— Я догоню вас через пять минут.
Оглянувшись еще раз на стены и убедившись, что зрителей хватает, Додд ждал неприятеля. Кавалеристы приближались, затем, достигнув узкого перешейка, сбавили ход. Если бы они продолжили преследование, полковник бы просто развернулся и легко ушел от погони, но сипаи удержали взмыленных лошадей и остановились, наблюдая за ним с расстояния сотни шагов. Они знали, что он хочет, но на всякий случай Додд отсалютовал саблей, подтверждая вызов. Индиец-хавилдар двинулся было вперед, но его остановил молодой прапорщик-англичанин.
Англичанин вытащил саблю. Треуголку он где-то потерял, и ветер шевелил длинные, слипшиеся от пота и пыли волосы. На нем был черный с красным мундир, а его высокий гнедой казался белым от выступившей на боках пены. Четко отсалютовав противнику, прапорщик медленно двинулся вперед. Додд шевельнул шпорами. Сближались медленно. Наконец англичанин перешел на рысь, потом добавил еще. Полковник ждал до последней секунды, когда прапорщик, приподнявшись на стременах, приготовился нанести разящий удар.
Додд дернул поводья, и лошадь рванулась влево. Он снова потянул вправо и развернулся — сабля рассекла воздух в паре дюймов от его головы, но полковник даже не потрудился парировать выпад. Пришпорив коня, он последовал за прапорщиком, который только начал поворачиваться и едва успел подставить клинок. Додд ударил с плеча и почувствовал, что пробил защиту. Он снова натянул поводья. Теперь оба развернулись одновременно. Сталь врезалась в сталь. Додд был выше, но прапорщик, которому едва ли исполнилось восемнадцать, имел преимущество в силе. Клинок полковника лишь разрезал ткань мундира. Англичанин скрипнул зубами и ответил уколом. Додд отбил. И еще раз. Лезвия столкнулись, сила против силы. Полковник попытался оттолкнуть юнца. Не получилось.
— Вы ведь Додд, верно? — процедил прапорщик.
— Вы не ошиблись, юноша. Хотите получить семьсот гиней?
— Предатель.
Додд пнул лошадь противника, и та дернулась вперед. Англичанин попытался отмахнуться, но потерял равновесие. Они были слишком близко друг к другу, чтобы драться по-настоящему. Так близко, что каждый чувствовал дыхание врага. От прапорщика воняло табаком. Будь лошади обучены, как полагается, они разошлись бы, но пока обе жались одна к другой, и всадники могли только толкаться. Додд первым рискнул пришпорить свою. От сильного удара конь прыгнул. В какой-то момент англичанин очутился позади, и полковник уже ожидал удара в спину, но прапорщик промедлил, упустив верный шанс. Додд же свой терять не стал. Развернувшись, он оказался с незащищенной стороны и ударил сбоку с поворотом. Клинок рассек прапорщику горло. Англичанин еще только поднимал руку, чтобы защититься, когда хлынула кровь. Юноша захрипел. Его конь, не чувствуя поводьев, остановился. Додд развернулся, подъехал ближе и еще раз резанул врага по шее. Прапорщик задергался, как крыса в челюстях терьера. Мундир его потемнел от крови.
Полковник отряхнул саблю и сунул клинок в ножны. Потом наклонился, забрал оружие у прапорщика и столкнул его с лошади. Англичанин свалился мешком, но одна нога осталась в стремени. Додд подобрал поводья и рванул коня к себе. Нога выскочила из стремени, юноша распластался на пыльной дороге, а полковник повернул к крепости с трофеем.
Маратхи на стенах встретили его громкими криками. Сипаи рванулись вперед, и Додд прибавил ходу, но мадрасские кавалеристы остановились, доехав до тела своего офицера. Полковник триумфально помахал отобранной у противника саблей.
Канониры форта, увидев, что сипаи собрались вокруг убитого, не устояли перед соблазном продемонстрировать врагу свое искусство. Бухнула пушка, за ней другая. Сипаи бросились врассыпную, а зрители на стенах получили еще один повод порадоваться. Стоявший у воротной башенки Ману Баппу сначала укоризненно покачал головой, намекая на то, что рисковать так Додду не следовало, потом сложил ладони перед собой в знак благодарности. Полковник рассмеялся, поклонился князю и с удивлением заметил, что его белый мундир забрызган кровью.
— Кто бы мог подумать, что в этом прапорщике так много крови? — пробормотал он.
Услышавший его командир эскорта недоуменно нахмурился.
— Сахиб?
— Не обращайте внимания.
