который по воззрениям древних армян выступал в качестве отца богов[305]. Он пишет, что царь Арташес I (первая половина II в. до н. э.) велел установить в своей столице Артаксате статую Зевса-Арамазда (II. 13). Тигран II Великий воздвиг статую Зевса-Арамазда в крепости Ани (II. 14). Моисей Хоренский говорит о захвате им указанной статуи Зевса в Греции, однако никакого похода царя на Грецию, как известно не было, а статуя была в действительности захвачена в греческих городах Сирии. Отсюда вопрос: не была ли она фигурой восседающего Зевса, т. е. копией статуи Фидия?
Ахура-Мазда (Оромазд) почитался и в Парфии. Об этом можно судить по находкам оттисков печатей из Старой Нисы. На одной из них изображен Ахура-Мазда в образе Зевса[306]. Профиль парфянского царя Митридата I Филэллина (171–138 г. до н. э.) чеканился на монетах с чертами Зевса[307], поэтому в Парфии мог быть распространен культ Зевса-Оромазда. Менее эллинизированные варианты культов Ахура-Мазды мы встречаем в Кавказской Албании в I в. до н. э. – I в. н. э.[308] Такое различие в культах можно понять, если допустить, что парфянская царская династия Аршакидов в ранней период своей истории была в культурном отношении во многом типично эллинистической. Естественно, что религиозный синкретизм был одной из черт официальной идеологии Аршакидов. И Кавказская Албания и собственно Персия (Парс)[309] в силу своей отдаленности сохраняли черты культа Ахура-Мазды, характерные для ахеменидского периода. Коммагенский же культ Зевса-Оромазда находится где-то посередине между парфянским и парсийским вариантами почитания этого божества, в чем-то смыкаясь с древнеармянским в силу определенной эллинизованности.
Обратимся теперь к общему смыслу сцены, запечатленной на барельефе Западной террасы Нимруд-Дага. Любопытное объяснение этого сюжета и других сюжетов с царем и богами дает Х. Дерри, который считал, что на всех этих барельефах представлен апофеоз царя Антиоха I через его рукопожатие (явное или мнимое) с богами. Он приурочивал его к 7 июля 61 г. до н. э., дате, которая вычисляется по расположению звезд на «звездном льве»[310]. Полностью согласиться с этим мнением трудно. Во-первых, почему мы должны думать, что все барельефы Западной террасы с изображением царя и богов были установлены к 7 июля 62–61 гг. до н. э.? Более вероятно, что часть из них была воздвигнута позже в связи с возникшими в этот период политическими неурядицами и внешними угрозами, например, вследствие похода Гнея Помпея в середине 60‑х гг. до н. э. Во-вторых, барельеф с Зевсом-Оромаздом, как и все остальные, действительно в какой-то степени отражает апофеоз царя, но объяснить эту с цену, по нашему мнению, можно несколько по-другому.
Мы уже говорили, что Зевс-Оромазд являлся богом неба, справедливого миропорядка, царем праведных, а Антиох I, безусловно, – его протеже[311]. Оромазд, пожимающий ему руку, подчеркивал, что царь правит по тем же канонам праведности, которые он (владыка праведных) как верховное божество сам олицетворяет. Без сомнения, равное положение фигур царя и божества показывает, что они оба – боги. Тем не менее восседающее положение бога, в присутствии которого стоит царь, отражает его первенствующее положение. В связи с этим можно выделить и другой аспект связи между царем и Зевсом-Оромаздом, а именно – избранничество Оромаздом царя за его этические добротели[312] и благочестие, о которых он говорит в предисловии к большой нимруд-дагской надписи (OGIS. I. 383). Избранничество богом определенного лица предполагает оказание ему всяческих милостей (в случае с Антиохом – это особое покровительство ему со стороны верховного бога, а через царя и самому его царству). Видимо, посредством Оромазда Антиох символически приобщался к небесным сферам, а значит, обретал бессмертие. На всех остальных барельефах Нимруд-Дага царь равен богам (или, как в случае с Артагном-Гераклом-Аресом, даже несколько превосходит их), так как царь и божества изображены стоящими. Кроме того, сцена рукопожатия может вполне являться своеобразной иллюстрацией божественной инвеституры. Одной из аналогий служит сцена на ритоне из кургана Карагодеуашх на Азиатском Боспоре (конец IV в. до н. э.). На ритоне две фигуры: царь (или вождь) одного из местных племен и конное божество. Как считает В.Д. Блаватский, это скифский аналог Митры – Аполлон-Гойтосир[313]. Более справедливо мнение М.И. Артамонова, полагающего, что конное божество на ритоне – Зевс-Папай[314], божество неба, хранитель и защитник скифов[315]. Смысл сцены заключается в приобщении к власти и бессмертию посредством поднесения царю священного напитка[316]. На коммагенском барельефе Западной террасы ничего похожего нет, но смысл изображения такой же, тем более что Зевс-Оромазд и скифский Папай из одного ряда верховных покровителей царской власти в иранском мире.
Итак, рассмотрев все имеющиеся данные эпиграфического и изобразительного характера, можно заключить, что культ коммагенского Оромазда представляет собой типичное явление религиозной жизни позднего эллинизма Восточной Анатолии и прилегающих областей. Этот культ сложился в результате взаимодействия местной древнеанатолийской религии и различных внешних влияний. Первоначально на территории Коммагены почитался хетто-хурритский бог грозы и атмосферных явлений Тешуб, легко сопоставимый с семитским божеством неба, грозы и дождя Бэлом; в ахеменидскую эпоху на эту территорию был привнесен (магами?) культ Ахура-Мазды – иранского божества правильного миропорядка и благого творения, который в коммагенских надписях выступает под именем Оромазда. В эллинистическую эпоху в культ местного верховного божества просочилась греческая струя в виде отождествления Оромазда с Зевсом. Подобная картина наблюдалась в Древней Армении. Поэтому с точки зрения иконографии образ верховного божества Коммагены, вероятнее всего, восходит к местным прототипам, подвергнувшись ощутимому иранскому влиянию в ахеменидскую и, может быть, парфянскую эпоху. Идеология, наполняющая этот культ, имеет ощутимый иранский характер, но с некоторым греческим влиянием. Иранская составляющая культа, хорошо выявляемая по надписям, проявляет себя в почитании Зевса-Оромазда как божества благого творения, как владыки «обители света», куда попадают души праведников после их кончины. Сцена инвеституры на барельефе Западной террасы также находит параллели в иранском мире. Черты греческого Зевса, присутствующие в этом культе, уловимы, однако не стоит преувеличивать их значение. Они заключаются в представлении о Зевсе-Оромазде как о божестве грозы (хотя не исключено, что это – остаток былого почитания Тешуба или Бэла). Греки в Коммагене могли воспринимать его как Зевса Громовержца – верховного бога Олимпийского пантеона. В какой-то степени он мог выступать и в качестве Зевса Стратия – покровителя царского войска и царского дома, хотя эпитет «Стратий» применительно к Зевсу в надписях Коммагены не засвидетельствован.
§ 2. Аполлон-Митра-Гелиос-Гермес и Антиох I Коммагенский
Теперь рассмотрим синкретический культ Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса, являющийся одним из основ культа Антиоха I Коммагенского. Мы попытаемся раскрыть несколько важных аспектов и ответить на следующие вопросы: каковы главные религиозные составляющие этого синкретического божества (?), как соотносится с
