сосредоточиться.
Так или иначе, это случилось. Я уснул в своем кресле, а когда проснулся, за окном щебетали птицы и светило солнце. Я сидел в неудобной позе, мятом костюме. Во рту был неприятный вкус, голова раскалывалась.
В первый момент я был сконфужен, растерян, противен самому себе, но затем испытал чувство огромного облегчения.
Кто это написал: «Самый мрачный день, если пережить его до завтра, закончится»? Как это верно! Сейчас, на свежую голову, я ясно видел, как перевозбужден и не прав был вчера. Вел себя как в мелодраме, утратив всякое чувство меры. Я вознамерился убить другого человека.
Тут мой взгляд упал на стакан с виски, стоявший передо мной. Вздрогнув, я встал и, развернув занавеси, вылил его в окно. Должно быть, вчера вечером я сошел с ума!
Я побрился, принял ванну и оделся. Затем, почувствовав себя гораздо лучше, пошел к Пуаро. Как мне было известно, он очень рано просыпался. Я сел и чистосердечно все ему выложил.
Это было большим облегчением.
Он с мягкой укоризной покачал головой.
— Ах, какие глупости приходят вам в голову! Я рад, что вы пришли ко мне исповедаться в своих грехах. Но почему же, мой дорогой друг, вы не сделали это вчера вечером и не рассказали, что задумали?
Я сконфуженно признался:
— Наверно, я боялся, что вы попытаетесь меня остановить.
— Конечно, я бы вас остановил. Да уж, непременно. Неужели вы думаете, мне бы хотелось увидеть, как вас повесят, и все из-за этого крайне неприятного типа, майора Аллертона?
— Меня бы не поймали, — возразил я. — Я принял необходимые меры предосторожности.
— Так думают все убийцы. И вы не исключение! Но позвольте вам заметить, mon ami, вы были не так хитроумны, как вам кажется.
— Я был очень предусмотрителен. Я стер свои отпечатки пальцев с пузырька.
— Совершенно верно. Вы также стерли отпечатки пальцев Аллертона. И вот когда его нашли бы мертвым, то, конечно, произвели бы вскрытие. Тут выясняется, что он умер от слишком большой дозы сламберила. Принял ли он ее случайно или умышленно? Tiens[1792], на пузырьке нет его отпечатков пальцев. Но почему же? Будь это несчастный случай или самоубийство, у него не было никаких причин стирать их. И тогда производят анализ оставшихся таблеток и выясняют, что почти все они заменены аспирином.
— Но практически у всех есть аспирин, — неуверенно пробормотал я.
— Да, но не у всех есть дочь, которую Аллертон преследует с бесчестными намерениями — если использовать фразу из старомодной драмы. А за день до того у вас с дочерью произошла из-за этого ссора. Два человека — Бойд Каррингтон и Нортон — могут подтвердить под присягой, что вы питали недобрые чувства к Аллертону. Нет, Гастингс, это выглядело бы весьма подозрительно. Внимание сразу же сфокусировалось бы на вас, а к тому времени, вероятно, вы испытывали бы такое чувство страха — или мучились угрызениями совести, — что какой-нибудь дельный инспектор полиции совершенно определенно решил бы, что вы — преступник. Я даже не исключаю возможности, что кто-то видел, как вы подменили таблетки.
— Не может быть. Поблизости никого не было.
— За окном — балкон. Кто-нибудь мог там находиться и заглянуть в окно. Или, как знать, кто-то мог подглядывать в замочную скважину.
— У вас, Пуаро, все время на уме замочные скважины. Вам кажется, что люди только и делают, что подглядывают в них.
Пуаро прикрыл глаза и заметил, что я по своей природе слишком доверчив.
— И позвольте сказать вам, в этом доме происходят весьма странные вещи с ключами. Лично мне спокойнее, когда моя дверь заперта изнутри, даже если добрый Куртис находится в соседней комнате. Вскоре после того, как я сюда приехал, исчез мой ключ, причем бесследно! Нужно было сделать другой.
— Ну что ж, в любом случае, — сказал я с глубоким вздохом облегчения, поскольку мои мысли все еще были заняты собственными бедами, — из моей затеи ничего не вышло. Ужасно, что можно дойти до такого. — Я понизил голос: — Пуаро, вы не думаете, что из-за… из-за того давнего убийства в воздухе витает что-то вроде заразы?
— Вы хотите сказать, вирус убийства? Ну что же, это интересное предположение.
— Дома имеют свою особую атмосферу, — задумчиво произнес я. — У этого дома плохая история.
Пуаро кивнул.
— Да, здесь были люди — несколько человек, — которые очень сильно желали, чтобы кто-то другой умер. Это верно.
— Я верю, что это некоторым образом заражает. Но теперь посоветуйте, Пуаро, что мне делать, — я имею в виду Джудит и Аллертона. Это нужно каким-то путем остановить. Как вы думаете, что мне предпринять?
— Ничего, — решительно отрезал Пуаро.
— О, но…
— Поверьте мне, вы наделаете меньше вреда, если не станете вмешиваться.
— Если бы мне крупно поговорить с этим Аллертоном…
— Что вы можете сказать или сделать? Джудит двадцать один год, и она сама себе хозяйка.
— Но мне кажется, я смогу…
— Нет, Гастингс, — перебил меня Пуаро. — Не воображайте, что вы достаточно умны или у вас достаточно авторитета или хитрости, чтобы навязать свою волю одному из этих двух людей. Аллертон привык иметь дело с разгневанными отцами, чувствующими свое бессилие, и смеяться над ними ему, вероятно, доставляет удовольствие. Джудит же не из тех, кого можно запугать. Уж если бы я советовал вам что-либо, так это — поступить совсем иначе. На вашем месте я бы доверял ей.
Я озадаченно уставился на него.
— Джудит, — продолжал Эркюль Пуаро, — сделана из прекрасного материала. Я ею восхищаюсь.
Я ответил неверным голосом:
— Я тоже ею восхищаюсь. Но я за нее боюсь.
Пуаро вдруг энергично потряс головой.
— Я тоже за нее боюсь. Но не так, как вы. Я ужасно боюсь. И я бессилен — или почти бессилен. А время идет. Существует опасность, и она очень близко.
II
Я не хуже Пуаро знал, что опасность очень близко. У меня было даже больше оснований тревожиться, чем у него, благодаря разговору, подслушанному накануне вечером.
Тем не менее я размышлял над фразой Пуаро, спускаясь к завтраку. «На вашем месте я бы доверял ей».
Она вспомнилась мне неожиданно, но дала странное чувство покоя. И чуть ли не сразу подтвердилась правота этой фразы. Потому что Джудит явно изменила свое решение уехать сегодня в Лондон.
Вместо этого она, как обычно, после завтрака отправилась с Франклином в лабораторию, и было ясно, что они проведут там трудный день и им предстоит большая работа.
У меня словно гора с плеч свалилась. Я возблагодарил бога. Каким безумным и отчаявшимся я был вчера
