отец Д. М. Гвишиани неоднократно его (Сухаревского) допрашивал и играл не последнюю роль в бригаде следователей по «Ленинградскому» и «Госплановскому» делам. При этом на протяжении конца 1970‑х — начала 1980‑х гг. Б. М. Сухаревский поддерживал тесные рабочие и дружеские отношения с Д. М. Гвишиани.
Чем важно свидетельство Б. М. Сухаревского? Не только тем, что оно получено, что называется, из первых уст, от человека — непосредственного участника «Ленинградского» и прежде всего «Госплановского» дела, но и тем, что позволяет с высокой степенью вероятности разобраться, что же тогда происходило и кому А. Н. Косыгин обязан своим спасением. Но перед этим необходимо расставить точки над i применительно к мнению внука А. Н. Косыгина А. Гвишиани относительно роли Л. П. Берии. В своей книге он пишет, что «Берия и Маленков начали кампанию по компрометации “Ленинградской группы”. Одна из их целей — член Политбюро Косыгин»[943]. Из текста книги очевидно, что данное мнение высказано не на основе бесед с дедом, а сформировалось под воздействием бесед с ответственными советскими работниками брежневской эпохи, когда на Л. П. Берию было принято «вешать всех собак».
Главным же аргументом для А. Гвишиани является попавший в его распоряжение проект закрытого письма Политбюро, подготовленный Г. Маленковым и Л. Берией 12 октября 1949 г. В своей книге он приводит значительные фрагменты этого письма[944]. В частности, в проекте документа, подготовленного Маленковым и Берией, говорится: «Следует указать на неправильное поведение Косыгина А. Н., который оказался как член Политбюро не на высоте своих обязанностей… Он не разглядел антипартийного вражеского характера группы Кузнецова, не проявил необходимой политической бдительности и не сообщил в ЦК ВКП(б) о непартийных разговорах Кузнецова и др.»[945].
Относительно приведённого проекта письма возникает целый ряд вопросов, на которые нет ответов. Прежде всего, копия письма отсутствует в Сборнике документов «Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР 1945–1953» (М.: РОССПЭН, 2002), в разделе, посвящённом «Ленинградскому» и «Госплановскому» делам. Из архивных документов выяснилось, что данный проект существует в виде машинописной копии, без аутентичных подписей. Сама по себе машинописная копия не может считаться достоверным документом, тем более в условиях тотальной фальсификации, которой подвергались советские архивы начиная с времён правления Н. С. Хрущёва. Мало того, в документе упоминается о политических просчётах, допущенных А. А. Ждановым. Хорошо зная аппаратный стиль Берии и тогдашнюю его ситуацию во взаимоотношениях со Сталиным, невозможно себе представить, что он, в отличие от Маленкова, мог подписать какой — либо документ, бросающий тень не просто на близкого И. В. Сталину, хотя и умершего человека, но главное — его родственника. Ведь в момент якобы подписания письма Светлана Аллилуева только что вышла замуж за сына А. Жданова Юрия. К тому же именно в момент якобы подписания письма Л. П. Берия отнюдь не охотился за Косыгиным, а с блеском завершил первую стадию Атомного проекта. Иными словами, практически нет ни малейших сомнений, что мы имеем дело с очередным историческим фейком, которых в последние годы появилось огромное множество. Чтобы разобраться в событиях свинцового времени послевоенного Советского Союза, необходимо осмыслить несколько фактов. В своей совокупности они и позволяют разгадать загадку спасения А. Косыгина.
Факт первый. «Ленинградское дело» было направлено против всех ключевых выдвиженцев А. Жданова — второго человека в СССР послевоенного периода. Началось «Ленинградское дело» практически сразу же после его скоропостижной смерти. Смерть Жданова в корне изменила баланс сил в околосталинской верхушке советского руководства и, соответственно, стимулировала зачистку команды, которая, будь ей дано время, могла консолидироваться и не только сохранить, но и упрочить свои позиции.
Факт второй. Документально установлено, что вся работа по «Ленинградскому» и «Госплановскому» делам велась В. Абакумовым, тогдашним руководителем МГБ СССР. Что до Л. П. Берии, то он в это время был полностью отодвинут Сталиным от органов государственной безопасности и сосредоточился на реализации Атомного и, в значительной мере, Ракетного проектов, за последний формально, но не фактически, отвечал Маленков. Объективно в деле против Вознесенского, Кузнецова и других в наибольшей мере был заинтересован именно Маленков. Суть в том, что именно Маленков, а не Берия и тем более не другие члены «узкого» руководства, рассматривался в то время в качестве потенциального преемника И. Сталина. Кроме того, в период начального развёртывания «Ленинградского дела» И. В. Сталин, судя по анализу врачебной и партийной документации, был тяжело болен и редко принимал участие в решении практических вопросов[946].
Факт третий. Л. Берия как выдающийся аналитик и человек, изначально сориентировавший себя на роль не первого руководителя, а «серого кардинала», естественно, был заинтересован иметь полную информацию о ходе «Ленинградского» и «Госплановского» дел, причём не на уровне бесед с ответственными работниками, а на уровне возможности ознакомления с первичными материалами и знания о ходе следствия изнутри. Для этого ему необходим был человек, который участвовал бы в основной следственной бригаде по «Ленинградскому» и «Госплановскому» делам, причём в качестве одного из её ключевых членов.
Факт четвёртый. М. Гвишиани, без сомнения, входил в круг наиболее доверенных людей Берии. В то же время, будучи руководителем самого дальнего от Москвы управления НКВД, он не относился к числу приближённых к Берии людей. Кроме того, хорошо известно из многочисленных мемуаров чекистов, а также от исследователей жизни и деятельности Абакумова[947], что у него были хорошие рабочие отношения с М. Гвишиани. Также известно, что он привлекал Гвишиани к решению ряда важных задач, непосредственно не связанных с деятельностью управления Приморского края. Делал он это в значительной степени вследствие того, что М. Гвишиани хорошо показал себя в качестве члена оперативных бригад, например, группы, осуществлявшей депортацию чеченцев и ингушей.
Факт пятый. Достоверно известно, что М. Гвишиани удалось обеспечить своё включение в состав оперативной бригады, работающей по «Ленинградскому» и «Госплановскому» делам. Это помимо оспоримого свидетельства Кургиняна подтверждает неоспоримый рассказ Б. М. Сухаревского, относимый к концу 1970‑х гг.
Факт шестой. Не подлежит сомнению, что М. Гвишиани прекрасно отдавал себе отчёт, что попадание А. Косыгина в число основных фигурантов «Ленинградского дела» с неизбежным его расстрелом в качестве такового будет иметь трагические последствия не только для Людмилы Косыгиной, но и для её мужа Джермена. Располагая всей полнотой материалов (а технология работы оперативных следственных групп особой важности состояла в том, что каждый из её участников допросы проводил самостоятельно, но аналитическая работа велась сообща), он никак не мог повлиять на конечные выводы. То есть всё зная и располагая полной картиной, а следовательно, и возможностью разработать способы выведения А. Н. Косыгина из — под удара, М. Гвишиани ни в коем случае не мог практически реализовать свои задумки.
Факт седьмой. Вполне понятно, что, будучи доверенным лицом Л. П. Берии и неся немалые риски,
