мощности и решил, что этого достаточно.
– Подавай!
Саня принялся вращать маховики, и установка медленно поползла по направляющим к стене.
– Стоп!
Острие остановилось в сантиметре от поверхности Края.
Тальберг затаил дыхание. Над ухом тяжело дышал Саня. Семенов опустил огнетушитель и уставился на точку, куда указывал конус.
Секунды тянулись, словно засахарившийся мед, но видимых изменений не происходило. У Тальберга снова нехорошо засосало под ложечкой. Ему захотелось вскочить и пнуть ногой этот издевающийся над ним кусок металла, который он столько лет собирал и пересобирал, что видел схемы во сне.
В стене появилась темная точка величиной в спичечную головку.
– Работает, – радостный Семенов проникся важностью момента и позабыл про огнетушитель.
– Нужно разрез сделать, – сказал Тальберг.
Саня кивнул и покрутил маховик вертикального перемещения. Конус небольшими рывками пополз вверх.
– Да не торопись ты так! Не спеши, вращай равномернее, прожигать не успевает.
Саня старался, но на морозе дрожали руки, и маховик нет-нет да и подрагивал. В конце концов, приноровился крутить с такой скоростью, чтобы луч резал без разрывов. Выходило по сантиметру в минуту.
Решили остановиться и выключили установку во избежание перегрева. Тальберг снял перчатку и провел пальцами по щели. Вопреки подсознательному ожиданию ожога стена окатывала свежестью. Все, включая малых детей, знали, что Край всегда холоден и имеет невероятную теплоемкость и аномально низкую теплопроводность.
– Глубину бы измерить, – Тальберг сообразил, что они не взяли измерительных инструментов. – Хотя бы приблизительно.
Саня заглянул в щель с фонариком.
– Темно, – сказал он с разочарованием.
– Нужно тонкое… лист бумаги, карточку какую-нибудь, – пробормотал Тальберг. Он посетовал, что накануне выложил рулетку из кармана и забыл на верстаке в лаборатории. Все, включая Семенова, принялись изучать недра курток, но как назло ничего подходящего не попадалось – даже завалящего магазинного чека, которые обычно пачками скапливаются по карманам, потому что руки не доходят выбросить.
Глупо получалось. Установка заработала, а о простой линейке не подумали, наверное, подсознательно не ожидали, что в этот раз выйдет. После пятнадцати лет неудач взяло и назло всему получилось.
Семенов предложил приехать завтра, вооружившись необходимой измерительной техникой, но это означало мучиться от любопытства целую ночь, а Тальберг и так вечерами по три часа ворочался, прежде чем заснуть.
– Водительские права? – выкрикнул Саня.
– Точно!
Позвали водителя, но тот наотрез отказался жертвовать документами ради науки. А вдруг застрянут? Принуждать не стали – вдруг действительно застрянут.
Когда почти смирились, что результаты эксперимента станут известны через сутки, водитель убежал в кабину и вернулся, размахивая желтым листком, как флагом.
– Маршрутный лист! Для науки не жалко.
Грязный от солидола кусок бумаги аккуратно сложили вчетверо и тонкую полосу с трудом всунули в прорезь. Тальберг пальцем зажал лист в месте выхода из стены и извлек импровизированный глубиномер наружу.
– Сантиметров десять, – прикинул он и почувствовал необыкновенную гордость. Хотелось произнести чушь вроде «С победой, друзья! Это великий день для всех, здесь собравшихся, и для мировой науки в целом», но он сдержался и сухо сказал:
– Для первого раза неплохо.
Встала дилемма, что делать дальше: уезжать и заполнять протоколы испытаний или сделать еще разрез?
– А если отрезать небольшой кусок? – предложил Саня. – В НИИ от удивления задохнутся, когда мы привезем с собой ТАКОЕ!
Тальбергу идея понравилась, и он стал прикидывать, как бы побыстрее и проще вырезать из гладкой отвесной стены кусок.
