самого начала задумал?
– Нет, конечно. Хочешь, я отвезу тебя обратно к Варуну? Или, может, пройдемся к памятнику Виктории?
– Не хочу ни того ни другого. Хочу спать. – Помолчав, она сказала: – Тысяча девятьсот пятьдесят второй. Представляется, что и вправду наступает что-то новое. Каждая цифра словно отполирована.
– Високосный год.
– Я думаю, надо все же вернуться ко всей компании. Варун, наверное, в панике, обнаружив, что я исчезла. – Она улыбнулась, представив себе выражение лица Варуна в этот момент.
– Давай, я отвезу тебя домой, а сам вернусь к Бишу и скажу Варуну, где ты. Хочешь?
– Хочу. Спасибо тебе, Амит.
– Ты не сердишься на меня? Санкционированная новогодняя вольность. Прости. Ничего не мог с собой поделать.
– Прощу, если в следующий раз ты не сошлешься на поэтическую вольность.
Амит рассмеялся, и добрые отношения восстановились.
«Но почему я ничего не чувствую?» – спрашивала себя Лата. Она знала, что нравится Амиту, но при поцелуе испытывала в основном удивление.
Через несколько минут она была дома. Госпожа Рупа Мера еще не вернулась, а когда приехала полчаса спустя, Лата уже спала – хотя, видимо, беспокойным сном, так как мотала головой из стороны в сторону.
Ей снился поцелуй, но целовал ее Кабир, который в данный момент находился далеко и которого ей никак не следовало встречать, так как он был самым неподходящим женихом из всех.
16.20
Цифры 1952 в утренней газете представлялись Прану свежими и блестящими. Первое января окутывало прошлое туманом, а впереди сияло будущее, появлявшееся загадочным образом из неприглядного кокона. Вспоминая все хорошее и плохое, случившееся в прошлом году, – болезнь сердца, рождение дочки, счастливое спасение Бхаскара от гибели, – он гадал, что принесет новый год. Станет ли он доцентом? Появится ли у него благодаря Лате новый родственник? Может быть даже, его отец станет главным министром Пурва-Прадеш? Последнее было вполне возможно. Что касается Мана, ему рано или поздно придется остепениться.
Хотя в шесть часов все, кроме Прана и госпожи Рупы Меры, еще спали, в семь в доме произошел взрыв всеобщей активности. Очереди в две ванные двигались быстро, так как пользоваться помещениями разрешалось только строго определенное время. К половине девятого все были готовы к действиям того или иного рода и даже позавтракали. Женщины решили провести день в гостях у Чаттерджи и, может быть, пройтись по магазинам. Даже Минакши, собиравшаяся ранее на крикетный матч, в последний момент передумала.
В девять на «хамбере» прибыли Амит и Дипанкар и, взяв с собой Аруна, Варуна и Прана, отправились в Иден-Гарденс смотреть третью игру Третьей отборочной встречи. У входа на стадион они встретились с Харешем, как было условлено, и все шестеро заняли места на трибунах согласно имеющимся у них билетам.
Утро было прекрасное. Над головой чистое голубое небо, на траве – где она была – еще блестели капли росы. Иден-Гарденс с его изумрудной травой, окружающими его деревьями, огромным табло и новыми корпусами стадиона Ранджи[193] представлял собой великолепное зрелище. Стадион был переполнен, но коллега Аруна по «Бентсен Прайс», купивший абонемент для своей семьи, в этот день уехал со всей семьей на экскурсию и предложил билеты Аруну. Места были рядом с трибуной, где сидели важные персоны и члены Бенгальской ассоциации крикета, так что поле было видно как на ладони.
Первые бэтсмены индийской команды находились еще на линии. Поскольку на первых подачах в играх этой серии Индия набрала 418 и 485 очков, а англичане с трудом дошли до 342, теплилась надежда, что хозяева смогут добиться победы. Калькуттская публика, разбиравшаяся в крикете и любившая его больше, чем кто-либо еще в Индии, с нетерпением ожидала начала матча.
Разговоры, вспыхивавшие между оверами, затихали, хотя и не полностью, когда боулер выходил на подачу. Сначала Лидбитер подал мяч на Роя, который, отбивая, не набрал ни одного очка, затем Риджуэй подавал с другой стороны на Манкада. А в следующем овере английский капитан Говард поставил Стэтема вместо Лидбитера.
Это вызвало оживленную дискуссию в группе из шести зрителей. Все недоумевали, почему Лидбитера выставили всего на один овер. Только Амит сказал, что в этом не крылось никакой особой хитрости. Дело в том, что индийское время опережает на несколько часов английское и Лидбитер, возможно, просто хотел забить первый английский мяч в новом году, а Говард ему разрешил.
– Ну знаешь, Амит, – засмеялся Пран, – крикет не подчиняется подобным поэтическим прихотям.
– Ну и зря, – отозвался Амит. – Когда я читаю старые комментарии Кардуса, мне кажется, что крикет – разновидность поэтического произведения со строфами из шести строк.
– А где же Билли? – произнес Арун хрипловатым с похмелья голосом. – Я что-то его не вижу.
– Должен быть где-то здесь, – сказал Амит. – Не могу представить, чтобы он пропустил отборочный матч.
– Что-то никак они не начнут, – проворчал Дипанкар. – Надеюсь, это не будет такая же тягомотина, как в двух последних играх.
– Я думаю, мы преподадим им сегодня урок, – оптимистично заметил Хареш.
– В принципе, это возможно, – сказал Пран. – Но этой команде у калитки надо быть внимательнее, а то боулеры слишком рьяно охотятся за ней.
Его опасения сбылись.
Быстрое выбывание трех лучших индийских уикет-киперов, включая капитана, повергло зрителей в транс. Когда Амарнатх, едва успевший надеть щитки, вышел на поле против Таттерсола, настала полная тишина. Даже женщины приостановили свое вязание.
Его выбили с нулевой оценкой в том же фатальном овере.
Индийские игроки сыпались, как кегли. При таком избиении младенцев Индия могла вылететь из турнира еще до ланча. Светлые надежды на победу сменились мрачным предчувствием позорного разгрома.
– Все правильно, – угрюмо констатировал Варун. – Мы страна неудачников. Умеем выхватить поражение из когтей победы. После матча я пойду на скачки, – добавил он без особого энтузиазма. Там ему предстояло наблюдать за лошадьми уже не с абонированных мест за сорок рупий, а из-за палисада вокруг скакового круга, но у него, по крайней мере, будет шанс, что его лошадь выиграет.
– Надо пройтись, размять ноги, – сказал Амит, поднимаясь.
– Я с тобой, – сказал Хареш, расстроенный слабой игрой индийцев. – О! Что это за парень вон там, в темно-синем блейзере с бордовым шарфом, – вы его не знаете? У меня такое ощущение, что я его где-то видел.
Пран посмотрел на трибуну у павильона.
– О! Мальвольо! – воскликнул он скорее как Макбет, увидевший перед собой призрак Банко.
– Кто-кто? – спросил Хареш.
– Да так, просто вспомнилось кое-что из программы следующего семестра. Крикетные мячи, государь. Пришло вдруг в голову. Нет, кажется, я его не знаю. Спроси лучше кого-нибудь из местных. – Пран не умел врать, но ни