Додд забрал винтовку и повернул коня к Делийским воротам. Со стен его приветствовали восхищенные защитники крепости. Он не стал останавливаться, чтобы поговорить с Ману Баппу, но пересек Внешний форт и выехал через Южные ворота. Узкая тропа спустилась в ров, повернула круто влево и побежала вверх, к массивным воротам Внутреннего форта. Все четверо ворот были приветливо распахнуты. Стук копыт отскакивал от стен. Створки захлопывались у него за спиной, тяжелые запоры опускались в скобы.
У последних ворот полковника дожидался конюх. Додд спешился, бросил ему поводья обеих лошадей и распорядился сначала напоить трофейную лошадь, а уже потом ее вытереть. Саблю он отдал слуге, попросив отчистить клинок от крови. И только после всего этого Додд повернулся к Бени Сингху, который возвращался во дворец из сада. В роскошном шелковом зеленом халате, сопровождаемый двумя слугами, один из которых держал над напомаженной головой господина зонтик, а второй нес маленькую белую собачку, килладар остановился, увидев англичанина.
— Я услышал крики. Что случилось? — спросил Бени Сингх. — Почему стреляли пушки? — Он заметил пятна крови на мундире Додда. — Вы ранены?
— Был бой, — ответил полковник и подождал, пока толмач переведет его слова. Он немного говорил по-маратхски, но пользоваться услугами переводчика было легче.
— Джинны здесь! — взвыл килладар. Собачонка испуганно тявкнула. Слуги заволновались.
— Я убил джинна! — рявкнул Додд и, схватив индийца за руку, прижал его пухлую ладошку к сырой от крови ткани. — Это не моя кровь. Но она еще свежая. — Он потер ладонью килладара о красное пятно и поднес его руку ко рту. Не спуская глаз с индийца и удерживая его взгляд, полковник слизнул кровь с перепачканных пальцев. — Теперь я — джинн. Понятно? — Он отпустил руку. — И я пил кровь своих врагов.
Бени Сингх, стараясь не смотреть на свою руку и держа ее на весу, поспешно отступил от страшного англичанина. Его передернуло. Он вытер ладонь о халат.
— Когда они пойдут на приступ?
— Думаю, через неделю. И будут разбиты.
— Но если они все же ворвутся в крепость? Что тогда? — не успокаивался килладар.
— Тогда они убьют вас, — пожав плечами, ответил Додд. — Изнасилуют вашу жену. Ваших наложниц. Ваших дочерей. Удовольствий хочется всем, так что к вашим женщинам выстроится очередь. Они будут драть их, как хряки. — Полковник засопел, захрюкал и задвигал бедрами.
— Нет! Нет! Этого не случится! — провозгласил Бени Сингх.
— Если и не случится, то только потому, что мы не допустим их сюда. К счастью, среди нас есть и мужчины, готовые не хныкать, а драться.
— У меня есть яд, — сказал килладар, не понявший последних слов англичанина. — Если они будут побеждать, полковник, вы предупредите меня?
Додд усмехнулся.
— Обещаю, сахиб, — с наигранным смирением пообещал он.
— Мои женщины предпочтут скорее умереть, чем достаться неприятелю, — продолжал индиец.
— А еще лучше, если умереть предпочтете вы. Если, разумеется, не захотите посмотреть, как белые мужчины будут пользовать ваших женщин.
— Этому не бывать! Они не поступят так подло.
— А что, по-вашему, им здесь нужно? — спросил Додд. — Разве они не наслышаны о красоте ваших наложниц? Каждый вечер солдаты у костра только о них и говорят. И каждый, засыпая, видит во сне их бедра и груди. Нет, килладар, они ждать не будут. Ваши женщины манят сюда врага, а соблазн сильнее даже страха.
Не желая слушать столь ужасные пророчества, Бени Сингх поспешил во дворец. Полковник усмехнулся. Он уже понял, что распоряжаться здесь может только один человек. Крепостью командовал Бени Сингх, и, будучи последним трусом, он был также другом раджи. Дружба же с раджой гарантировала верность гарнизона. Остальные защитники Гавилгура делились на два лагеря. Один состоял из солдат Ману Баппу и преданных князю Львов Аллаха, второй составляли Кобры Додда. Если из трех останется один, то именно он будет править Гавилгуром, а правитель Гавилгура есть в то же время и правитель всей Индии.
Додд провел ладонью по деревянному ложу винтовки. Он напугал килладара, и отныне страх будет его союзником. Поднявшись в прекрасном расположении духа на стену, полковник развернул подзорную трубу и стал наблюдать за британцами, только что установившими на плато первое орудие. Еще неделя, может быть, чуть больше, и противник сам придет на бойню и подставит шею под топор. И тогда самые необузданные мечты станут явью.
