– Ладно, – хмыкаю я и плетусь в ванную.
Из зеркала на меня смотрит абсолютно чистая бледная моська. Только глаза блестят золотистым светом, как и заметил Иванов. Что это? Освещение? Флуоресценция? И на улице тоже? Умываюсь и снова разглядываю себя. Да нет, все в порядке. Просто показалось.
Домашние ведут себя странно. Егоровна, соседка, наверное, уже настойки им на субботу приперла. Надегустировались что ли?..
***
Каменный пол сырой и скользкий.
Тишина дребезжит в ушах. Ноги вязнут, тонут, проваливаются, слово в иле.
Холод. Ледяной, пробирающий до костей, сковывающий последние робкие попытки уйти, убежать, убраться из жуткого места.
Темнота. Мрак. Безнадежность и страх. Испарина на лбу и бешеный стук сердца.
Нечеткий силуэт в дрожащем свете свечи. Рваные тени Черного Дерева на арочных сводах.
ОН. Исчадие Бездны и Ужаса. Порождение ночных кошмаров, дитя моей изощренной фантазии.
Он ждет меня.
Я – его собственность.
***
Подрываюсь на диване от Дашкиного звонка. Не заметила, как заснула. Но подруга вовремя: избавляет меня от жутких сновидений. Давно я не видела этот сон. Но он как бумеранг – не избавиться. Возвращается, каждый раз пугая меня до чертиков, заставляя просыпаться в холодном поту. Это первобытный, глубинный, абсолютный страх.
И вряд ли он связан со смертью отца в автокатастрофе, как предположила психолог. На сеанс к ней в прошлом месяце меня затащила Дашка – только с ней я делилась своими кошмарами. Отца я не помню: мне не было и трех лет, когда он погиб. А сон я начала видеть лет с пятнадцати. Не стала я ходить больше к этой дилетантке: все ее занятия – простое выкачивание денег. А моей семье они доставались не так легко, чтобы выбрасывать их на ветер. Справлюсь сама – перерасту, проработаю проблему.
– Глаш, выбирайся, мне Лешка звонил. Иванов всех на даче у себя собирает.
– Да ну! Как мы припремся без подарка?
– Я тебя умоляю! Какие подарки? Кто их тащит на вписку?
– Даш, я не собиралась никуда. Краситься надо.
– Да ты и так у нас красотка! Одевайся! Заскочу через двадцать минут.
Действительно, было бы для кого марафет наводить. Соколова все равно на Игоре повиснет и шагу ему ступить без себя не даст. Новые джинсы, худи, высокий хвост – вот и весь лук для пати. Сойдет.
– Мам, я к Дашке! – кричу я, выходя в подъезд.
Мама и бабушка закрылись на кухне и что-то выясняют. Вроде и не ругаются, но что-то убедительно друг другу доказывают. Не стала влезать в разговор. Позвоню им потом, все равно я ненадолго – не до ночи.
***
Совсем стемнело, когда мы с Дашкой добрались до пригорода. Дом Ивановых нам долго искать не приходится: музыка громыхает на весь дачный поселок. Замерзнуть не успеваем, но ночь обещает быть особо морозной, виджет на телефоне уже сейчас показывает минус девятнадцать. Сильные температурные перепады мало кому идут на пользу, у мамы часто болит голова в такие дни. Вот и ответ на ее неадекватное поведение сегодня: мигрень. А я уже конспирологические схемы настроила.
Просторный, трехэтажный коттедж назвать дачей не поворачивается язык. Не Рублевка, конечно, но и не садовое товарищество, как мы с Фроловой ожидали увидеть. Даже не думали, что родители Игоря настолько обеспеченные люди.
Открыв рты, мы в восторге оглядываемся по сторонам. Главный дом, дорожки, беседки, другие постройки и деревья переливаются огнями – после праздников еще не убрали иллюминацию.
– А Игорь-то у нас мажор, – тихо протягивает Дашка. – А с виду и не скажешь…
– Умело шифруется, – соглашаюсь я.
Вот тебе и одноклассник… Кем у него были родители? На память приходит, что отец – адвокат. Но настолько успешный?
От созерцания окрестностей нас отвлекает Muse на рингтоне. Мама легка на помине. И как с ней говорить в таком шуме? Сразу поймет, что я не у Дашки, а потом весь мозг проест, что не предупредила ее, что уехала далеко, да еще на такое мероприятие. Сбрасываю звонок и пишу сообщение, что мы с Фроловой на кассе в супермаркете, перезвоню позже.
