вскричала Ила Чаттопадхьяй, потрясая седыми космами. – Отвергай мир, как Дипанкар. Ах нет, он же пошел в банкиры, да? А как, кстати, у тебя с экзаменами?
– Ужасно!
– Не думаю, что так уж ужасно, – возразила Лата. – Мне всегда казалось, что я сдавала хуже, чем было на самом деле. В нашей семье все так.
– Да нет, я и вправду сдал их плохо, – угрюмо сказал Варун, прихлебывая виски. – Я провалился, это точно. Уверен, меня не вызовут на собеседование.
– Ничего страшного, – сказала доктор Чаттопадхьяй. – Бывает гораздо хуже. У моей близкой подруги, например, только что умерла дочь от туберкулеза.
Лата посмотрела на нее в изумлении. Какие еще доводы она приведет для успокоения Варуна? «Муж моей сестры, алкоголик, только что отрубил головы их тройне двух лет от роду»?
– У тебя очень странное выражение лица, – заметил подошедший к ним Амит.
– О Амит! Привет, – отозвалась Лата. Она была рада видеть его.
– О чем ты думала?
– Да так, ни о чем.
Доктор Ила Чаттопадхьяй между тем убеждала Варуна в том, что Калькуттским университетом заправляют идиоты, которые сделали хинди обязательным предметом на уровне бакалавриата. Амит принял участие в обсуждении этого вопроса. Он чувствовал, что мысли Латы витают где-то далеко. Ему хотелось поговорить с ней о ее стихотворении, но в этот момент его атаковала какая-то женщина:
– Я хочу поговорить с вами.
– К вашим услугам.
– Меня зовут Беби, – произнесла женщина. На вид ей было лет сорок.
– А меня Амит.
– Да знаю, знаю я это. Все это знают, – проворчала она. – Вы хотите произвести на меня впечатление своей скромностью? – Женщина была настроена очень воинственно.
– Нет, – сказал Амит.
– Я обожаю ваши книги, особенно «Жар-птицу». Думаю о ней всю ночь, о «Жар-птице». В жизни вы меньше, чем на фотографиях. Вы, наверное, длинноногий.
– А чем вы занимаетесь? – спросил Амит, не зная, как реагировать на ее последнее замечание.
– Вы мне нравитесь, – решительно заявила женщина. – Если мне кто нравится, то нравится. Заходите ко мне в Бомбее. Просто спросите Беби, всякий скажет.
– Хорошо, – ответил Амит. Ехать в Бомбей он не собирался.
Подошел Бишванатх Бхадури, чтобы поздороваться с Амитом. На Лату, а также на хищную Беби он не обратил почти никакого внимания. Он воспылал страстью к незнакомой ему женщине, одетой в черное с серебром.
– Чувствуется, что у нее прекрасная душа, – сказал Биш.
– Как-как? – спросил Амит. – Повтори.
– Такие вещи говорятся не для того, чтобы тут же их повторять, – возмутился Биш.
– Но такие вещи и слышатся нечасто.
– Я скажу, а ты запихнешь это в свой роман. Так не делается.
– Почему?
– Ну, это просто пустая калькуттская болтовня.
– Это не болтовня, это поэтично, очень поэтично; даже подозрительно.
– Ты смеешься надо мной, – сказал Бишванатх Бхадури. – Надо бы чего-нибудь выпить, – пробормотал он, озираясь.
– Надо бы куда-нибудь смыться, – тихо сказал Амит Лате. – Вдвоем.
– Я не могу. У меня конвоир.
– Кто?
Лата указала глазами на Варуна. Он разговаривал с двумя молодыми людьми, слушавшими его раскрыв рот.
– Думаю, он не заметит, – сказал Амит. – Я покажу тебе иллюминацию на Парк-стрит.
Пробираясь за спиной Варуна, они слышали обрывок его высказывания:
– Ну, в Гатвике, разумеется, Мэри Уоллес, а в Хоупфуле – Симили. Насчет Хазры я не знаю, а на Бересфордских скачках надо ставить на Май Леди Джин…
Они оставили его делиться своими познаниями и, смеясь, спустились к выходу.
