друг от друга. Я гонюсь за рассветом, а он предпочел бы гнаться за закатом. Не завидую его решимости и могу лишь надеяться, что мои соплеменники-яггуты не откликнутся на его зов.
– С чего бы им вдруг откликнуться? Это ведь невозможно. И вообще полнейшее безумие.
– В том-то и состоит привлекательность. Да, подобное невозможно и безумно, но позволяет проявить бесстрашие и дерзость. И это беспокоит меня больше всего.
– То есть вы на самом деле боитесь, что найдутся те, кто ему ответит? Но таких будет немного.
Готос пожал плечами:
– Даже немногие могут доставить кучу неприятностей. Налей еще вина, пожалуйста. Уверен, эта бутыль родила где-то в сундуке еще одну. Не посмотришь?
Аратан бросил взгляд на люк, не сдвинувшись с места.
– У меня дурное предчувствие, что тебя уже утомило мое общество, – вздохнул Готос. – Иди удовлетвори свое любопытство.
Аратан подошел к люку и заглянул в него. Вниз вели крутые деревянные ступени, покосившиеся и потертые от времени. Оттуда сочился бледный свет. Юноша начал спускаться.
Через двенадцать ступеней он добрался до земляного пола – неровного, покрытого переплетением похожих на змей корней. Стен не было видно, как и источника света, который, казалось, шел отовсюду. Аратан увидел Драконуса, стоявшего на краю пруда в полутора десятках шагов впереди. В центре пруда находился остров всего в несколько шагов шириной, где сидел яггут, который, похоже, сорвал с себя одежду и разодрал когтями собственное тело. Его запястья сковывали тяжелые кандалы, цепь от которых уходила в каменистую поверхность острова. Аратан остановился рядом с отцом.
– …я намерен очистить сей дар и отдать его Ночи, – говорил Драконус. – Знаю, это не даст мне искупления. – Он помедлил, а затем продолжил: – К’рул не единственный, кто желает справедливого возмездия за то убийство, Худ. Вряд ли есть хоть один азатанай, которого не разгневало бы преступление Эррастаса.
Худ молчал, потупив взор.
– Я собираюсь освободить тебя, – сказал отец Аратана.
Закованный в цепи яггут негромко рассмеялся:
– Ах, Драконус! Ты хотел получить от Эррастаса достойный символ своей любви к Матери-Тьме. Для этого он похитил любовь другого и сделал из листьев чернодрева дар, о котором ты просил. И теперь все мы вынуждены склониться перед твоим желанием. – Худ поднял голову, взглянув на странное серебристое отражение в пруду. – И вот ты стоишь передо мной, пытаясь сдержать ярость, которую чувствуешь при одном лишь упоминании моего имени. Но видишь ли, я не виню Эррастаса или его дурака-приятеля Сешуля Лата. И я не смотрю на тебя со страстью во взгляде. Стань мечом, если желаешь, но не рассчитывай, что я возьму его в руки.
– Ярость моя никуда не денется, Худ, и я проклинаю Эррастаса за содеянное им, а также за ту роль, которую сыграл в этом я сам. Я выкую меч и сделаю его тюрьмой…
– В таком случае ты глупец, Драконус. Я не прошу тебя вернуть долг, и меня столь же мало трогает твое сочувствие, как и твой гнев. Так что это исключительно твои жесты доброй воли.
– Закаленный в Витре…
– Хватит уже этих мерзких описаний! То, что я сделаю, получив свободу, потрясет все основы бытия. Твои лихорадочные увещевания ничего не значат. А мелочные усилия лишь укрепляют в тебе чувство собственной значимости, и в этом твой голос мало отличается от хора миллионов других, но песня сия слишком мрачная, а припев звучит фальшиво. Так что дай мне ключ и уходи.
– Худ, ты не можешь победить саму смерть.
– Ты ничего об этом не знаешь, Драконус. Я позову на помощь товарищей. Моим врагом станет несправедливость смерти. Уверен, я наберу последователей. Пусть даже нас будет лишь жалкая горстка, но никто не усомнится в нашей решимости.
– И где ты найдешь берега того неизведанного моря, Худ? Какой мост ты надеешься пересечь, не отдав свою душу тому самому забвению, которое стремишься уничтожить?
– Запомни хорошенько те уроки, которые я вынесу из своего спора со смертью, Драконус.
– Боюсь, мы больше не встретимся, – возразил отец Аратана.
– Есть куда более серьезные поводы для опасений, Драконус. Умерь свою жалость, и впредь у нас не будет причин проклинать друг друга. И возможно, таким образом между нами наступит мир.
– Ты разбиваешь мне сердце, Худ.
– Никогда в этом не признавайся, иначе Готос услышит и станет над тобой насмехаться. Я сроду не отвергал его аргументов, хотя, вполне возможно, сам он считает иначе. Ничто из того, что Готос разрушил своими словами, не стоило, чтобы его сохранять. Невозможно долго предаваться самообману. Но ты ведь все равно меня не послушаешься.
Драконус швырнул Худу ключ.
Яггут поймал его.
– Готос заковал меня из любви, – промолвил он, разглядывая ключ. – А ты хочешь освободить меня во имя нее, но все это для меня уже умерло. Однажды, Драконус, я призову тебя во имя Смерти, и мне интересно, как ты тогда ответишь?
– Когда этот момент настанет, Худ, мы оба уже будем знать ответ.
Кивнув, Худ отпер кандалы на одной руке.
Драконус повернулся к сыну.
– Мы закончили, – сказал он, но Аратан обратился к Худу:
– Господин…
Яггут взглянул на него:
– О чем ты хочешь мне рассказать, сын Драконуса?
– Только о своей вере, – ответил юноша.
– О вере? – рассмеялся Худ. – Что ж, продолжай, я послушаю.
– Я считаю, господин, что вы докажете неправоту Готоса.
– Полагаешь, это будет хорошо? – проворчал яггут.
– Его аргументы, господин, ошибочны. Вы все не сумели ему ответить и тем самым положили конец своей цивилизации. Но этот спор не имеет конца. Он не может закончиться, и именно это вы докажете.
– Спор, столь же бесконечный, как и его исповедь? Ха! А ты смел, сын Драконуса. Ты также веришь, что я выиграю мою войну?
– Нет, господин. Думаю, вы проиграете. Но я благословляю вас уже за то, что вы пытаетесь.
Наступила тишина, а затем Аратан увидел, как по морщинистым щекам яггута потекли слезы. Драконус положил руку на плечо сына, увлекая его за собой. Рука была тяжелая, но не причиняла боли. У ступеней они остановились, и отец произнес:
– Аратан, мне жаль, что я не сумел узнать тебя лучше.
– Отец, вас со всех сторон отговаривают от пути, на который вы готовы ступить. Почему вы столь упрямы?
– Потому что, сын, я не знаю иного пути.
– То же самое говорил о своем пути Худ, – заметил юноша. – И Готос. И Кильмандарос, и Олар Этил. Все вы повторяете одно и то же, даже если не говорите этого вслух.
– Пошли обратно, Аратан. Время, которое я провел вместе с тобой, почти подошло к концу.