Заходим внутрь: дверь не заперта, как и кованые ворота на заборе. Желающих подработать швейцаром на гулянке не наблюдается. Как ни странно, внутри музыка играет тише – колонки, видимо, выходят на улицу. А что, пусть все соседи знают – у Ивановых вписка. Благо соседей не так много: зима и новогодние каникулы закончились.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Виновника торжества не видно, как и Соколовой. Только танцующая, орущая толпа, уже навеселе. Многих я не знаю даже в лицо. «Наших», с потока, тут раз-два и обчелся. Как в американских фильмах: у вас вечеринка? Тогда мы идем к вам! Осталось только разнести к чертям эту роскошную дачу да нарваться на полицию, чтобы уж совсем было аутентично.
– Интересненько, – кивает мне Дашка на ругающуюся у панорамного окна парочку. Предмет ее воздыхания, Титов, выясняет отношения со своей девушкой. Невезучие мы с ней: влюбляемся в вечно занятых парней.
– Давай, раздеваемся и вливаемся в коллектив. – Подруга довольно улыбается. – Потусуемся здесь рядом.
– Ты что, будешь следить за ним? – таращу в недоумении глаза на Фролову.
– Ну а что, –Дашка засовывает шапку в рукав куртки, – она свалит, а я тут как тут.
Ухмыляюсь и качаю головой. Ее дело. Пусть берет нахрапом, если хочет. Наверное, так и нужно: не ждать милостей от природы, а брать дело в свои руки. Не сидеть, как я взаперти, в ожидании Иванушки-дурачка на Сивке-Бурке.
Пробираемся сквозь толпу в просторную гардеробную. Там навалено столько курток, пальто и прочей верхней одежды, вперемешку, что становится ясно: потом мы свои вещи не откопаем.
– Оставим где-нибудь еще? Наверху, в комнатах?
– Хочешь нарваться на настоящий секс? – часто хлопаю ресницами, изображая глупую непосредственность. Не хватало еще Иванова застать в пикантной ситуации.
Дашка осекается, но потом соображает, что ей хочу донести, и ржет:
– Закрываться надо! Чтоб потом по Сети всякая мерзость не ходила.
Предлагаю ей пройтись до застекленной веранды на дальнем конце участка и оставить одежду там. Вроде тихо и людей не наблюдается.
Оставляем пуховики на лавке в уютном строении и понимаем, что назад нам придется бежать по морозу. И хотя я одета гораздо основательнее Фроловой в ее тонкой рубашке, визжу не меньше нее, несясь назад, в тепло вечеринки. За минуту быстрого бега успеваем поднять на лай всех окрестных собак.
Заходимся от смеха в прихожей.
– Зотова, ты чокнутая! – Дашка держится за покрасневшие щеки. Ей, блондинке, румянец к лицу. Не то что мне: сливаюсь по цвету с волосами.
– Сама такая же! – толкаю ее в плечо.
А потом я поднимаю глаза и вижу у лестницы Игоря. Парень открыто, искренне улыбается мне и протягивает руку:
– Потанцуем?
Ошалев от неожиданности, не успеваю даже обрадоваться. Но вкладываю свою ладонь в его и иду в холл, оборачиваясь на подругу, показывающую мне большие пальцы вверх сразу с двух рук.
Глава 2
Танцевать Игорь не умеет даже под современные медляки. Мы топчемся на одном месте под старую добрую «Металлику». Его руки целомудренно лежат на моей талии. Не прижимается, не пристает. Просто тихо качается со мной под красивую песню и молчит. Интересно, что ему нужно? И куда подевалась Ленка? Сомневаюсь, что в здравом уме она ему дала благословение на танцы с одноклассницей. Все же, танцевать с ним приятно, хотя и не отпускает мысль, что этот танец фальшивый, ненастоящий, неправильный, словно я отбиваю чужого парня.
Нас толкают такие же неуклюжие парочки, и Иванов, сохраняя равновесие, поддерживает меня, привлекая к себе. Краткое мгновение нечаянных объятий, и парень довольно чувствительно наступает мне на ногу. По инерции подскакиваю и ударяюсь лбом о его подбородок. Останавливаемся и морщимся от боли, потирая ушибленные места.
Новая композиция – и Игорь снова тянет меня в круг танцующих. Держу руки на его предплечьях: закинуть их Иванову на шею неудобно при моем невысоком росте, а сцепить в замок на талии, прижимаясь к груди, – это вообще невпопад. «Это не мой парень», – повторяю я себе.