16.19
Амит остановил такси.
– Парк-стрит, – сказал он водителю.
– А почему не Бомбей? – пошутила Лата. – Там тебя будет ждать Беби.
– Беби – колючка у меня на шее, – ответил Амит, изобразив дрожь в коленях от страха.
– Почему на шее?
– Так сказал бы Бисвас-бабý.
– Как у него дела? – спросила Лата, рассмеявшись. – Все о нем говорят, а я ни разу с ним не встречалась.
– Он убеждает меня, что я должен жениться и произвести на свет судью Чаттерджи четвертого поколения. Я сказал ему, что Апарна наполовину Чаттерджи и при своем раннем развитии вполне может занять судейское кресло. Он ответил, что это другой коленкор.
– Но его советы пролетают мимо твоих ушей.
– Вот именно.
Они ехали по Чорингхи, частично освещенной к празднику, – в основном это были крупные магазины, Гранд-отель, «Фирос». На перекрестке Чорингхи и Парк-стрит мощные цветные прожекторы освещали большого северного оленя, который вез сани с Санта-Клаусом. На стороне Чорингхи, обращенной к Майдану, прогуливались люди, наслаждавшиеся праздничной атмосферой. Когда такси повернуло на Парк-стрит, Лата зажмурилась от непривычного ослепительного сверкания. По обеим сторонам улицы с фронтонов магазинов и ресторанов – «Флёри», «Кволити», «Пайпинга», «Магнолии» – свисали гирлянды разноцветных лампочек и ленты ярко освещенного крепа. Лада была благодарна Амиту за то, что он показал ей всю эту красоту. Увидев высокую елку около заправочной станции, она воскликнула:
– Электричество растет на деревьях!
– Что-что? – спросил Амит.
– Я вспомнила ма: «Выключи свет. Электричество не растет на деревьях».
Амит засмеялся.
– Я очень рад, что мы снова встретились.
– Я тоже, – ответила Лата. – Mutatis mutandis[191].
Амит посмотрел на нее с удивлением:
– До сих пор я слышал это выражение только в лондонских Судебных Иннах[192].
– Наверное, я подхватила его у Савиты. Она постоянно выдает что-нибудь вроде этого, когда воркует с малышкой.
– Кстати, о чем ты все-таки думала, когда я прервал ваш разговор с Варуном?
Лата сказала ему о фразе доктора Илы Чаттопадхьяй.
Кивнув, Амит сказал:
– Насчет твоего стихотворения…
– Да? – напряглась Лата.
– Иногда я чувствую, что в момент глубокой печали человека утешает мысль, что миру по большому счету наплевать на него.
Это было странное высказывание, но по существу. Помолчав, Лата спросила:
– Оно тебе понравилось?
– Да. С поэтической точки зрения. – Он продекламировал пару строк.
– Кладбище ведь на этой улице, да? – спросила Лата.
– Да.
– Но в другом конце, совсем не похожем на то, что здесь.
– Точно.
– Я помню, на могиле Роуз Айлмер была необычная спиральная колонна.
– Хочешь посмотреть на нее при ночном освещении?
– Нет. Она, наверное, выглядит очень странно на фоне звезд. Ночь вздохов и воспоминаний.
– Как-нибудь надо будет показать их тебе при дневном свете.
– Что показать?
– Звезды.
– При дневном свете?
– Да. Я знаю – примерно, – где какая звезда находится днем. Они же остаются на своих местах, только их из-за солнца не видно. А сейчас полночь. Разреши?
И прежде, чем Лата успела не разрешить, он поцеловал ее.
Она так удивилась, что даже потеряла дар речи. И была немного рассержена.
– С Новым годом, – сказал Амит.
– С Новым годом, – ответила она, подавив раздражение. В конце концов, она согласилась бежать с ним из-под наблюдения. – Ты это с
