Вытягивая шейки и приседая от страха, они дошли до середины двора.
Собаки давно убежали от них на крыльцо, и волчата остались одни. Они жалобно заскулили, но собаки не пожелали сойти к ним. Тогда они убрались восвояси.
На беду, им пришлось проходить мимо амбара. Под амбаром жила собака Лютня со своими новорождёнными щенками. Она вообразила, что волчата подкрадываются к её детям. Вылетела, схватила за шиворот Томчика и основательно его встряхнула.
Мы бросились выручать волчонка.
Лютня выпустила его из зубов, и оба они — Дианка и Том — убежали в кузницу, забились под печку и утихли.
Вот бедняга Том! В первый раз вышел, и так ему досталось!
Мы в смущении топтались вокруг кузницы, заглядывали под печку, ласково заговаривали с волчатами, подсовывали им разные лакомства.
Они милостиво съедали угощенье, а в ответ на уговоры только сердито бурчали.
Но, как ни велика была обида, они недолго усидели под печкой.
Сначала высунулась Дианка. Вылезла, посидела немножко и опять юркнула обратно.
Потом вылез и Томчик. Ухо у него было всё в крови, голова взлохмачена, под глазом оцарапано. Он встряхивал головой и наклонял больное ухо к земле.
Рядышком, плечом к плечу, уселись они на пороге кузницы и смотрели на двор, обиженные и грустные.
Следующий день прошёл так же, а на третье утро, когда я пришла их кормить, они уже стояли у дверей и ждали.
Дианка вышла во двор и, незаметно для себя, взобралась за мной на ступеньки террасы. А Томчик остался внизу.
Мы заметили, что Дианка была гораздо бойчее брата. Она первая вылезала на зов и при виде чашки с едой умильно облизывалась.
На террасе как раз пили чай. Дианку отлично встретили. Никто её не пугал. Наоборот, все старались угостить её чем-нибудь. Ей набросали много лакомых кусочков. Она наелась и, очень довольная, спустилась вниз к брату.
Трусишка Томчик обнюхал её мордочку и сразу же догадался, что Дианка очень вкусно поела. Он облизнулся и снова стал нюхать. А Дианка стояла весёлая. Глаза у неё блестели, как бусинки, хвост топорщился от сытости и ни за что не хотел плотно прижиматься к телу. Всем своим видом она словно говорила: видишь, как хорошо быть храброй!
Потом оба волчонка отправились знакомиться с местностью.
На этот раз они уже не выглядели такими запуганными. Они спокойно осмотрели двор, обогнули дом и очутились в саду.
Я потихоньку пошла за ними. Сад напомнил им лес. Они как-то сразу выпрямились, осмелели, прыгнули в кусты. Потом выбежали на полянку, заиграли и опять скрылись в глубине сада. Они обнюхивали каждый куст, знакомились с каждым деревом. Наигравшись, завалились спать в зарослях вишняка. Там я их и оставила. В эти заросли я принесла им обед. Но на том месте, где они заснули, никого не было. Я стала их звать. Долго звала и всё всматривалась в гущину сада: не идут ли волчата?
Миску с едой я поставила на траву и присела около неё, помешивая палочкой.
Куда же они подевались?
Я начала беспокоиться. И вдруг вижу — в кустах, у самой моей руки, мордочки!.. Они давно уже подкрались и смотрели, что я делаю. Должно быть, они думали: «Вот глухая тетеря, под самым носом ничего не слышит».
А как их услышишь, когда они такие толстые, неуклюжие, а ходят бесшумнее бабочек?
Пока волчата ели, я растянулась на траве и притворилась, будто сплю. Не знаю: то ли сад и свобода так подействовали на волчат или, может быть, правда, они уже привыкли ко мне, только обращались они со мной очень нахально: один подышал мне в лицо, другой дёрнул за платье, за косу. Дианка украла мою туфлю и утащила её в заросли. Томчик пустился за ней отнимать. А когда эта их новая игрушка наконец опять возвратилась на мою ногу, вид у неё был очень потрёпанный.
Весь день они провели в саду и в саду же остались на ночь.
Так прошло несколько дней. Волчата пользовались полной свободой. Я знала только одно: кормить их получше, чтобы им не пришло в голову отправиться куда-нибудь на добычу.
Первый раз я кормила их на рассвете, часов в пять утра. Чтобы никого не будить, я с вечера приготовляла еду и прятала её около своей кровати, а с восходом солнца вылезала через окно в сад, находила волчат и кормила. Когда они кончали есть, я забирала чашку, опять через окно влезала в комнату и снова заваливалась спать.
Волчата провожали меня до окошка и так запомнили его, что, когда я, бывало, засплюсь и опоздаю, они подходили к окну, становились на задние лапки, поднимали головы и выли.
Моя кровать стояла под окном. Я выглядывала, и волчата, видя, что я проснулась, прыгали от радости.
Они стали совсем ручные. Я тоже к ним очень привыкла, и если не видела их несколько часов, то уже скучала по ним.
Часто и подолгу я играла с волчатами. Мы барахтались в траве и бегали по саду. А если мне случалось прийти в сад читать, они моментально отыскивали меня, садились напротив и, подождав немного, начинали меня тормошить.
