сладковатым запахом цветы в горячую воду, она добавила кучку древесных корней, цветы водосбора и березовые почки для запаха весенней свежести и отставила варево в сторону. Ей потребовалось немало времени, чтобы решить, чем можно заменить средство от блох и вшей, которое делалось из папоротника. Получилось так, что ей ненароком рассказала об этом Неззи.
Быстро раздевшись, Эйла взяла два туго завязанных узелка и направилась к реке. В одном узелке был мыльный состав, в другом – немного жеребячьей мочи.
* * *
Когда-то Джондалар просил ее показать ему, как люди клана разбивают кремень, и был впечатлен этим зрелищем. Но, глядя на то, с какой спокойной уверенностью и мастерством орудует Эйла, думающая, что ее никто не видит, он был очарован. Она работала без костяных молотков, но при необходимости могла быстро изготовить себе нужный инструмент. Интересно, смог бы он так же хорошо работать, пользуясь только каменным молотком? Он знал, что при этом необходим тщательный контроль, но Эйла говорила ему, что мастер клана, у которого она училась, был намного искуснее ее. Его оценка умения плоскоголовых делать инструменты внезапно возросла.
Она быстро сделала кожаный мешочек. Простой мешочек казался не очень прочным, но конструкция была довольно искусная. И только когда Джондалар наблюдал, как она кладет предметы в свой мешочек и как она обращается с ними, он вдруг почувствовал, что от нее исходит какое-то уныние и вся она полна печали и горя. Она должна радоваться, а казалась несчастной. Да нет, наверное, он просто вообразил себе это.
Когда Эйла начала раздеваться, у Джондалара захватило дух; зрелище ее полнокровной, зрелой красоты наполнило его желанием, которое он едва в силах был сдержать. Но мысль о тех неслыханных действиях, которые совершил он, когда пожелал ее в последний раз, остановила его. Зимой она снова стала заплетать косы, и когда она сейчас распустила волосы – он припомнил, как впервые увидел ее обнаженной… В жаркий день в долине – прекрасное золотистое тело, влажное после купания. Он уговаривал себя не смотреть на нее – и мог незаметно ускользнуть, когда она отвернулась и вошла в воду, – но даже если бы от этого зависела его жизнь, он не в силах был шевельнуться.
* * *
Эйла начала очищение с того, что намазалась жеребячьей мочой, которая резко пахла и щипала кожу, но хорошо очищала и убивала вшей и блох. Она даже немного высветлила волосы. Речная вода была все еще ледяной от талого снега, но это лишь бодрило; поток, полный песка и мелких камней, без остатка смывал грязь вместе с резким запахом мочи.
Когда она вышла на берег, ее чистое тело порозовело от холода, но сладковато пахнущая, богатая сапонином жидкость была по-прежнему теплой и хорошо пенилась, когда Эйла стала втирать ее в свою кожу и волосы. Потом она направилась к заводи, где вода была не такая мутная, как в реке. Ополоснувшись, она завернулась в мягкую выделанную шкуру, чтобы обсохнуть, а тем временем расчесала волосы жестким гребнем и заколола их заколкой из мамонтовой кости. Как это приятно – чистота и свежесть!
* * *
Хотя он мучительно желал соединиться с Эйлой, сама возможность наблюдать за ней доставила ему странное удовольствие. Он не просто видел ее пышное, с богатыми женскими формами, и все же стройное, статное тело с развитыми мышцами. Ему нравилось смотреть на нее, следить за ее движениями, полными природной грации, за ее работой, демонстрирующей опыт и мастерство. Разводила она огонь или мастерила что-то – она точно знала, как надо работать, и не делала лишних движений. Джондалар всегда восхищался ее умом и сноровкой. Это придавало ей еще большую привлекательность. И все же он тосковал по ней, и лицезрение ее красоты наполняло его желанием быть с ней рядом.
Эйла уже оделась, когда тявканье волчонка заставило ее обернуться – и улыбнуться.
– Волк? Что ты здесь делаешь? Убежал от Ридага? – спросила она, а волчонок приветственно прыгнул на нее, радуясь, что она рядом. Потом он стал обнюхивать окрестности, а Эйла тем временем собирала свои вещи. – Ну вот ты и нашел меня, и мы можем идти домой. Идем, Волк. Что это ты ищешь в тех кустах… Джондалар!
Эйла безмолвно застыла, увидев, что именно искал волчонок, а Джондалар был слишком смущен, чтобы говорить. И все же они не могли отвести глаз друг от друга, и глаза говорили больше, чем могли бы сказать слова. Но оба они не верили увиденному. Наконец Джондалар попытался объяснить:
– Я… я шел мимо…
Он оборвал себя, даже не пытаясь закончить свое жалкое объяснение, обернулся и быстро пошел прочь. Эйла последовала за ним к стоянке чуть помедленнее, тяжело ступая по склону. Поведение Джондалара смутило ее. Она не знала, сколько времени пробыл он здесь, но знала, что он за ней следил, и недоумевала – почему он прятался от нее? Она не знала, что думать.
А Джондалар не сразу вернулся на стоянку. Он не был уверен, что готов прямо сейчас встретиться с ней лицом к лицу – да и с кем бы то ни было. Он шел куда глаза глядят, пока не оказался в том же самом уединенном месте, откуда начал путь.
Он подошел к пепелищу, оставшемуся от маленького костра, встал на колени, почувствовал, как чуть-чуть согревает руки поднимающееся от него тепло, и прикрыл глаза, оживляя в памяти сцену, свидетелем которой оказался. Когда он открыл глаза, то заметил оставленный Эйлой осколок кремня и стал его разглядывать. Рядом с обрезками кожи он заметил шило. Он поднял его. Оно сделано было не так, как он привык. Простое, почти грубое, но доброе, умелое орудие. И острое, подумал он, наколов палец.
Этот инструмент напомнил ему об Эйле, о скрытом в ней противоречии; о ее простоте, в которой таилось древнее знание; об искренней наивности, сочетающейся с глубоким и богатым опытом. Он решил навсегда сохранить эту вещь и, завернув шило в кожаный обрезок, взял его с собой.
* * *
Пир проходил в кухонном очаге днем, в теплые часы; но пологи повсюду были подняты, чтобы свежий воздух проникал в помещение и чтобы легче было входить и выходить из дома. Многие пирующие толпились снаружи: играли в различные игры, боролись (это было любимое развлечение в весеннюю пору), пели и танцевали.
Они обменивались подарками, желая друг другу счастья и удачи, в знак того, что Великая Мать вновь принесла на землю жизнь и тепло и они благодарны за
