— И?
— Ну, и, когда основное дело они обсудили, вдруг из соседней комнаты послышались звуки бива.
— Понятно. Вот, значит, как они сделали.
— Да, и вот, Сэмимару на какое-то время приклонил свой слух к звукам этой бива, и вскоре неспешно протянул руку к лежавшему рядом собственному инструменту и начал играть.
— Хм.
— Ах, как бы я хотел это послушать, Сэймей! Он ведь сыграл в тот раз тайную мелодию «Холодная сакура»! — простодушный Хиромаса закатил в восхищении глаза.
— Ну, так что же вышло, — спросил Сэймей.
— Так вот, почти сразу, как Сэмимару начал играть, звук бива из соседней комнаты прекратился!
— Так-так, я так и думал.
— Хозяин послал человека в соседнюю комнату проверить, что случилось, и оказалось, что Нанигаси, который должен был там сидеть и музицировать, исчез. Явился страж от ворот и доложил, что только что пришел игравший до сих пор на бива Нанигаси, сказал, что просьба исполнена, и ушел из дома.
— О!
— Никто ничего не понял. Вернулись в комнату, спрашивают, что случилось, а почтенный Сэмимару только улыбается и не отвечает. Послали догнать Нанигаси и спросить, но он тоже ничего не ответил. А причину поняли через некоторое время после этого.
— И какова же причина?
— А вот слушай, Сэймей! Сэмимару, наконец, пришла пора возвращаться, но за день до отъезда…
— Да?
— В тот день хозяин усадьбы и Сэмимару пошли в гости в соседнюю усадьбу, где жил знакомый хозяина, происходивший из аристократического рода. И там произошло почти то же самое!
— Этот, сосед из аристократического рода, позвал какого-то лютниста и посадил играть в соседней комнате?
— Именно так и произошло, Сэймей! Этот тип, из аристократов, слышал о том, что случилось несколько дней назад, и сделал необходимые приготовления.
— Хм.
— Сначала они поговорили о том, о сем, и вот, когда наступила ночь, наконец послышался звук лютни. Однако почтенный монах Сэмимару лишь слегка нагнул голову, показав, что слушает, и ничего про ту бива не говорил, и явно не собирался играть на лежащей рядом собственной лютне.
— Хм.
— И вот, этот, сосед из аристократического рода, потерял терпение и обратился к Сэмимару.
— Что спросил?
— Спросил: «Почтенный вероучитель, как Вы находите эту музыку?»
— Хм.
— А Сэмимару сказал в ответ: «Такой, какой она слышится».
— И?
— Наследник аристократического рода его спрашивает опять: «Если Вы, почтенный монах, сейчас сыграете на бива, что произойдет?»
— …
— «Ничего не произойдет», — ответил Сэмимару.
— …
— «Бива замолкнет?» — спросили его. «Нет, не замолкнет», — ответил Сэмимару.
— Ого! — блеск в глазах Сэймея выдавал глубокую заинтересованность.
— И когда его настойчиво упросили все же сыграть, наконец-то Сэмимару сыграл на бива, но…
— Что произошло?
— Музыка из соседней комнаты не умолкала, и только по окончании третьей мелодии, наконец, смолкла.
— Я так и думал.
— Хозяин усадьбы в Оуми, который пригласил к себе Сэмимару, никак не мог смириться с таким результатом. Возвратившись домой, он спросил Сэмимару, какая же игра на бива была лучше, та, которую он слышал несколько ночей назад, или сегодня?
— Хм.
— А Сэмимару улыбнулся, покачал головой — и не ответил. Так он и уехал домой. Сэймей, а вот ты что про это думаешь? — закончил вопросом Хиромаса.
— Ты что это, проверяешь меня, Хиромаса?
— Ага. А то все время ты всякие сложные разговоры ведешь про сю и все такое, — улыбнулся Хиромаса.
— Как я думаю… Ты хочешь, чтобы я решил, кто из двоих, Нанигаси, который играл сначала, или тот, который играл вторым, кто из них лучше играет на бива?
— Ну, в общем, да.
— Спрошу одно, Хиромаса. Есть ли люди, которые играли бы на бива лучше, чем почтенный Сэмимару?
— Нет, — не колеблясь ответил Хиромаса.
— Раз так, тогда легко понять, кто из двоих лучше.
— Так кто же?
— Тот, первый, который оборвал свою игру на середине.
— Потрясающе, Сэймей! Так и есть!
— Я так и думал…
— Так и думал? А как ты догадался? Объясни!
— Ведь оба они хуже играют, чем Сэмимару?
— Да.
— Тогда ответ прост.
— Как прост?
