в том числе для своей личной судьбы, исполняя данную роль, он не только был обязан докладывать Берии о ходе «Ленинградского» и «Госплановского» дел, но и имел право на проведение с ним доверительных бесед. О таком принципе взаимоотношений Л. П. Берии с его личными доверенными людьми свидетельствуют
немногочисленные опубликованные и неопубликованные воспоминания ближнего круга Л. П. Берии, начиная с широко известных мемуаров П. Судоплатова[948].
Факт восьмой. Л. П. Берия никогда не отличался сентиментальностью, и вполне понятно, что факт угрозы Д. Гвишиани — сыну его доверенного сотрудника, вследствие попадания А. Н. Косыгина в число основных фигурантов дела, ни в коей мере не мог стать побудительным мотивом для каких — либо практических его действий. Однако Берия, как никто другой, умел использовать имевшуюся у него информацию для решения тех или иных задач. Отлично понимая, что в результате «Ленинградского» и «Госплановского» дел произойдёт усиление Г. Маленкова и сработавшегося с ним В. Абакумова, он, вполне очевидно, был весьма заинтересован в наличии запасных вариантов противодействия Г. Маленкову и дискредитации В. Абакумова. А. Н. Косыгин как нельзя лучше подходил для решения этих задач. Маленков позиционировал себя не только в качестве партийного руководителя, но и как специалиста в области организации и управления экономикой. Поэтому его первоочередной целью и был Вознесенский. А. Н. Косыгин вообще никогда принципиально не рассматривал себя как партийного деятеля, а исключительно как организатора и, как тогда принято было говорить, хозяйственника. Выводя Косыгина из — под удара, Л. Берия одним махом решал две задачи. С одной стороны, он получал лично обязанного ему человека, который потенциально в нужный момент мог заменить Г. Маленкова. С другой стороны, А. Н. Косыгин всегда мог выполнить роль наиболее квалифицированного из имеющихся в Советском Союзе консультантов по вопросам экономики, финансов и управления хозяйством. Одновременно Косыгин, хорошо осведомлённый не только о формальных, но и о неформальных отношениях внутри Ленинградской группы, в нужный момент мог много рассказать о В. Абакумове и методах его работы. Кстати, такой момент вскоре и настал.
Факт девятый. Л. Берия на протяжении длительного периода времени имел достаточно устойчивые, хорошие отношения с Л. Мехлисом и А. Микояном. Внимательное изучение личного почерка Л. Берии в процессах внутриэлитной борьбы в советском руководстве указывает на то, что в наиболее деликатных случаях он предпочитал на начальной стадии той или иной комбинации действовать чужими руками и лишь в решающий момент, когда дело уже сделано, подключаться к нему лично, в качестве фронтмена. Поэтому вполне логично подтверждённое архивными данными участие Л. Мехлиса и А. Микояна в судьбе Косыгина. Кроме того, весьма вероятно, что именно Л. Берия как лицо, лично никак не заинтересованное и не поддерживающее каких — либо близких, дружеских отношений с А. Косыгиным, мог самостоятельно или вместе с Л. Мехлисом подсказать стареющему и больному вождю мысль о том, что полезно сохранить А. Н. Косыгина в руководстве. Он, как никто другой, подходил для использования столь любимой Сталиным комбинации, когда текущему любимцу из правящей элиты, занимающему господствующие позиции, создаётся своего рода двойник. Именно в роли фаворита тогда выступал Г. Маленков. Поэтому идея о том, что «Косыге надо дать поработать», с чрезвычайно высокой степенью вероятности могла быть донесена до Сталина исключительно или при решающем участии Л. Берии.
2
Почему мы столь подробно разобрали ситуацию со спасением А. Н. Косыгина от, казалось бы, неизбежных трагических последствий? Дело в том, что по своей личной характеристике Косыгин, по свидетельству абсолютно всех людей, знавших его, включая даже его идеологических противников, отличался высокими человеческими качествами. В их число входили исключительно редкие для политика качества человеческой благодарности, порядочности и верности. Будучи умным человеком, из имеющихся в его распоряжении сведений он не мог не сделать вывод о том, кто и как его спас. При этом совершенно исключено, что об этом когда — либо мог ему рассказать Д. Гвишиани.
О понимании Косыгиным того, что он своей политической послевоенной судьбой в значительной степени обязан семье Гвишиани, свидетельствует близкий круг его знакомств, хорошо известный благодаря мемуаристам[949]. К числу весьма немногих людей, с которыми дружил и общался дома А. Н. Косыгин, относились, например, Л. Ойзерман — философ, научный руководитель Д. Гвишиани; В. Кириллин — академик АН СССР, председатель Госкомитета по науке и технике, непосредственный начальник Д. Гвишиани; и ещё несколько человек, тесно связанных с последним. Причём со всеми этими людьми до начала работы с ними своего зятя Косыгин никогда тесно не общался, не говоря уже о вхождении в чрезвычайно узкий круг его друзей[950]. Тесные и доверительные отношения между Д. М. Гвишиани и А. Н. Косыгиным сыграли огромную роль в событиях, связанных с Римским клубом, Международным институтом прикладного системного анализа в Вене, оказали серьёзное воздействие на ключевые процессы в поздней истории Советского Союза.
После завершения обучения в МГИМО Д. М. Гвишиани стал офицером Советской армии, а точнее, как он пишет в своих воспоминаниях, Военно — морского флота. Вероятно, реальным местом его службы было Главное разведывательное управление Министерства обороны СССР. Хотя прямо в своих воспоминаниях он об этом не пишет, тем не менее в них рассказывается, например, о командировке в Австрию, где вряд ли дислоцировался Военно — морской флот СССР.
Любопытно, что после смерти И. В. Сталина и убийства Л. Берии, несмотря на увольнение и лишение воинского звания его отца, Д. Гвишиани не пострадал, а продолжал служить, одновременно начав работать над кандидатской диссертацией на философском факультете МГУ. Тема диссертации по тем временам была совершенно немыслима не то что для философа, но и тем более для офицера Советской армии. Речь шла о «Социологии американского менеджмента». Д. Гвишиани пишет: «В годы службы я наладил научные контакты с философским факультетом МГУ и начал изучать основные направления развития американской прикладной социологии, прежде всего социологии индустрии, а также знакомился с некоторыми теоретическими трудами по организации и управлению вооруженными силами США»[951].
Попутно нельзя не отметить, что А. Н. Косыгин в то время вряд ли мог защитить Д. Гвишиани и тем более его отца от возможных репрессий. Дело в том, что в то непростое время места его работы и, соответственно, аппаратный вес постоянно менялись, хотя он неизменно оставался в обойме высших хозяйственных руководителей. Однако Косыгин был бесконечно далёк от тех лиц, которые принимали решения в отношении офицеров МТБ СССР и ГРУ МО СССР. Единственно, можно предположить, что старший Гвишиани оказался чем — то полезен новым хозяевам страны, располагая, вероятно, некой эксклюзивной информацией, полученной за счёт его близости к Л. Берии.
В 1955 г. Д. Гвишиани демобилизуется из Вооружённых сил страны и поступает на работу