Раз как-то Дианке наскучило, что я всё читаю, и она, громко зевнув, уселась на книгу. Я толкнула её, перевернула на спину и за задние лапки потянула по траве. А Том в это время схватил книгу и с особенным удовольствием растрепал её по листочкам.
У волчат была забавная привычка. После еды животы у них становились, как тугие барабаны. Они ложились на траву и ползали, разглаживая живот о землю.
Удивительно, ведь они не знали медицины, а понимали, что массаж — вещь полезная.
Как-то я бродила с ними по саду и вздумала полакомиться сливами. Снизу слив не достать — высоко. Я полезла на дерево. Трясу и слышу, как сливы сочно шлёпаются на землю. Натрясла порядочно. Слезаю. Ищу, ищу под деревом и ни одной не нахожу. Что за непонятное явление? Полезла опять. Опять натрясла, а когда слезла на землю, увидала, что Дианка и Том взапуски подбирают и едят мои сливы.
Оказалось, что они очень любят фрукты, понимают в них толк и безошибочно отбирают самые спелые. Я стала часто их угощать — трясла им сливы, урюк и яблоки.
Дианка и Том излазили все закоулки сада, но редко подходили к дому. Они были малообщительны и людей не любили. Знали и любили они только меня. Меня они встречали, ласкались ко мне, прыгали передними лапами ко мне на грудь, лизали руки, лицо.
Как-то я похвасталась, что волчата знают мой голос и отличают от всех других.
Меня подняли на смех:
— Всё это ты выдумываешь. Ничего они не различают, а просто подходят за кормёжкой. Проголодаешься — так небось ко всякому пойдёшь.
— Нет, — стояла я на своём. — Вот давайте испытаем, тогда сами увидите.
Собралось человек восемь ребят. Заинтересовались даже взрослые.
Все столпились у калитки сада.
— Только давайте мне миску с едой, — сказала сестра.
Она взяла миску, вошла в сад и начала звать. Звала долго, но никто не вышел, и она с позором возвратилась обратно.
Пошёл другой, третий… Перепробовали все. Тогда я сказала:
— Ну, а мне даже миски не нужно, ко мне они и так прибегут, — и вошла в сад.
Признаться, я сильно струсила: а вдруг Дианка и Том подведут?
— Дианочка! Томчик! — позвала я волчат. А у самой сердце так и билось от волнения.
И все увидели, как они ко мне бросились. Волчата сейчас же подбежали, потому что были близко и только ждали моего зова.
— Вот! А вы говорите — не различают!
Лето подходило к концу. Волчата заметно выросли; это видно было по тому уважению, с каким теперь относились к ним собаки. Раньше, когда волчата были совсем маленькие, собаки не обращали на них никакого внимания. Теперь они всё чаще и чаще стали наведываться в гости к моим питомцам.
Как-то раз они ворвались в сад и начали носиться между деревьями, лая, визжа от восторга и кувыркаясь. Было ослепительно яркое утро. Земля была мягкая, и опавшие листья так и манили зарыться в них носом. Собаки перепрыгивали одна через другую, подкидывали носами тучу листьев и, казалось, не могли остановиться ни на минутку, словно внутри у них ктото завёл тугую пружинку и она неудержимо толкала их вперёд. Волчата были захвачены собачьей радостью и тоже разыгрались. Дианка ударила лапой Тома, отскочила, пригнулась и ждала: «Нука, Томчик, давай-ка им покажем, как по-нашему играют».
Тут поднялась такая кутерьма, что всё перемешалось. И скоро Дианка уже удирала от Заграя, а Лютня тянула за хвост Тома. И когда Том, обернувшись, сшиб её лапой с ног, она ничуть не обиделась, вскочила, отряхнулась и с ещё большим жаром продолжала игру.
После этого собаки стали каждый день приходить в сад. Дианка и Том, играя с ними, выходили во двор. Между собаками и волками началась дружба.
Такая дружба — редкость. Но уж если волк подружится с собакой, то дружба эта крепкая.
Знаете, какой случай был на Севере, у одного якута?
Якут этот однажды стоял со своими оленями на зимовке. Вокруг на много вёрст не было ни жилья, ни собак. И у него была только одна-единственная собака — лайка, которая сторожила вместе с ним оленей. И вот якут стал замечать, что лайка ворует юколу (сушёную рыбу) и уносит её куда-то в лес. Он попробовал последить за ней, но ничего не узнал. Лайка аккуратно каждый день таскала рыбу. «Почему она не ест сама? Куда она её уносит?» — удивлялся якут. К весне у лайки совершенно неожиданно родились щенята. Хозяин собаки был очень доволен. Щенки — большая радость в хозяйстве якута-оленевода. За хорошую собаку на Севере дают оленя. А эти щенки были на редкость хорошие: сильные, выносливые и росли, как на дрожжах. Вскоре якуту пришлось перекочевать на летнюю стоянку. Он сложил свой скарб на сани и поехал, а лайка со щенками побежала сзади. На пути им пришлось проезжать через лес. Вдруг якут оборачивается и видит, что к его собачьему семейству присоединился волк. В первую минуту он схватил ружьё и хотел его убить. Но тут его осенила догадка. Он понял, что этот волк — отец щенят и что лайка для него воровала зимой сушёную рыбу. Он не застрелил волка, и волк со своей семьёй отправился на летнее становище.
