class="p1">Она едва слышно ответила.
— Ведёшь себя так, будто мы едва знакомы.
— Ну, так ведь я знаю тебя всего несколько недель.
Со стороны Тесс донеслось негромкое «о-о-о-ох».
Я не хотела показаться грубой. Я правда, правда не хотела. Это ведь была правда. Вот только прозвучала она как-то подло.
Мне хотелось вернуть сказанное, но слово не воробей. И что теперь? Что мне делать?
Рейган посмотрела на меня так, словно пыталась увидеть правду. И в тот момент я пожалела, что знаю её настолько хорошо. Я бы хотела не видеть боль под её нейтральным выражением лица — словно она уже решила, что я оставлю её, и просто ждала, пока я докажу её правоту.
— Я хотела сказать… мы не то чтобы… — запинаясь, пробормотала я, Но от чувства вины перехватило горло, и я не смогла закончить предложение. Глядя на Дженнифер так долго, как я только могла выдержать, я прошептала:
— Прости.
Дженнифер словно даже не услышала меня.
— О, — безжизненно произнесла она. — Я поняла.
Той полной веры и надежды девушки, которую я встретила этим летом, больше не было.
Она схватила свой поднос и встала.
— Вы грубые, жестокие девчонки.
В столовой было достаточно шумно, чтобы другие ученики не услышали наш разговор, но все обернулись, когда Дженнифер встала. Наши одноклассники смотрели, как она уходит от нас к Кэт и Ингрид. Люди обратили внимание на выражение лица Дженнифер — и на наши взгляды.
Она словно взяла гигантский прожектор и направила его прямо на нас, и никто из нас не был к этому готов. Мне стало дурно.
Рейган моргнула.
— Грубые, жестокие девчонки?
Тесс рассмеялась, как будто всё это не имело значения, но Рейган просто в замешательстве смотрела на меня, широко раскрыв глаза.
— Я пыталась быть милой, — сказала она. — Я ведь буквально была вежливой и милой.
— Я знаю, — согласилась я. И она была такой. Я вполне уверена, что так всё и было. Я все ещё пыталась понять, что только что произошло, и голова до сих пор немного кружилась.
— То есть она, по сути, подошла сюда, поговорила с нами две минуты и решила, что может судить нас, основываясь только на этом, — покачала головой Рейган.
И, возможно, она была права. Может быть, Дженнифер следовало дать им возможность нормально проявить себя. Может быть, тогда всё было бы по-другому.
Затем Рейган вздохнула и медленно произнесла голосом, полным льда:
— Да кем она себя считает?
Сейчас
12
Следующим утром мне трудно было сосредоточиться на нашем еженедельном общеклассном собрании. Мы все набились в зал часовни, рассевшись по скамьям с жёсткими спинками, и директор Вон произнёс ту же речь, что звучала каждую неделю: о командной работе и трудолюбии. Но как можно было думать о чём-либо, помимо произошедшего здесь во время прошлого собрания? Как можно было думать о чём-то, кроме Дженнифер?
Рядом со мной горячо шептала Тесс, но и этого я не могла разобрать. Рейган сидела где-то позади, в задней части часовни — с Питом. И, несмотря на всё происходящее, я всё ещё немного расстраивалась из-за этого, потому что друзья не бросают друг друга, даже ради влюблённости. Я не знала, избегает ли она меня после моих вчерашних расспросов о поисках Дженнифер или ей просто всё равно. Но я не понимала, как мои друзья могут быть такими незаинтересованными, как они могут не беспокоиться.
Впервые я задумалась, были ли они хорошими людьми. И была ли я хорошим человеком. Стала бы я помогать, сложись всё иначе? Если бы это я едва знала Дженнифер, а Кэт обратилась ко мне за помощью?
Собрание почти закончилось, когда директор Вон вдруг прочистил горло и поправил галстук, что всегда означало, что он собирается выйти за рамки привычного сценария. Микрофон взвизгнул короткими, пронзительными помехами, заставив всех скривиться.
— Многие из вас приходили ко мне с вопросами и опасениями, и я знаю, что вы напуганы. Это непростое время. Но меня тронули эти проявления любви. Мне в очередной раз напомнили о том, как сильно мы поддерживаем друг друга здесь, в Академии Гиббонса, и в Нибурге.
Директор Вон и раньше так говорил о нашей школе и о городе, о том, что мы все — одна большая семья, преисполненная любви и духа добрососедства. Кажется, он искренне верил в это, но оглядываясь, я не видела того, о чём он говорил. Интересно, это происходило потому, что чего-то не хватало в самом месте или чего-то не хватало во мне.
— Заверяю вас, что полиция работает со всем усердием, — продолжил он. — Сейчас самое время довериться экспертам, и очень важно рассказать им всё, что вам известно. Если у кого-нибудь есть любая информация, пожалуйста, выйдите вперёд.
Моё сердце сжалось. Я почти наяву видела, как весь класс оборачивается, чтобы посмотреть на меня. Но на самом деле никто даже не шевельнулся.
Я должна довериться взрослым, рассказывать им всё, что знаю — но ведь я ничего не знала наверняка. А о своих догадках я не решалась говорить вслух. Никто не стал бы слушать, никто не поверил бы в инопланетян. А если бы люди узнали о Том Случае… Но нет. Он не имеет к этому никакого отношения.
Если Дженнифер ушла из-за инопланетян, то это уже не имело значения. Так совпало. Расскажи я о случившемся кому-нибудь, это принесло бы неприятности всем. Это отвлекло бы всех от поисков Дженнифер, повело бы по ложному следу.
Правда ведь?
Звон в ушах слился в одно слово: Расскажи, расскажи, расскажи. На фоне этого в такт с биением сердца звучало: Не надо, не надо, не надо.
В отчаянии я посмотрела на потолок часовни и мысленно взмолилась: Что мне делать? Скажи мне, что делать.
Не знаю, к кому обращалась, — Богу, инопланетянам или кому-то ещё, — но, разумеется, никто не ответил.
Я почувствовала, как накатывает слабость.
Микрофон снова взвизгнул, и мы все подпрыгнули на своих местах. Только в этот раз, вместо того чтобы восстановиться, связь превратилась в статические помехи.
А потом раздался сигнал. Он был таким громким, что все зажали уши. Ученики озирались, вытаращив глаза. Кто-то из детей начал смеяться.
Но это отозвалось эхом в моей памяти, и мой взгляд невольно метнулся к часам. Я начала отсчитывать секунды.
* * *
Директор Вон безуспешно попытался выключить микрофон, а затем замахал руками в сторону аппаратной, привлекая внимание преподавателя аудиотехники. Будто та без подсказки не могла заметить, что творится в зале.
Тридцать пять
