он был министром финансов СССР и успешно подготовил и проводил денежную реформу, связанную с восстановлением нормального монетарного обращения после Великой Отечественной войны. За его плечами было руководство беспрецедентной эвакуацией промышленности в 1941–1942 гг., организация знаменитой Дороги жизни в Ленинграде, осуществление кризисных миссий на различные участки фронта, как правило, в составе бригад с участием Г. М. Маленкова и Л. П. Берии. К тому же супруга А. Н. Косыгина Клавдия Андреевна была родственницей семьи одного из главных фигурантов «Ленинградского дела» — руководителя Ленинградской партийной организации А. А. Кузнецова.
В связи с этим до сих пор идут споры, кто же тогда спас А. Н. Косыгина. Среди историков, придерживающихся профессионального, т. е. базирующегося на источниках, подхода к исследованиям, в основном высказывались две точки зрения. Согласно первой, Косыгина спас весьма влиятельный и близкий к Сталину Л. З. Мехлис, который возглавлял партийную комиссию по рассмотрению деятельности Минфина СССР на предмет кражи золота. Высказывается также мнение, что А. Н. Косыгина спас А. И. Микоян, который в самое горячее время отправил его в длительную командировку на Алтай[937]. На это другая часть историков резонно отвечает, что в те времена в Советском Союзе отъезд в сколь угодно дальнюю командировку ничего не менял, поскольку людей успешно доставали не то что с Алтая, а из Европы и Америки. Поэтому вторая группа историков отмечает, что Косыгина спас И. В. Сталин, который сам и был инициатором «Ленинградского дела»[938]. Они ссылаются на воспоминания партийных деятелей того времени, которые отмечают, что после возвращения из командировки на Алтай Косыгин в качестве министра финансов присутствовал на заседании правительства. Во время заседания к нему подошёл Сталин и сказал: «Ничего, Косыга, ещё поработаешь»[939].
Относительно данной позиции можно высказать следующее соображение. Вполне очевидно, что без решения Сталина судьба ни одного видного советского руководителя не решалась. Разговоры о том, что Сталин чего — то не знал или кто — то из видных фигур того времени был заключён в тюрьму, расстрелян или сослан в лагеря без его ведома, являются глупостью, которую серьёзным исследователям просто обсуждать неудобно. Поэтому мемуаристы, безусловно, зафиксировали имевший место факт, показывающий, что в какой — то момент времени Сталин изменил первоначальное решение под воздействием одному ему ведомых обстоятельств. Такое тоже было достаточно характерно для поведения этого без сомнения великого мастера политической борьбы и государственного управления.
Нет оснований не доверять и перекрёстным свидетельствам мемуаристов, подтверждённым данными из партийных архивов о том, что именно А. И. Микоян отправил в достаточно спонтанную командировку А. Косыгина. Что в связи с этим историки не объяснили, так это то, зачем этот чрезвычайно осторожный, лишённый собственных амбиций и преданный Сталину партийный функционер, лично не относящийся к числу друзей Косыгина, сделал этот шаг. Правда, по мнению заместителя председателя Совета Министров СССР А. Н. Новикова, «Микоян всегда хорошо относился к Алексею Николаевичу… И вот Анастас Иванович, видимо, решил как — то обезопасить Косыгина, хотя прекрасно понимал, что от Берии не скроешься»[940]. Самое смешное в этом воспоминании — это упоминание Л. П. Берии. Уж кто — кто, а А. Н. Новиков прекрасно знал, что в то время Л. П. Берия не только был в опале у И. В. Сталина, но и не имел никакого отношения к силовым структурам и занимался атомным проектом в его решающей стадии, а не погоней за Косыгиным. Впрочем, чего не напишешь, когда это нужно руководящим товарищам. Кстати, подобным же подходом грешат и воспоминания самого А. И. Микояна «Так было»[941]. Они написаны в непростой период, когда многие члены его семьи так или иначе имели прямое отношение к власти. Соответственно, пенсионер союзного значения Микоян в своих воспоминаниях не столько повествовал о прошлом, вспоминая минувшие дни, сколько решал текущие задачи клана.
Иными словами, и первая, и вторая группа сведений подтверждены документально. Однако ни одна из точек зрения не может объяснить, почему произошло спасение Косыгина и кто в этом был заинтересован. Возникает вопрос: а при чём здесь М. М. Гвишиани? Его в стабилизировавшейся советской иерархии послевоенного периода отделяла пропасть от уровня тех людей, которые могли принять решение относительно судьбы высших советских руководителей, к числу которых, без сомнения, относился А. Н. Косыгин.
Не так давно С. Е. Кургинян постарался объяснить ситуацию со спасением Косыгина следующим образом: «Этот Гвишиани очень долгое время работал на Дальнем Востоке. Он руководил там госбезопасностью. Партийным руководителем при нём был Пегов — тоже знаковая фигура внутри партийной обоймы того времени. Затем Гвишиани — старший переехал в Ленинград, где ему, наряду с другими, было поручено разбираться с “Ленинградским делом” знаменитым. Он и разбирался. И, как тогда это делали все, действовал по инструкциям и достаточно жёстко.
Потом в ходе “Ленинградского дела” этому Гвишиани — старшему попался на глаза, в виде подследственного, молодой Косыгин — будущий советский Председатель Совета Министров, премьер. Косыгин был убеждённым сталинистом, и по каким — то непонятным причинам Гвишиани — старший его пожалел. Поскольку в сталинские времена это было не принято и даже механизмов — то реализации этой жалости не было, то речь могла идти только о достаточно экзотических вещах. Но “из песни слов не выкинешь”. Это было»[942].
Нельзя не отметить, что С. Е. Кургинян весьма вольно относится к историческим фактам, и особенно к их интерпретации. В этом, в частности, проявляется режиссёрская натура нынешнего политаналитика. Любой режиссёр не исследует реальность, а создаёт свою собственную из подручных средств и материалов. В приведённом фрагменте вольностью является вывод о том, что М. М. Гвишиани мог спасти А. Н. Косыгина. Как отмечалось выше, он не обладал возможностями и статусом, позволявшим сделать это. Однако нельзя не отметить, что С. Е. Кургинян действительно обладал и обладает в последние 20 лет весьма эксклюзивным набором информаторов, позволяющим в ряде случаев получать достаточно редкую, недоступную другим информацию. К свидетельству С. Кургиняна об участии М. М. Гвишиани в судьбе Косыгина следует подойти максимально серьёзно не только в силу обладания Кургиняном эксклюзивными источниками. Главное состоит в том, что данное свидетельство подтверждается ещё одним достоверным и совершенно независимым источником.
В число участников узкого «мозгового треста» Л. И. Брежнева, подготавливавшего его доклады и книги, входил наряду с Г. Арбатовым, Е. Бовиным, А. Аграновским и зампред Госкомтруда СССР Б. М. Сухаревский. Важно отметить, что Б. М. Сухаревский был любимым учеником и ближайшим сотрудником А. Вознесенского и одним из немногих людей ленинградской команды, не только выжившим, но и не попавшим в заключение по результатам «Ленинградского» и «Госплановского» дел. В значительной степени поэтому отношения Б. М. Сухаревского со многими людьми, причастными прямо или косвенно к «Ленинградскому делу», типа А. Вознесенского, были весьма неоднозначны. В 1970‑е гг., после одного из совместных заседаний с Д. М. Гвишиани, Сухаревский сказал своим сотрудникам, что
