который хотя бы отдаленно мог конкурировать с Артуром Войцеховским. Никто не пробуждал в ней влечения ни плоти, ни разума. Она, в определенные моменты жизни, даже пугалась живущей в глубине её такой уверенности, что её дальнейший жизненный путь пройдет в одиночестве, в работе, в помощи тем, кто в ней нуждался. Бывало, Светлана её просила поехать вместе с ней, навестить ту или иную семью из Питерских рабочих и оказать посильную медицинскую помощь им, их детям. И происходил достаточный, правильный обмен энергиями её и тех, кому она помогала. Она уставала, но искренняя благодарность и глубокое уважение давали нескончаемый источник возобновления энергии. Она была нужна. Она очень была нужна тем людям, к которым они ездили со Светланой. Чистые, благодарные детские глазенки, смотревшие ей в лицо потом очень долго, неотступно преследовали её в суетном водовороте будней, но она находила силы и желание навестить их снова, чтобы облегчить боль, поскорее излечить мучившую ту или иную болезнь и просто, просто позаботиться. Она стала часто принимать роды, давать первые, необходимые рекомендации по уходу за младенцами для молоденьких мам, учила о безопасных для женщин днях, которые в какой-то степени предохраняли от нежелательной беременности, а некоторым, давала деньги для того, чтобы про оперироваться в больнице. Люди жили страшно и безнадежно. Её разум не вмещал всего того, что она наблюдала. И каждый раз, каждый раз она задавала себе один и тот же вопрос: «Она раньше, еще совсем не давно жила радостнее и беззаботнее, почему только сейчас она так остро стала ощущать такую незримую тяжесть и на своих плечах, и на сердце? Откуда все это пришло?» И вынашивая этот вопрос в себе изо дня в день, ответ пришел так неожиданно и нечаянно со стороны, мимоходом. В выходной, завтракая вместе с Гришей, Светланой и заночевавшим у них студентом, который переводил книги с немецкого и уезжать в ночь не имел возможности, Гриша проронил в разговоре такие слова, которые и стали ответом на вопрос Анни: «Мы с годами все меньше испытываем радость, просто взрослеем, становимся мудрее, лучше познаем жизнь — а она дама капризная и очень тяжелая в отношениях!»
Наступало время «Рождества»! Как-то Светлана, сама начавшая ощущать легкие уколы хандры, от серости будней, усталости, от не приглядных картин, в которые они вклинивались со своей помощью с Гришей и Аней — жизнь простого народа, вспомнила самый действенный способ прогонять её из своей жизни. Она позвала всех на прогулку — «катание на коньках»! Они, тотчас собравшись, долго не раздумывая, уехали на каток в Таврическом саду!
Такого «чуда» она не видывала. Купальни в горячих источниках — это было «изюминкой» Будапешской столицы. Но лед! Что-то прозрачное и холодное! Как это может нести радость? Ты становишься на лезвие, и нога должна выдержать равновесие. Ей было не мыслимо стоять на льду и на лезвиях коньков. А люди вокруг скользили со скоростью, выделывали какие-то «па»! Анни, как ребенок, обезумела от восторга! Ушла изнутри некоторая зажатость, степенность. Её с двух сторон поддерживали Светлана и Григорий и она плыла, плыла по этой прозрачной глади замороженной воды, холодный воздух заполнял легкие, но он там перерабатывался в волну детского восторга и выходил из легких радостными возгласами от такого легкого скольжения. Ты ни прилагал никаких усилий, тебя словно несло вперед и тебе оставалось только одно — выбрать правильное направление. Её это захватило с самого начала, и она уже знала, что каждый свой выходной будет стараться повторить это удовольствие!
— Ну, теперь сама! — весело сказал Гриша, и она тотчас почувствовала пустоту вокруг себя и с легким страхом её инерция несла вперед. Они только катились рядом, для подстраховки. И… плюх! Она упала, когда хотела повернуть на право. Гриша оказался рядом. С трудом, с его помощью, нашла снова равновесие. Они покатились.
Народ пролетал мимо с такой скоростью, а Анни все больше смотрела впереди себя, на лед, так что потом даже не вспомнит ни одного лица, привлекшего внимание, кроме тех, с кем она там впервые познакомилась.
Она падала и падала. Гриша устал подымать. Умаявшись, все решили отъехать, посетить булочную. Люди заходили туда прямо в коньках, но Светлана предложила Анни этого не делать.
Они выбрали столик возле окна в углу и Гриша пошел за чаем с баранками.
— Что, хороша русская зима? В Будапеште такого нет? — хвалилась подруга, полученным удовольствием.
Анни поддакивала.
— Нет.
— Да, у вас все больше тепло, зима коротенькая совсем, только и успеваете выглянуть на снег в окно!
С соседнего столика раздался звонкий голосок и все с удивлением обнаружили, что он предназначался для них.
— Это у кого там в Будапеште зима совсем коротенькая? — И… с противоположного столика, сзади, к ним обернулось прекрасное лицо яркой брюнетки, с тонкими чертами лица.
И так как взгляд Анни сразу был прикован к этой восхитительной красавице, она не успела заметить бегло промелькнувшее разочарование своей подруги этим соседством.
Чуть раскосые, но, такие томные, и, завораживающие, глаза незнакомки мельком пробежали по лицу Светланы, выхватили из толпы направлявшегося к ним с подносом Григория и уже надолго остановились на лице Анни. Женщина видимо хорошо знала и Светлану, и Григория и тут же попросила её представить.
Мир не так огромен, как иногда, оказывается. Это незнакомка — Серафима Гричич, с коей был не приятный инцидент по поводу Войцеховского с графиней фон Гайзерштад. Ани же хорошо помнит свои муки, но лица этой воровки семейного счастья, она никогда не знала. Не знала она и того, что если смотреть на них двоих абсолютно посторонним взглядом, то первое что приходило на ум, это весы Господа Бога с двумя противоположностями. Как ангел и бес, но и тот и другой были невообразимо красивы. Или как Гельмут и Михаэль в семье Миррано.
На сегодняшний вечер для Анни впечатлений было больше, чем достаточно. Она исподволь залюбовалась красотой этой женщины, а интуитивно, её всю скрючило изнутри и возникло чувство необъяснимой антипатии. У неё же не только черты лица были исключительно гармоничны и утончены, у неё был чудесный, хрустальный голос и его слышать хотелось бесконечно.
Все свое внимание, Серафима сосредоточила на гостье из Венгрии. Её стул перекочевал к столику Светланы и Анни, Гриша вообще старался в её сторону не
