300 удальцов с красными кумачными знаменами, а 9 июня
отправилась к нему другая партия - 500 пеших человек. Но сам Булавин
повредил себе тем, что разделил свои силы. Он отправил один отряд
своих Козаков в 5000 человек к Азову, а другие два, под начальством
единомышленных своих атаманов, Драного и Голого, на запад, для
привлечения к себе жителей и умножения сил своих. Голый, в
отряде которого было тысячи полторы запорожцев, удачно
расправился с слободским Сумским полком. Булавинцы напали на него
врасплох на берегу реки Уразовой1, убили всех старшин и самого
полковника Андрея Герасименка, взяли весь обоз. Другие
предводители - Семен Драный и Беспалый - двинулись к Ямполю, где
назначено было сборное место, но их не допустили бригадир Шидлов-
ский и полковник Кропотов: с этими последними действовали
*
Воронежской губернии Валуйского уезда
посланные гетманом полковники полтавский и компанейский, которых после ухода Булавина с урочища Вороное гетман
прикомандировал к майору гвардии князю Долгорукому. Полтавский полковник
приказал заранее вывести из городков Тора и Маяков все козацкие
семьи в Изюм, чтобы не допустить торских и маяцких Козаков
пристать к мятежу. У Кривой Луки, недалеко от Тора, встретил он
идущего Драного, с которым было до пяти тысяч донцов и 1500
запорожцев. Бой был жестокий, продолжался пять часов - три часа дня
и два часа ночи - и кончился совершенным поражением
мятежников. Драный пал в битве. Многие потонули в Северском Донце.
Запорожцы ушли в Бахмут. Шидловский там их осадил. Запорожцы
сдавались, прося пощады, но их не слушали и истребили; Бахмут
был сожжен. Между тем прошел слух, что Булавин сам стоит при
урочище Деркуле. Против него пошли полковники полтавский и
компанейский и вступили в бой с <чатою> (высланным передовым
отрядом) в 800 человек. Мятежники были разбиты. Булавин
поспешно ушел к тому отряду Козаков, который он еще прежде из Чер-
касска отправил к Азову, но там пришел ему конец. Он покусился
ворваться в Матросскую и Плотничью слободы, прилегавшие к
городу Азову; три часа была жестокая битва против четырех рот
солдат; из крепостей Азовской и Петровской гремели пушечные
выстрелы. Козаки держались упорно; наконец были прогнаны; 423 из них
пало в битве, 400 утонуло во время бегства, 60 попалось в плен.
Солдаты овладели одним знаменем, побрали лошадей, достали много
панцирей с убитых. Булавин со срамом привел в Черкасск остатки
разбитых. Там поднял против него бурю атаман Зерщиков, его
единомышленник и вместе соперник. По наущению этого человека
козаки стали кричать, что Булавина следует убить за то, что он
погубил войско. Булавин, с небольшим кружком верных его советников, убежал в свой курень. Козаки принялись доставать его из куреня.
Булавин, защищаясь, успел застрелить двоих из своих врагов, но
увидел, что ему никак нельзя отбиться… Его воображению
предстали страшные муки казни, которая его ожидала, если бы козаки его
взяли и выдали, и он пустил себе в левый висок пулю из пистолета.”
Козаки переловили его советников, в числе которых был брат
Булавина и сын Драного. Их всех посадили на цепь, потом выдали
азовскому губернатору Толстому. Тело Булавина отправлено было в
Азов: голову отсекли и отдали врачам сохранить ее напоказ, а
туловище, уже смердящее, было повешено за ноги на том месте, где
происходило нападение на Азов.
Восстание в украинных городах продолжалось еще до конца
1708 года и было угашено князем Долгоруким посредством самых
жестоких, бесчеловечных мер. Левенец, Кожуховский и сотники их
полков, числом 21, получили в награждение по паре соболей и по
объяринному кафтану за победу при Деркуле, подготовившую пол-
604
ное поражение мятежника. Но Мазепа не совсем одобрительно
отозвался о полтавском полковнике1.
