волновался, обязательно простужался, и голова будто наливалась свинцом, а когда пребывал в приподнятом расположении духа, то болячки рассасывались, самопроизвольно исчезая. Неврология не давала прямых ответов о причинах происходящего. Порывшись в стеллажах читального зала, Борис наткнулся на пособие по психосоматике, изучив его вдоль и поперек. А когда пришел черед цикла психиатрии, по уши влюбился в предмет, попав под очарование мифов таинственных знаний.
Познавая психопатологию, Борис находил у себя вычитанные симптомы, улавливая неоднозначность границ между нормой и патологией, и проводил опасные эксперименты с психотропными препаратами, проверяя их действие на собственной персоне. Чего он только не перепробовал, докладывая изумленным врачам, как на него влияют транквилизаторы, антидепрессанты и нейролептики, выделяя клинические эффекты и побочные проявления.
Преподаватели называли его недалеким «качком» и рандомным попутчиком, а Борис отчаянно доказывал законное право быть своим в научной среде. По общему конкурсу он не прошел в ординатуру и убедил родителей взять кредит, чтобы оплатить обучение. Летом без проволоки устроился охранником в супермаркет и за два года выплатил заем с процентами.
Стажируясь в дневном стационаре, Борис попал под влияние известного психотерапевта Мухина, безвозмездно обучавшего ординаторов и интернов основам психотерапевтического мышления. Доктор три раза отказывал Борису в протекции, но благодаря не иссекаемому рвению все-таки добавил наглеца в кружок посвященных.
Борис включился в освоение психотерапии, запустив перерождение, когда как гнойники вскрылись личные комплексы и неразрешенные противоречия. Знакомая ординатор второго года предложила записаться на личный анализ. Борис согласился и узнал о себе много нового, ощутив себя бездарностью и никчемным зазнайкой, даже хотел забрать документы и распрощаться с медициной, переквалифицироваться в фитнес-тренера или вышибалу, но разум победил смуту. Борис кое-как сдал итоговый экзамен на «удовлетворительно», зная, как много предстоит пройти в будущем проверок на прочность.
– Без психотерапии тебе ничего не светит, – убежденно повторял Святослав Петрович Мухин. – Слово лечит, ты в этом убедишься. Читай книги и совершенствуйся! Ты создал сосуд, а чем его наполнишь? Искореняй невежество самообразованием!
Бориса задевала любая критика и намеки про уровень интеллекта. Чтобы прокачать мозг, он поселился в библиотеке и перечитывал тома классиков, поражая кафедральных ассистентов знанием терминологии. После трех лет психиатрической каторги Борис поставил на кон судьбу и подал документы на переподготовку по психотерапии, не ставя наперед грандиозных целей, а чтобы на всякий случай получить лишний сертификат, запомнив пророчество, что без психотерапии ему «ничего не светит».
В предпочтениях нозологии Бориса бросало в крайности: психозы, психопатии, органические заболевания и неврозы. Маэстро Мухин объяснил недоучке, что тот сам пока запущенный невротик, а чтобы вылечиться, придется многое понять, о чем он пока не догадывается. Борис не возражал перед постановкой вопроса, хотя иногда закрадывались сомнения, на каком основании он невротик? Вроде бы ни на что не жалуется, психически адекватен, отдает отчет своим действиям, ни на кого не обижен, кое-как понимает себя, нарциссизмом и истерией не страдает, лбом о стены не бьется, и даже никогда не собирался свести счеты с жизнью. Впрочем, профессуре виднее.
Но почему он до сих пор пыжится? Почему не сходит с дистанции, ведь не получается досконально разобраться в себе, и предмет тяжело дается? Он плохо различает симптомы, путается в назначениях, и не всегда находит контакт с больными. Лишь значительно позже Борис заметил, что пациенты прислушиваются к нему и даже вылечиваются, кто-то дарит конфеты, а кто-то горький шоколад. Значит, он не самый пропащий врач и когда-нибудь добьется признания.
Расставив приоритеты, Борис отлынивал от научной деятельности, недоумевая, как пронырливые ассистенты совмещают науку и практику. Он смущался выступать на публике, отказываясь заменять преподавателей. Когда по просьбе заведующего зачитывал истории болезни на клиническом разборе, краснел и заикался, чувствуя себя скованно под рассеянным взором курсантов. Видимо, он создан для размеренной практики без лишней суеты. Вот бы найти подходящее место с дружным коллективом, справедливым начальством и приличным окладом?
Год учебной терапии сгладил выпирающие личностные углы. Он уже научился перенимать опыт и анализировать промахи, развивать положительные стороны и корректировать недостатки. Теперь Борис смотрел на себя более объективно, зная, что Мухин так и не смог вдоволь покопаться в его мозгах. На сеансах Борис изящно манипулировал, либо откровенно лгал, реже изображал искренность, но все равно стал более адаптивным в обществе.
Он никогда не боялся неопределенности, блистая отменной физической подготовкой, а замечая восторженные женские взгляды, не пытался выглядеть ловеласом, встречаясь на постоянной основе с ровесницей с педиатрического факультета. Собирался сделать ей предложение, а после выпускного вечера осознал, насколько они разные, ведь их объединяет только вуз и диплом. Избранница оказалась словно с другой планеты. Даже не обсудив расставание, летним дождливым днем пара просто перестала общаться. Осталось лишь разгадать, почему так долго они продержались вместе? Вроде не получилось любви, а только взаимовыгодное сотрудничество. Когда их тропинки разошлись, то симпатия испарилась. Борис уже не нуждался в ее поддержке, а Юля наслаждалась свободой, выкладывая на всеобщее обозрение откровенные фото, словно специально хотела его задеть, а Борис ни капли не ревновал, когда ненароком натыкался на нее в компании ухажеров. И сейчас он прекрасно переносил холостяцкий быт, не пускался в неразборчивые связи, хотел влюбиться, но почему-то не влюблялся, а отношения без чувств называл неправильными, не допуская флирта на территории клиники.
Закатав рукава, Борис принимался за самые каверзные случаи без сомнений, усвоив неписаное правило, что по мере накопления опыта врач выбирает для себя определенную область знаний, те диагнозы, которые на его субъективный взгляд проще поддаются лечению, более понятны и необременительны. Одни предпочитают большие психозы с развернутой клинической картиной, других привлекает «органика» или зависимости, а третьи занимаются строго невротическими расстройствами. В пациентах Борис, прежде всего, видел многогранные личности, а не набор симптомов и синдромов.
Раздражая учителей, Борис до второго пришествия не усваивал суть психотерапии. Что это? Осознание, инсайт, навык, прямое или косвенное внушение, научение, отреагирование или катарсис? Перед сертификационным экзаменом он все-таки уяснил, что механизм психотерапии переплетен множеством поведенческих, эмоциональных, когнитивных и бессознательных факторов.
К подсознанию Борис относился двояко: не отрицал наличие этого феномена, но и не преувеличивал его значение. Он мыслил более конкретно, желая рассмотреть и пощупать явление, проверить на себе техники, получить и зафиксировать реальные перемены в самый короткий срок. Позже жизнь научила, что мгновенные осознания в будущем оборачиваются рецидивом проблемы, а стойкое излечение возможно лишь в долгосрочной перспективе.
Наблюдая диаметрально противоположенные мнения, когда одни корифеи убеждали, что всем пациентам показано длительное лечение, а другие авторитеты доказывали, что достаточно короткого курса для избавления от невроза, Борис блуждал в
