– Сука, – на глазах Иссы были слезы, – кровью харкать будешь, а слова свои назад возьмешь.
Казак сделал попытку подняться и сказал: «Извиняюсь». В тот же момент он в очередной раз был сбит на пол. Исса повернулся ко мне и коротко кивнул.
– Извини, друг, но я вынужден уйти.
Резко повернувшись, гордо вскинув голову, он прошагал к выходу из ресторана. Крупные слезы катились из его иссиня-черных глаз.
Тишина повисла над залом. Казак поднялся, посмотрел угрюмо в след ушедшему:
– Я тоже, пожалуй, пойду.
Фраза эта, сказанная слабым безжизненным голосом протрезвевшего друга, на мгновение повисла в безмолвии, но затем постепенно растворилась во все нарастающем гомоне гостей.
Я подошел к другу, обнял его:
– Что ты, Казак? Ну, был один урод на празднике, чего ж теперь? Пойдем, выпьем. Пока тебя не было, так грустно было.
Казак потер ушибленные места и мрачно пробормотал:
– Зато теперь повеселились, да?
* * *
Через день или около того (когда я там очнулся после нескончаемого кокосово-клубного трипа?) мама позвонила снова.
– Ну что же не заедешь? – сказала она так, будто мои посещения родителей были постоянной практикой. – Мы хотим тебя поздравить, подарок опять же…
Я решил приехать. В конце концов, что мне стоит. Мало того, я был тронут, даже сильно. Они хотят меня видеть, они соскучились! Я приехал под вечер с бутылкой Moet Chandon для мамы, Hennessey для отца и огромным тортом. Дверь отворила мама.
– Что же так поздно? – тон ее голоса был достаточно недовольным. – Завтра рабочий день, между прочим, отцу рано вставать…
– Извини, – я потянулся, чтобы обнять и поцеловать ее, довольно неловко.
– Не топчись в прихожей, – мама покачала головой, – напачкаешь.
– Да я же на машине, не грязный.
– Ну, не тебе же убирать, конечно, – тон постепенно сменялся на негодующий.
Я решил не спорить. Натопчу, так натопчу. Снял ботинки, дубленку и прошел в комнату. За столом сидели отец, обе бабушки (по материнской линии и отцовской), сестра.
– Привет, – сказал папа, – поздравляем.
Бабушка по отцовской линии встала из-за стола, обняла меня и сунула в руку какой-то небольшой сверток.
– Что это?
– Пенсия у меня маленькая, – начала бабушка любимую тему, – да я ее всю родителям отдаю. Время сейчас, знаешь, какое? Но я на шее у них не сижу… А это подарочек тебе, сама связала, носочки…
Неожиданно захотелось разрыдаться. Хотя к чему такая сентиментальность? Сколько себя помню, с самого раннего детства она дарила на каждый мой день рождения связанные собственноручно носки, у меня даже есть подозрения, что бабушка когда-то навязала их немерено впрок. Все носки абсолютно схожи, одного цвета, из одной и той же шерсти.
– Поздравляем, – быстрым движением мама протянула мне конверт. В конверте зеленела стодолларовая купюра.
– Да что ты, зачем это, – я улыбнулся как-то неловко и отчасти виновато.
Помню, на прошлый мой день рождения родители не подарили мне ничего. Они даже не поздравили меня, скорее всего, просто забыли. Ну да ладно, я привык, что обо мне вспоминают только тогда, когда я нужен, а не просто так, по случаю.
– Не надо, – сказал я.
– Почему не надо? – отец откупорил бутылку шампанского.
– Бери-бери, – мама кивнула, – а то будешь потом рассказывать, какие у тебя плохие родители, как они тебя не любят.
Интересно, кому я должен это рассказывать. Да я, в общем-то, никогда и не задумывался на этот счет. Или, может быть, я никогда не питал на этот счет иллюзий? Как вообще должно строиться общение родителей и повзрослевших детей в современном мире? Ну, в детстве все понятно: обучение, воспитание, родительская забота. А потом, когда дети вырастают? Судя по всяким там устоявшимся в обществе морально-этическим нормам, мы, то есть дети, должны начинать в свою очередь заботиться о родителях. Куда ни посмотри, все сводится к простым финансовым отношениям, то есть сначала родители вкладывают в тебя, а потом ты возвращаешь с процентами. И где же здесь любовь? Нет, она, конечно, есть, несомненно, есть. Просто лично я ощущаю ее нехватку, дефицит.
Не знаю, как там происходит в других семьях, но мне с моими родителями решительно не о чем разговаривать. Иногда наше общение просто сводится к тому, что мы усердно разыгрываем разученные давным-давно роли. От родителей исходит каскад нравоучений, заранее известные алгоритмы того, что и как следует делать, а что не стоит делать вовсе. Я спрашиваю, как их здоровье, нужно ли им что-нибудь… Актеры заранее знают реплику своего собеседника.
