брат?
Митрохин — с понтом дым ему в глаза попал — отвернулся. Правильно говорят — очко не железное. Клыч сквозь бумагу сжал рукоять пистолета.
Как по сценарию детективного сериала, именно в этот момент в дверь тихонько постучали.
— Владимир Дементьевич, извините, можно я пальто своё возьму? — в притвор просунулась голова директрисы в кудрявом вороном парике.
— Валяй, Тамара, только в темпе, — неожиданная пауза дарила действиям отсрочку.
Копуша собрала свои шмотки и свалила. Успевший за эти минуты дозобать сигаретку до фильтра Зингер с отсутствующим видом разглядывал на потолке пятно от старой протечки. Хотя вроде ему вопрос был задан, а на вопросы среди людей отвечать принято.
Калачёв напомнил кере о правилах общения, тот индифферентно ответил, что козлам-ментам лишь бы на кого мокруху по беспределу повесить.
— Ну и чего пацан по делу воркует?
— А я знаю? — теперь Гера ответил с вызовом. — Меня к нему не пускают, извини.
— А через СИЗО разнюхать, через адвоката, через родню — тебе не дано? — интонации авторитета приобрели зловещую вкрадчивость. — Родня есть у парня? Или он безродный? Фамилия-то его как? Погоняло имеется?
У Митрохина скулы свело, словно он лимон разжевал, но говорить пришлось:
— Да ты должен его знать. Красавин Серёга, кличут «Знайкой».
Клыч горлом издал сдавленный крякающий звук. Это — край! Менты обвиняют в двойном убийстве парня, который с ним по последней ходке в одном отряде на «пятёрке» рога мочил[196]. Но если для ментов это доказательство косвенное, то для воров — самое прямое, убойное. От такой предъявы не оправдаешься.
Авторитет трудно переваривал услышанное, разум его мутнел.
Мобильник бодро запел арию Тореадора из оперы «Кармен» и, вибрируя, поехал к краю стола. Калачёв цапнул его, на ожившем экранчике высветилась надпись: «Костогрыз Сёма».
Отыскался след Тарасов! Клыч властным движением руки обозначил Зингеру, чтобы тот вышел на коридор. Гера усмехнулся не без обиды — от него, тысячу раз проверенного, у Вовы появились секреты, и неторопливо покинул кабинет.
— Сёма, ты куда пропал? — обрушился Клыч на прапорщика.
Служивый человек, по-южнорусски «гэкая», пояснил, что его нежданно загнали начкаром выездного караула на полигон, где сотовый не принимает. Потом вышли заморочки со сдачей караула — летёха-сменщик попался молодой, но козлистый, до обеда выносил мозг. Пока вернулись в город, пока разоружились — уже вечер. Как только за порог дома переступил, сразу прозвонился.
У авторитета отлегло от сердца, тревоги оказались напрасными.
— Когда пересечёмся? Завтра?
— Завтра не выйдет, Володь, — виновато ответил вояка. — Запара у меня на службе, не вырвусь из части. Давай десятого с утреца?
— Деся-атого? — разочарованно протянул Калачёв, планировавший в праздничный день, пока гаишники лудят, лететь с железом в Нижний. — Десятого — поздно.
— А я чего сделаю? Я бы с радостью хоть сейчас тебе всё скинул, бабки позарез нужны, но не выходит. Тут у меня… — прапорщик издал горестный вздох, словно собираясь поделиться своими бедами, но не отважился. — Не по телефону, Володь… Ты не серчай на меня, пожалуйста… Десятого в одиннадцать ноль-ноль на нашем месте. Раньше — ну никак…
Клычу в подобной ситуации оставалось утешиться доводом, что четыре дня ничего не решат, ждал больше, и принять условия партнёра по доходному бизнесу.
— И ещё, Володь, такая просьба к тебе, — тон Костогрыза оставался извиняющимся, — можно, чтобы новыми баксами? Ну с крупными мордами… а то с маленькими, говорят, скоро изымут из оборота…
— Ла-адно, — снизошёл авторитет.
Будь все проблемы такого пошиба, жизнь показалась бы малиной.
Теперь предстояло распутать непонятное с лепшим другом.
— Гера! — гаркнул Калачёв. — Кель бура![197]
За дверью никто не отозвался. Авторитет выглянул в подсобку — пусто, прошёл в торговый зал.
На бакалее тощая Зинка, следя за кренящейся стрелкой весов, насыпала из совка в стоявшую на чашке посудину желтоватый сахарный песок.
— Зин, где Герман?
Продавщица вздрогнула от неожиданности, просыпала на прилавок.
— Ой! Владимир Дементьич, он на крыльцо покурить пошёл.
На улице не оказалось ни Зингера, ни его крутого «гелендвагена». Поступком, дурнее которого не придумать, кентуха обрубил последние возможности мирного урегулирования ситуации.
7
8 марта 2000 года. Среда.
10.00 час. — 21.30 час.
Областной центр Андреевск.
Амбициозный Сапега не привык бросать слова на ветер. Он поднапряг собственную агентуру на районе, адреснулся за информацией в ОБНОН и во вторник установил барыгу, снабжавшего Иголкина герычем. Реализацию провели на следующий день, значившийся в календаре как международный женский. Фигуранта зафиксировали на выходе из подъезда с двумя чеками[198] на кармане. Задержание снимали на видео, понятые были припасены добросовестные и грамотные — студенты юридического колледжа. Протокол изъятия оформили не отходя от кассы, на капоте служебной «семёрки».
— Как настроение, Игорёк? — сияя лучезарной улыбкой, подполковник хлопнул насупившегося Иголкина по плечу. — На первую часть двести двадцать восьмой[199] подзаработал. С непогашенной судимостью, да с моими рекомендациями условным не отбояришься. Честное пионерское! Трёшник, конечно, не восьмерик и не червонец, но тоже на одной ноге не отстоишь!
Задержанный находился в депрессивном ступоре. Катастрофа грянула в самый разгар захватывающего процесса мутилова, предшествующего приёму героина. Знакомое каждому системщику действо стартует с принципиального решения о выходе на поиски дури, включает в себя добычу денег на дозу, поиск продавца, компании, места приёма и заканчивается ширевом как таковым. Весь этот отрезок времени наркоман находится в приподнятом настроении, предвкушая удовольствие от приближающегося момента прихода[200], а затем — кайфа[201].
На лице Иголкина застыло страдальческое выражение. Оперативнику, документировавшему изъятие, с трудом удалось добиться от него односложных ответов на вопросы об анкетных данных. На предложение расписаться в протоколе потенциальный подозреваемый отрицательно мотнул головой. Уговоров не последовало, старший опер дополнил документ соответствующей записью, понятые охотно удостоверили факт отказа.
Поездки на управленческой «ВАЗ-2107», которая после замены разбитой в ДТП правой блок фары, вновь выглядела игрушкой, Иголкин не удостоился. Его, со скованными за спиной руками, запихали в задний, злодейский отсек подъехавшего по вызову затрапезного патрульного «УАЗика».
Происходящим заинтересовалась молодая женщина, за руку выводившая на прогулку ребёнка в нарядном комбинезончике:
— Что случилось?
— Родная милиция оберегает покой граждан, — Сапега картинно, как крылья, раскинул в сторону руки. — С праздником, красавица!
— Благодарю, — мамочка
