угрюмые лица крестьян, вынужденных оказывать гостеприимство врагам…
Казалось, что поход, протекающий в таких условиях, заведомо обречен на
неудачу — хотя, конечно, это была чушь, и я повторял себе, что это чушь.
Наконец, спустя пять дней после битвы, не встретив за время пути
никакого более сопротивления, мы подошли к стенам Греффенваля.
На востоке громоздились тяжелые тучи, но небо на западе было ясным;
неяркое солнце, подобное золотой имперской кроне, катилось к закату.
Днем было почти тепло (насколько это слово применимо к началу декабря),
но к вечеру слегка подморозило; однако снег в этих краях, судя по всему,
еще ни разу не выпадал с прошлой зимы (хотя в Норенштайне, наверное,
давно уже мели метели), так что местность хранила все тот же тоскливый
облик поздней осени. Замок высился перед нами на крутом каменистом
холме, опоясанном одиночным витком дороги; на самом деле крепостные
стены были сложены из камней темно-серого цвета, но на фоне светлого
вечернего неба Греффенваль и впрямь казался совсем черным. Мы знали, что
с западной стороны холм прямо от подножья замка срезан вертикальным
обрывом высотой в добрых сорок ярдов (что составляло больше половины
высоты самого холма); попытка штурма оттуда была невозможна. Подходы к
северным, южным и восточным стенам стерегли два могучих граненых
бастиона, вынесенных несколько вниз по склонам на северо- и юго-восток;
толстые отрезки стен с проложенными внутри коридорами соединяли их с
основной крепостью. Единственные ворота находились на востоке, в
башне-недомерке, достигавшей в высоту лишь трети стены, зато
отличавшейся отменной толщиной. Сразу за воротами, как нам было
известно, начинался извилистый коридор длиной в добрые двадцать ярдов с
опускными решетками через каждые три ярда, бойницами в стенах на разной
высоте, дабы в упор бить штурмующих копьями и стрелами, дырами в высоком
потолке для горячей смолы и кипятка и даже специальными отверстиями,
позволяющими быстро заполнить коридор густым едким дымом. Говорили -
хотя неоспоримых доказательств тому и не было — что и это еще не все,
что плиты пола в коридоре могут опрокидываться и сбрасывать непрошенных
гостей на стальные колья несколькими ярдами ниже. Такова была
единственная дорога в замок понизу; толщина стен исключала надежду за
сколь-нибудь реальный срок прошибить их с помощью таранов или
метательных орудий, а гранитная основа холма делала невозможным подкоп.
Желающим же забраться в Греффенваль через верх предстояло, для начала,
построить лестницы длиной минимум в двадцать пять ярдов, а если учесть,
что лестница приставляется к стене все-таки под углом, то и еще больше
(о том, чтобы втащить по крутым склонам осадные башни, не могло быть и
речи); потом подняться по этим лестницам мимо нескольких рядов бойниц,
откуда в упор лупят стрелы и высовываются рогатины, отталкивающие
лестницу от стены, а затем, перебравшись-таки через зубцы, обнаружить,
что дальше деваться некуда — проходы со стены в башни перекрываются
наглухо, без тарана не прошибешь (а попробуй втащи его на стену), а
спускаться с внутренней стороны стены по веревкам значит приземлиться,
опять-таки, на стальные колья, торчащие из каменных плит под стеной.
Причем спускаться опять-таки мимо бойниц и горизонтальных щелей,
имеющихся уже с внутренней стороны. И теперь из этих щелей уже будут
высовываться секиры, рубящие веревки…
В общем, Греффенваль справедливо считался неприступным. При всем
при этом вокруг на многие мили простиралась абсолютно голая равнина. Все
здесь было вырублено по приказу Карла еще в начале войны. Не осталось ни
единого дерева, из которого можно было бы сделать таран или лестницу. Ни
единого кустика, за которым мог бы прятаться боец или лазутчик…
Отапливался замок, кстати, не дровами, а углем, добываемым в карьере
неподалеку (по слухам, на случай осады и в самом замке существовал ход,
ведущий в штольню, не имеющую других выходов на поверхность). Очевидно,
многолетняя угольная копоть, оседая на стенах, также поспособствовала
обретению ими нынешнего цвета.
Карл был в замке. Так докладывали агенты Ришарда — впрочем, они уже
были введены в заблуждение перед Второй Тагеронской битвой; однако так
говорила и элементарная логика. У Лангедарга в сложившейся ситуации было
лишь три выхода — не считая капитуляции, разумеется. Либо запереться в
своей столице или другом хорошо укрепленном городе — но в городе, при
нынешнем состоянии военных и моральных сил грифонцев, слишком велик риск
измены, будь то явный бунт или тайно открытые врагу ворота. Либо вообще
удариться в бега, нигде не задерживаясь — но Карл был слишком спесив,
чтобы пойти на такое. Это означало бы окончательный конец всех его
честолюбивых планов. Претендент на престол не прячется по овинам, как
беглый холоп; от него отвернутся последние сторонники, и скорее всего в
конце концов какие-нибудь простые мужики или собственные охранники
повяжут его и выдадут победителю. Наконец, третий вариант — неприступный
родовой замок с верным гарнизоном. Горький урок, преподанный грифонцам
на Тагеронском поле, ничего в этом смысле не менял — ядрышки огнебоев
могли лишь слегка оцарапать древние стены. Столкнувшись с невозможностью
как штурма, так и подкупа (не то чтобы в гарнизоне в принципе не могло
найтись желающих, но в отличие от ситуации с городом, куда может
проникнуть кто угодно, неприятелю было бы более чем затруднительно войти
в сношение с ними), противник вынужден будет обложить замок осадой. В
зимнее время, среди враждебно настроенной местности, будучи фактически
отрезанным от своих земель и имея, в общем-то, небольшую собственную
численность… Результат такой осады, особенно с учетом имеющихся в
замке запасов, далеко не очевиден. А вот выбор в пользу этого варианта -
вполне.
До заката оставалась лишь пара часов, но Ришард, к моей радости, не
стал откладывать дело до утра. На холм поскакал герольд под белым
флагом. Трижды протрубив в рог перед самыми воротами, он торжественно
развернул свиток и громко прочитал обращение Ришарда. Оно было совсем
простым: Карлу и его гарнизону предлагалось безоговорочно капитулировать
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