– Кстати, Володя, мне с тобой надо бы поговорить, – это бабушка Инна, мама моей мамы.
– Давайте поздравим Володю, выпьем, а потом поговорим. – Отец поднимает свой бокал.
– Потом я забуду, я уже старая.
– Конечно, конечно, бабушка, что ты хочешь? – я улыбнулся отцу, как бы извиняясь.
– Ты знаешь, – продолжила бабушка, – я так сейчас плохо слышу, вот вы говорите, мне приходится предельно вслушиваться в ваши слова. Тот слуховой аппарат, что у меня есть, мне не нравится, он крепится за ухом, и это очень неудобно. Сейчас продаются американские. Я позвонила и узнала, они стоят что-то вроде от четырехсот до тысячи пятисот долларов и вставляются прямо в ухо. Это очень удобно.
– Да-да, – кивнул я, – ты хочешь, чтобы я купил тебе аппарат?
Интересно, а почему она никогда не просила родителей? У папы зарплата не меньше трешки, это точно.
– Я понимаю, что это дорого, но, может быть, не сразу, через месяц, другой.
Я снова кивнул: хорошо.
Наступил черед бабушки Клары, матери отца.
– Ну, давайте выпьем за нашего именинника, – сказала она, – и раз уж так удобно сложилось, что мы все собрались, да и вообще… стоят такие морозы, а моя шуба совсем изодралась, сам знаешь, у родителей денег сейчас нет, тем более они ремонт затевают в квартире. Может, ты сможешь купить мне шубу, самую простецкую, не норковую, конечно.
«Отлично, отлично, – подумал я, – с удовольствием рассмотрю все заявки. Особенно впечатляет выбор времени для их подачи».
– Вы что, собираетесь ремонт делать? – обратился я к отцу.
– А ты не видишь, в каком состоянии находится наша квартира? – мама была тут как тут в боевой стойке. – Мы бы с удовольствием его не делали, но, посмотри, например, что с потолком делается!
Я поднял глаза вверх, повинуясь указующему жесту моей мамы. На абсолютно гладкой поверхности потолка не было видно ничего, ни трещинки, ни пятнышка.
– Понимаешь? – мама явно была не в духе.
– Ну да, – вяло отреагировал я.
– Кстати, – подал голос папа, – мы очень надеемся, что ты нам поможешь. У меня сейчас и правда не очень хорошо с деньгами.
Я понимаю. Любая любовь имеет свое денежное выражение. Мы договорились об этом с вами с самого начала. Самое простое и честное – купить на час, на ночь, на сутки бедную нервную девочку, ставшую старой шлюхой. Сложнее – любовницу. Еще сложнее – жену. С родительской любовью тоже все понятно – платишь, значит любишь. Я понимаю. Но, может быть, не стоит вот так прямолинейно, особенно во время семейного празднования дня рождения? Я устал от этой бьющим холодным электрическим светом в глаза прямолинейности. Давайте чуть-чуть покривим душой, попробуем какие-нибудь подходы, приемы. Даю слово, мне будет не так обидно.
– Я постараюсь, – сказал я, – у меня тоже сейчас не то чтобы все о'кей с капустой. Ладно, завтра действительно рабочий день, всем рано вставать, я пойду.
– Что же ты ничего не поел? – закудахтали бабушки в один голос.
– Куда ты, не торопись, давай отметим, – было видно, что отец немного напрягся.
– Не забудь, пожалуйста, про слуховой аппарат, – бабушка Инна явно собиралась повторить свой рассказ о прелестях американской медтехники.
– С деньгами у тебя не очень, а отдыхать ехать ты собираешься, – перебила ее мама, – кстати, не забудь, что когда ты у нас просил… ну, когда тебе было нужно… Мы помогли сразу, отдали все, что было.
Да-да, конечно, я помню, давным-давно, лет десять назад, я тогда действительно попал в передрягу, мне абсолютно не к кому было обратиться, если бы родители не дали денег, не факт, что я был бы сейчас жив. Я вернул им все через несколько лет. Испытываю ли я чувство благодарности? Нет. Но скажите, кто поступил бы иначе по отношению к своему собственному ребенку?
Когда я уже выходил за дверь, ко мне подошла сестра.
«Что надо купить на этот раз?» – подумалось мне. Но я ошибался.
– То, как ты отнесся ко мне на своем дне рождения, – Аня посмотрела мне прямо в глаза, – абсолютно недопустимо.
– То есть?
– То есть ты так со своими девками можешь обращаться.
– Я не понял.
– Если не понял, то объясняю. Я с тобой общаться больше не хочу, если, конечно, тебе что-то будет нужно, пожалуйста, помогу, чем смогу, но от общества своего меня уволь.