— Первый лютнист, услышав бива Сэмимару, перестал играть. Это значит, что он, услышав великого лютниста, устыдился своей неумелости.
— Угу.
— Иначе говоря, у него есть способности понимать музыку почтенного Сэмимару. А второй музыкант, он даже не понял, насколько же хороша бива Сэмимару, он, скорее всего, просто бесстыдно продолжал играть на своем инструменте.
— Точно, Сэймей! На самом деле все точно так и было!
— Хиромаса, а ты-то вот откуда это знаешь?
— Да так, был один человек, который ездил вместе с почтенным Сэмимару в Оуми. И он на обратном пути случайно услышал слова, что Сэмимару обронил про этих двоих. А я сегодня днем слышал рассказ этого человека во дворце Сэйрёдэн.
— Вот как.
— Слушай, — Хиромаса, сложив руки на груди, взглянул на Сэймея. — Какой же утонченный человек почтенный Сэмимару!
Вот по этому и сидит сейчас Хиромаса на веранде, и сам себе кивает, и испускает проникновенные вздохи.
— Я хотел тебе об этом рассказать, выбрал сегодня вечером время и вот, пришел, — пояснил Хиромаса.
— Ты, наверное, хотел бы вместе выпить саке? — Хиромаса утвердительно хмыкнул, но Сэймей легонько покачал головой. — И я бы этого хотел, но сегодня не получится, увы.
— Почему?
— Есть дело. Вообще-то, я уже должен был уйти, но понял, что, скорее всего, ты придешь, и потому ждал тебя.
— Тебе сказал дух из под моста Ичидзё-модори-баси? — все уже знали слух, что Сэймей поселил под мостом Ичидзё-модори-баси служебного духа — сикигами — и по мере надобности вызывал его и пользовался им.
— Ну что, пойдешь со мной?
— Вместе?
— Да, туда, куда я сейчас направляюсь.
— А можно?
— Тебе — да.
— А что ты идешь делать?
— Да вот, жаба…
— Жаба?
— Это долго рассказывать. Если ты идешь, я расскажу по дороге. — Сэймей говорил, обращаясь к Хиромасе, но его взгляд был направлен не на Хиромасу, а обращен в ночную тьму заросшего сада. Глаза у этого человека холодные. Губы слегка окрашены алым, и на них застыла мягкая, словно наполненная сладким медом, улыбка. Кожа белая.
Сэймей перевел взгляд из сада на Хиромасу:
— Если ты пойдешь, есть пара дел, с которыми ты бы мне помог…
— Раз так, пойти, что ли?
— Да.
— Пойдем.
— Пойдем.
Так они и сделали.
2
Они ехали в повозке. В бычьей упряжке. Повозку тянул большой черный бык. Стояла сентябрьская ночь. Тонкий месяц, как кошачий коготь, вцепился в небо.
Пока ехали мимо храмового комплекса Судзакуин, что у Большой дороги Феникса, и до поворота на запад Большой Четвертой улицы Хиромаса дорогу еще узнавал, но затем они еще несколько раз повернули, и он перестал понимать, куда они едут. Похоже, что много раз поворачивали то туда, то сюда.
Слабый свет от народившегося месяца лился с неба, но месяц слишком тонок, и вокруг — почти тьма. Лишь небо тихо распространяет синее сияние. Правда «синее сияние» — это если сравнивать с тьмой на земле, вообще же, это не тот цвет неба, который можно назвать сиянием. Воздух холодный и влажный, беспричинно ощущается холод, но при этом на коже проступает пот. Всего лишь сентябрь, потому ночью еще не должно быть холодно, но ветер, проникающий через бамбуковую занавесь повозки, заставляет кожу почувствовать прохладу. И при этом — пот. Хиромаса никак не мог разобрать, какое из этих ощущений — настоящее.
Звук колес, с тихим шорохом едущих по земле и камням, чувствовался седалищем.
Сэймей уже некоторое время молчал, перекрестив руки на груди.
«Странный человек», — думал о нем Хиромаса. Когда они вдвоем вышли из дома Сэймея, перед воротами стояла эта повозка, а слуг ни души не было. Повозка была, а быка — не было. «Кто же повезет эту повозку?» — подумал было Хиромаса, и сразу же заметил: в оглобли повозки уже запряжен бык. Огромный черный бык. «Этот огромный бык внезапно возник здесь!» — удивился Хиромаса, но это было не так. Из-за того, что бык был черного цвета, он растворялся во тьме, и Хиромаса просто на секунду не понял, что он там стоит. И еще стояла одна женщина, облаченная в пышное каракоромо, та самая, что выходила встречать Хиромасу.
