действительно в шутливой форме, но по существу — какие там шутки! Более серьезного выражения признательности трудно вообразить: читатели фантастики салютовали тем, кто практически осуществил и их вековую мечту.
А спустя несколько лет советский космонавт Георгий Гречко, отправляясь в месячный полет, взял с собой на борт орбитальной станции „Салют-4“ книги — то были первые книги, побывавшие вне Земли. Конструкторы экономили каждый килограмм выводимого на орбиту веса, и Гречко жестко ограничили в выборе: одну-две книги, самое необходимое. Он выбрал фантастику, два томика с произведениями братьев Стругацких и Ольги Ларионовой…
Космонавты не остались в долгу перед воспитавшей их литературой и отдали долг по-своему.
Символично, что на пыльных тропинках далеких планет остались следы и тех, кто в далекие времена грезил об этих далеких планетах. В 1961 году один из лунных кратеров был назван именем Циолковского, другой, примыкающий, как нарочно, к Морю Мечты, — именем Жюля Верна. А десятилетие спустя на лунных картах были помечены кратеры „Уэллс“, „Сирано“, „Эро“ (все-таки вспомнили!), „Гернсбек“. Потом пришла очередь Марса — и теперь уже марсианские кратеры Международный астронавтический союз окрестил именами фантастов: Уэллса, Кэмпбелла…
Нельзя отказать себе в удовольствии пофантазировать и дальше. Первые города на Марсе — Брэдбери и Толстой, и марсианский рукотворный канал Аэлита, и звездолет „Иван Ефремов“, стартующий в направлении ближайшей к нам галактики МЗЗ — Туманности Андромеды… Всех их будут помнить в далеком будущем, когда нашим потомкам окажется по плечу осуществить задуманное давным-давно.
Мы уже живем в космической эре. Освоение даже околоземного пространства принесло с собой столько открытий и забот, что вопрос о необходимости адаптироваться к новому окружению, о выработке во всех жителях Земли „космического сознания“ перешел из абстрактно-философских в практический, стоящий буквально на повестке дня. Хотим мы того или нет, но нам в космосе жить, быть постоянно причастными ко всему во Вселенной. А раз так — самая пора готовиться к этой долгой звездной вахте.
Мир, куда мы выходим, будет не только гигантской мастерской, лабораторией и житницей будущих поколений. Космос — это прежде всего мощный фактор, определяющий мироощущение поколения нынешнего. Космос, по безбрежным просторам которого мы делаем лишь первые робкие шаги, нужен нам сейчас, сегодня. Нужен, как новая реальность, система отсчета, позволяющая оценить свое собственное место в системе мироздания, лучше почувствовать свои возможности и глубже задуматься над существующими пределами.
Да просто взглянуть на себя со стороны. Пришла наконец пора сделать и это…
* * *
Последнее можно понимать буквально.
Известно, что количественный „пик“ литературы на экологические темы, как и большинство практических мероприятий по охране окружающей среды, предпринятых в разных странах мира, довольно точно приходится на конец шестидесятых — начало семидесятых годов. То есть на время, когда человечество уже познакомилось — и только-только свыклось — с первыми фотографиями земного шара, снятыми из космоса.
До того момента Земля оставалась твердью, опорой, незыблемой константой человеческого существования. Она казалась такой огромной и устойчивой, что подсознательно из поколения в поколение закреплялась вера в то, что Земля была, есть и будет. Как были, есть и пребудут вовеки ее океаны и леса, животные и птицы, тепло и свежий воздух над головой. Были, есть и будут… что бы там ни вытворял человек.
И вот все сместилось. Как мало нужно было для свершения целого переворота в общественном сознании: на фотографии гигантская планета выглядела небольшим, удивительно хрупким голубым шариком, висящим над безжизненно-серой лунной поверхностью. А потом пришли новые фотографии: ледяная каменистая пустыня на Марсе, потрескавшаяся от адской жары другая пустыня — венерианская, невообразимое атмосферное варево Юпитера… все мертвое и мертвенностью своей лишь оттеняющее полную жизни Землю.
