с Марсали вряд ли захотите оказаться здесь, когда это произойдет.
Фергус удивленно вытаращил глаза.
— Боюсь, вам будет не так-то просто спрятаться, — пояснил Роджер.
— Я умею быть невидимкой, — успокоил его Фергус, улыбнувшись кончиками губ. — Но вот сделать невидимыми жену и пятерых детей, увы, не в силах. Бросить Марсали, чтобы она сама управлялась с типографией, я тоже не могу — одной ей не справиться, по крайней мере, не с грудными младенцами на руках и не в кишащем солдатами городе.
Он утер рукавом блестящее от пота лицо, надул щеки и медленно выдохнул, а затем сел на сложенные штабелями пыльные ящики, на которых было небрежно намалевано краской «Гуано».
— Так, значит… — Фергус покосился на Роджера, — британцы захватят и Саванну, и Чарльстон?
— Да, на какое-то время. Не навсегда. Вообще-то… войну выиграем мы. Правда, это произойдет только через два года.
Фергус судорожно сглотнул, его худощавые предплечья покрылись мурашками.
— Бри думала, ты… э-э… знаешь, — осторожно сказал Роджер. — О Клэр. И… о нас. — Он сел рядом, приподняв полы черного сюртука, чтобы не испачкаться в пыли.
Фергус помотал головой, словно пытаясь утрясти полученную информацию.
— Я же говорил, что знаю много такого, о чем не напишешь в газете. — В глазах его заплясали веселые искорки. Выпрямившись, он упер ладонь — и крюк — в колени, а затем продолжил: — Я был с милордом и миледи во время Восстания. Тебе, наверное, рассказывали, что милорд нанял меня в Париже, чтобы я крал для него письма? Так вот я их читал — и слушал, о чем говорят милорд и миледи. Когда остаются наедине.
Мимолетная улыбка озарила его лицо.
— Поначалу я в это не верил. Пока не наступило утро перед битвой. Милорд дал мне бумаги, подтверждающие право собственности на Лаллиброх, и наказал передать их его сестре. Потом… миледи исчезла. — В его голосе звучала нежность, и Роджер вдруг впервые осознал, как сильно Фергус привязан к Клэр, заменившей ему мать, которой он не знал. — Но милорд никогда не говорил о ней как об умершей. Он вообще о ней не говорил — если только его не вынуждали.
— Сестра? — При мысли о Дженни Роджер не удержался от улыбки. Как и Фергус.
— Да. Он никогда не говорил, что Клэр умерла. Только что она уехала.
— А потом вернулась, — тихо продолжил Роджер.
— Oui. — Фергус задумчиво изучал лицо собеседника, словно хотел понять, что за человек перед ним. — Очевидно, вы с Брианной такие же, как миледи. — И вдруг, сраженный внезапной догадкой, округлил глаза. — Les enfants[200]. Неужели и они?
— Да. Оба.
Фергус разразился непереводимой тирадой на французском и надолго замолчал. Затем машинально потянулся к вороту рубашки и, просунув руку между пуговицами, коснулся медальона с изображением святого Дисмаса — покровителя воров.
Роджер тактично отвернулся и посмотрел на реку, на раскинувшуюся за ней гавань и на невидимое море за горизонтом. Как ни странно, чувство умиротворения, с которым он вышел из дома преподобного Селверсона, никуда не делось: оно присутствовало в подсвеченных закатными лучами облаках макрелевого неба и в тихом плеске прибрежных волн.
А также в неподвижной фигуре Фергуса. Его тень становилась все длиннее; лежащий на коленях крюк поблескивал на солнце. Мой брат… Спасибо, Господи, что послал мне его! — подумал Роджер. — Благодарю за все вверенные мне души. Помоги о них позаботиться!
— Что ж… — Расправив плечи, Фергус вынул из нагрудного кармана заляпанный чернилами платок и вытер лицо. — Значит, Уилмингтон? Или лучше Нью-Берн?
— Даже не знаю. — Роджер тоже достал платок, который с утра был тщательно выстиран, однако под конец дня стал похож на грязную ветошь. — Насколько я помню, там почти не было шотландцев… — сипло добавил он и закашлялся. В горле першило после многочасовых бесед — у него совершенно не осталось сил рассказывать о Фрэнке и тем более о его книге. — По-моему, британские войска пытались захватить Нью-Берн — командовал ими некий офицер Крейг (кстати, шотландец). Хотя это случится уже под конец войны.
— Говоришь, там мало шотландцев? — Фергус на мгновение приподнял бровь. — C’est bien faite[201]. В таком случае, возможно, Уилмингтон… А когда британцы захватят Чарльстон?
— Весной — где-то в мае. Не помню точно.
Закусив нижнюю губу, Фергус кивнул, очевидно приняв решение. И отнял руку от медальона.
— Значит, Уилмингтон. Только не сейчас. — Он встал и потянулся, выгибая стройное тело.
Несмотря на удушливый зной, Роджер почувствовал облегчение.
— Предлагаю чего-нибудь выпить — и ты расскажешь, где нам раздобыть ружья.
— Вообще-то ты на них сидишь. Но выпить нужно непременно.
73
Будь рядом[202]
Вскоре они вернулись в типографию. У Роджера был такой ошалелый и счастливый вид, что все принялись наперебой забрасывать его вопросами, не давая и слова вставить.
— Да, — сказал он наконец, сняв белый воротничок и аккуратно повесив его на одну из сушильных веревок, чтобы не потерять и не запачкать грязными пальцами. — Да! — снова повторил он, принимая бокал кулинарного хереса (более праздничного напитка в доме не нашлось). — Теперь это официально. Все трое старейшин дали согласие. Церемония пройдет чуть позже — возможно, придется подождать до весны, — но меня признали достойным рукоположения в сан.
— Ты будешь как папа римский? — с благоговением спросила Джоани, взглянув на дядю новыми глазами.
— Только вот мудреную шапку и пастуший посох мне не дадут, — пошутил Роджер, продолжая улыбаться. — В остальном — да. Почти. Slàinte!
Он чокнулся со всеми, начиная с Джоани, и осушил свой бокал.
— Между прочим… — глаза его слегка увлажнились, а голос осип, — я был на волосок от провала. — Роджер закашлялся и замахал рукой, отказываясь от протянутой бутылки. — Спасибо, мне уже хватит. Сначала все шло как по маслу — они проверили, насколько хорошо я знаю латынь, иврит, греческий и Священное Писание; признали мою репутацию практически безупречной… — Он с улыбкой посмотрел на Брианну. — Даже наличие жены-католички их не смутило. Пришлось только дать клятву, что никогда не позволю склонять меня к папистским практикам.
Брианна рассмеялась. Ее до сих пор потряхивало после инцидента на реке, который казался теперь таким неважным, но сердце ликовало от радости за мужа. Черные волосы Роджера поблескивали в свете очага, глаза вспыхивали зелеными искорками. Он просто сияет, — подумала Бри. — Как танцующий среди деревьев светлячок.
— Что еще за папистские практики? — Бри протянула ему свой недопитый бокал. — Или они думают, что католики приносят в жертву младенцев и пьют их кровь?
— Нет. Скорее их тревожит вероятность тайного сговора с папой.