В конце мая гетман получил от Ленчинского, польского
коронного подскарбия, уведомление, что ему незачем будет идти внутрь
Польши. Мазепа сообщал, что, по его соображениям, следует
воротиться в Украину и беречься, с одной стороны, внутренних
смятений в крае, а с другой - помощи врагам из Турции. Посол
гетманский Згура ездил в Бендеры к сераскиру <с комплиментом> и там
подлинно узнал, что сторонник Станислава Лещинского* пан Тар-
ло, домогался в Бендерах через сераскира получить от Порты в
помощь хотя немного орды. Этот Згура, родом грек, близкий советник
Мазепы, впоследствии явился одним из участников измены
гетмана, а потому, вероятно, доставляя пугливые реляции, на самом деле
ездил к сераскиру вовсе не с такими полезными для царя видами, как о нем показывал гетман в своих донесениях Головкину. Пан
Тарло от 9 июня писал гетману письмо, убеждал пристать на
сторону шведского короля и Станислава и уверял именем обоих
королей, что войско запорожское и весь украинский народ будут
оставаться при своих старинных правах и вольностях с
приумножением новых, лишь бы только гетман, освободившись от тиран-
ской власти, возвратился к своему наследственному государю и к
общей матери - Речи Посполитой.
Мазепа это письмо препроводил к Головкину и испрашивал
приказания государя, как ему поступить. Царь приказал гетману
дать ответ Тарлу по своему усмотрению. Тогда Мазепа от 23 июля
отвечал Тарлу в таком смысле, что невозможно отклонить его, гетмана, от верности своему государю, и притом украинский народ
никогда не захочет соединяться с поляками, испытавши от них
много несчастий2. Мазепа припоминал пану Тарлу, как еще в недавние
времена киевский воевода Потоцкий расправлялся с восставшим
1 <…А полковник полтавский издревле есть непостоянен и в
ближайшем с запорожцами соседстве пребывая, всегда одним духом с
запорожцами дышет>. (Архив иностранных дел, май 30. Подлинники. Донесение
Мазепы.)
2 <…не могут мене никогда ни стрелы, ни огонь розлучить от любви
пресветлейшего всемилостивейшего государя моего, которого святобливым
предкам пресветлейшим царем московским и его царскому величеству
одиножды во все со всем Войском Запорожским и народом
малороссийским веру присягл и оную свято содержати должен есмь по праву
совести… напрасный ваш труд, непотребные заводы, ненадежные надежды и
ожидания суть; понеже в тих своих вертоглавных действах напрасно чрез
толь многие годы трудитеся, ибо первее на земле звезды будут, небо же
сохою орано, нежели Украина мела бы когда возвратитися к Короне
Польской и народ козацкий, от веков к польскому имеющий ненависть, с Речею Посполитою соединен имел быть; покамест свет стоит светом, не будет козак поляку братом, ожегшися на воде побратимся лядского>.
(Архив иностранных дел, июль. Подлинники.) 605
народом: жолнеры отнимали от матерней груди невинных малюток
и втыкали на копья, бросали их в ямы и душили огнем, загоняли в
избы женщин и сожигали1. Мазепа вспомнил, как принуждали
народ к унии, как отдавали жидам-арендаторам право распоряжаться
христианскими таинствами2. Мазепа говорил, что <золотая
вольность>, которою так хвастались поляки, превращается у них в
<железное самовольство>. Мазепа обличал суетность обещаний
вольностей малороссийскому народу, когда Станислав, которого поляки
называют своим королем, сам не более, как невольник шведского
короля. Мазепа объявлял польскому пану, что Украине под царским
скипетром вовсе не худо3, и потому никакие обещания благ, никакие ласкательства не в силах ни теперь, ни впредь отвести
малороссийский народ от русского царя и его наследников4. В
заключение на просьбу Тарла об отпуске Вольского, присланного к
Мазепе от Станислава еще в 1705 г., Мазепа отвечал, что этого
человека он не отпустит, потому что он достоин виселицы.
Поступок с письмом Тарла и ответ последнему, присланный
копии Головкину, конечно, должны были показаться московскому
правительству новым доказательством непоколебимой верности
гетмана и лживости всяких на него доносов. Заметим, только что для
нас нет доказательства, что именно такой ответ был на самом деле
послан Мазепою, но, во всяком случае, правительство другого не
знало. Между тем тогда уже возник и разбирался донос, самый
крупный в ряду всех’ доносов, которые в продолжение гетманства
