бог находит в том удовлетворение? Если оно и существует, то лишь мимолетное, жалкое и корыстное. Можно точно так же отрывать ноги пауку на стене. Чем тут гордиться?
– Заложница, но разве все боги не себялюбивы? Они заставляют своих поклонников сжиматься от страха – при условии, что вообще предпочтут иметь таковых. А если нет, то они становятся безжалостными и жестокими сверх всякой меры, накапливая свое могущество. Кто из богов предлагает дары, причем делает это бескорыстно, ничего не ожидая в ответ, не настаивая на ритуалах и запретах?
– И К’рул стал первым? – спросила Кория, чувствуя, как от одной лишь мысли об этом у нее перехватывает дыхание.
– Когда-то давно, – произнес Хаут, со стоном поднимаясь на ноги, – в те времена, когда мы еще нуждались в чем-то таком, у яггутов были рынки. Представь, какое замешательство возникло бы на рынке, если бы там вдруг появился торговец с несметными сокровищами, которые он раздавал бы даром, не прося ничего взамен. Могла бы цивилизация пережить подобное?
– Хозяин, К’рул и есть Повелитель Ненависти?
– Нет.
– И это конец вашей истории?
– Да.
– Но она же ничем не закончилась!
– Я тебя предупреждал, заложница. А теперь собирайся, пора идти. День обещает нам чистый воздух, свободный от следов всего, что осталось позади, и прекрасные виды, манящие в дорогу.
Теперь они шагали по склону долины, а вдали виднелась башня, возвышавшаяся над всеми другими, – белая, светящаяся, будто жемчуг, и раз за разом притягивающая взгляд.
Аратан выехал следом за Драконусом на открытое пространство, которое в любом другом городе назвали бы площадью. Прямо напротив возвышалась башня, среди других таких же, но поменьше. Но если остальные были приземистыми и угловатыми, сложенными из серого гранита, то башня перед ними, выложенная чем-то похожим на белый мрамор, имела изящную округлую форму. Строения у ее подножия напоминали убогие хижины.
Драконус остановился перед одной из башен поменьше и, спешившись, повернулся к Аратану:
– Стреножь своих лошадей. Мы на месте.
Юноша запрокинул голову, глядя на вершину белого сооружения.
– Не понимаю, – промолвил он, – почему нечто столь прекрасное назвали Башней Ненависти?
Драконус нахмурился, стоя возле Калараса, а затем показал на невысокий вход в приземистую башню.
– Нам сюда, – сказал он.
Проход был узким и достаточно низким, так что ему пришлось пригнуться.
Стреножив Бесру и Хеллар, Аратан последовал за отцом.
Внутри было темно и чувствовался какой-то смутный запах, закопченные балки под низким потолком покрывали пятна чего-то похожего на птичий помет. В углу, около трех вертикальных щелей в стене, выполнявших роль окон, обнаружилось кресло с высокой спинкой. Полосы света падали на маленький стол, на котором лежала стопка листов пергамента высотой с винный кубок, стоявший рядом. На свободной части стола были разбросаны грубо заточенные перья, другие такие же валялись на каменном полу между его деревянными ножками. В углу, слева от кресла, виднелся в полу открытый люк, и откуда-то снизу сочился бледный свет.
Драконус снял кожаные перчатки и сунул их за пояс рядом с мечом.
– Жди здесь, – велел он сыну, оглядевшись вокруг. – Пойду поищу какие-нибудь стулья.
– Мы ждем аудиенции, отец? Это башня привратника?
– Нет, – ответил Драконус и вышел.
Со стороны люка послышался шорох, и мгновение спустя оттуда выбралась чья-то фигура. Аратан никогда раньше не видел яггутов, но сразу же понял, что это за существо – высокое, сухопарое, с оливковой кожей, покрытой складками и швами, будто шкура ящерицы. По обе стороны широкого рта загибались вверх выступавшие из нижней челюсти клыки. Глаза скрывались под тяжелыми надбровными дугами. Яггут был одет в потрепанную шерстяную мантию, неровно выкрашенную в бледно-пурпурный цвет. В одной руке он держал бутылку с чернилами. Пальцы его были измазаны черным.
Не обращая внимания на Аратана, яггут подошел к столу, поставил чернила, после чего, будто утомившись, сел в мягкое кресло и откинул голову назад.
Он взглянул на стол, и глаза его блеснули золотистым светом. А затем послышался голос, низкий и хриплый:
– Некоторые пишут вином. Но другие пишут кровью. Что касается меня – что ж, я предпочитаю чернила. Не столь болезненно. Я не склонен к излишествам, но кое-кто даже умеренность считает пороком. А ты что думаешь?
Аратан откашлялся.
– Мы ищем аудиенции у Повелителя Ненависти.
– У этого глупца? – фыркнул яггут. – Он истекает чернилами, будто пьяница мочой в переулке. Сама его плоть пропиталась желчью весьма сомнительного остроумия. Он жует аргументы, будто битое стекло, и моется чересчур редко. Какое у вас может быть к нему дело? Полагаю, ничего достойного. Сюда приходят в поисках мудреца и что находят в итоге? Взгляни на эту груду исписанных страниц на столе. Он пишет записку самоубийцы, и она нескончаема. Его читатели тупо моргают, слишком преисполненные чувством собственной важности, чтобы разразиться хохотом. Смерть, говорит он им, есть дар молчания. Однажды все мы окажемся в этой гробнице, где рисунки на стенах скрываются во тьме и даже пыль не оседает. Скажи, ты мечтаешь о покое?
– Мой отец пошел за стульями, – ответил Аратан. – Он скоро вернется.
– У тебя облик тисте. Никто не сомневается в могуществе Властителя Ночи, но многие сомневаются в его воле. Однако воля Драконуса не столь опасна для всех, как его темперамент. Объясни это остальным, дитя-тисте, пока не стало слишком поздно.
Аратан покачал головой.
– Я не вернусь к своему народу, – заявил он. – Я намерен остаться здесь.
– Здесь?
– В Башне Ненависти, – пояснил Аратан.
– И где же, по-твоему, эта башня?
– Та высокая, из белого мрамора, где живет Повелитель Ненависти.
– Ты уже бывал в той башне, дитя-тисте? Нет? В таком случае тебя ждет тайна. Весьма сладостная. Но я вижу твое нетерпение. Если кто-то собирается построить здание, символизирующее ненависть, какой камень он выберет?
– Что-то чистое?
– Очень хорошо. А поскольку он возводит башню, которую увидят все, она должна ярко сиять.
Аратан кивнул.
– Так что необходим белый мрамор или, в случае башни, которую ты упомянул, опал. Естественно, никто из яггутов не в состоянии построить ничего подобного. Мы не наделены талантом создавать опал из каменных обломков и пыли. Нет, для такого чуда нужен азатанайский каменщик. Обладающий надлежащим чувством юмора. Почему, спросишь ты? Потому что, когда тайное станет явным, без юмора не обойтись. Скажи мне, сколько этажей должно быть в этой башне? Назови мне уровни ненависти.
– Я не знаю, – смутился Аратан. – Разве ненависть не ослепляет?
– Гм… Как ты расценишь записку самоубийцы, которая не имеет конца?
– Это какая-то шутка, – ответил юноша.
– И она тебе нравится?
Аратан пожал плечами, думая, куда подевался отец.
– Пожалуй, мне нравится ирония.