– Так, ставим параллельно горизонту под тридцать градусов, режем вниз сантиметров десять. Отступаем на пятнадцать влево и повторяем симметрично. Затем делаем два горизонтальных реза – сверху и снизу…
Для иллюстрации он водил пальцем по поверхности Края. Саня уловил идею и прикинул время:
– Два по десять, еще два – по пятнадцать, итого пятьдесят. По минуте на сантиметр да плюс четыре перерыва… Получается около часа!
Тальберг с сомнением посмотрел на часы. Время позволяло, но не хотелось простудиться, хотя мысль показать всем этим «секретникам» настоящий отрезанный от Края кусок показалась привлекательной, и он сдался:
– Режь!
Пока Саня с воодушевлением резал, остальные поочередно грелись в микроавтобусе. Семенов пришел к выводу, что установка гореть не собирается, и оставил в покое огнетушитель.
Приковылял заскучавший водитель. Посмотрел, как Саня крутит маховики, не выдержал и решил поговорить о жизни.
– Слышали, говорят, военное положение завтра введут? – забросил он удочку.
– Врут, – резко ответил Тальберг, менее всего желавший разговаривать о политике. Водитель намек не понял.
– Честное слово, у меня брат в столице на членовозе трудится…
– Где? – по молодости удивился Саня, но взгляд от острия конуса не оторвал.
– Этих… членов всяких государственных служб возит.
– А-а-а… – протянул лаборант разочарованно. Реальность оказалась скучнее его воображения.
– Вот брат и говорит, что везет к нам важную шишку. Он не дурак, сам напросился и оформил, как командировку. На полгода едут, не меньше.
– Какая шишка?
– Да этот, вылетело… На «тэ» начинается… – водитель сосредоточено думал, перебирая фамилии на «Т». – Котов! Точно!
– По крайней мере, «Т» там есть, – заметил Семенов.
Тальберг напряг память и вспомнил: Котов числился генеральным инспектором. Его все знали или как минимум о нем слышали, но не могли сказать ничего конкретного, зато поговаривали, что его побаивается и уважает Сам (при этих словах указательный палец говорящего обычно непроизвольно начинал показывать вверх), но Тальберг в слухи предпочитал не верить. Кто кого боится, его заботило мало.
– Пусть приезжает. Переживем, – разрешил он.
Разговор не клеился. Разочарованный водитель вернулся в кабину.
Зачем к ним ехал генеральный инспектор, не составляло загадки. Лоскутовка появилась как научный городок при большом научно-исследовательском институте по изучению Края, но вскоре стало окончательно ясно, что практической отдачи от фундаментальных исследований нет. Поэтому институт вместо Края давно трудился над оборонкой, а во всем НИИ один Тальберг со своей группой продолжал биться головой о черную стену, пока остальные занимались «серьезным делом» и сдавали на ночь отчеты в институтский сейф под расписку.
Тальберг поежился. Ему захотелось в тепло, где можно укрыться толстым одеялом и подремать часок. Он почувствовал легкую зависть к лаборанту, увлекшемуся работой и не замечающему холода.
– Есть! – объявил Саня.
На землю упал кусок, по форме напоминающий двускатную крышу игрушечного домика. Только черный цвет и внушительный вес говорили, что это отнюдь не игрушка.
Тальберг поднял отрез и покрутил в руках, разглядывая грани, исчерченные полосками из-за неравномерного движения луча.
– Как материал назовем?
Раньше обходились словосочетанием «вещество Края».
– Знаю! – закричал Саня. – Краенит!
«Почему бы и нет», подумал Тальберг и отдал кусок лаборанту.
– Отнеси в машину и будем собираться.
– Эдак можно за несколько проходов насквозь просверлить, – сказал Семенов, пребывавший в задумчивости.
– Совершенно верно, – подтвердил Тальберг. – Конечной целью экспериментов является возможность узнать, что на той сто…
Он замолчал на полуслове. Свежевырезанное углубление затянулось на глазах. Возникшая всеобщая эйфория сменилась легким разочарованием.
– Ты, блин, издеваешься? – не сдержался Тальберг и употребил ряд ненаучных терминов, чтобы подчеркнуть крайнюю степень негодования.
Через минуту на стене исчезли последние следы их полуторачасовых манипуляций. Семенов провел ладонью – гладко.
Подошел нервничающий водитель, не знающий, как научных работников культурно отвлечь
