Он надеялся, что старик ему все разъяснит сейчас, разложит по полочкам.
– Тем опасны, что рушат веру человека в себя. Понимаешь?
– Нет.
– Человеку внушают с детства: учись, набирайся знаний, работай честно – и будешь жить достойно. И вдруг появляется Самсонов… Он, кстати, хорошо в школе учился?
– Нет.
– Я так и думал. Так вот, появляется этот двоечник Самсонов, и выясняется, что не надо ничего – ни учиться, ни работать. Главное – успеть вовремя захапать. Схватить, понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Паша и засмеялся.
– Чему ты смеешься?
– Как-то вы так сказали… С раздражением, что ли, горячо.
Солгал. Не потому засмеялся. Просто Семенович будто его собственные мысли прочитал – оттого и развеселился.
– Тут смеяться нечему, – сказал Семенович. – Выбраковка нужна. В природе больные да ущербные уничтожаются. И у людей так же должно быть. Если с червоточинкой – значит, под корень.
– Так кто же они, санитары леса? Те, которые будут выбраковывать? Милиция?
– Им самим санитар нужен сейчас.
– А кто же тогда?
– Не знаю, Паша.
3
В хозяйственном покупателей почти не было… Паша прошелся вдоль прилавка, остановился у застекленной витрины. Перед ним лежали ножи – большие, маленькие, на выбор. Один, с массивной, деревянной ручкой, имел внушительный вид. Не для резки хлеба нож.
– Покажите, – попросил Барсуков, ткнул пальцем, показывая, что именно ему нужно.
Нож лег в ладонь удобно. Рукоятка была прохладной. Паша тронул пальцем лезвие. Продавщица смотрела на него без особого интереса.
– Сколько стоит?
– Там ценник есть.
– Сказать тяжело? – буркнул Паша.
Продавщица промолчала.
– В кассу платить или вам?
– В кассу.
Паша вернулся к прилавку с чеком. Продавщица уже завернула нож в бумагу.
– С каких это пор вы холодным оружием стали торговать? – поинтересовался Паша.
– Каким оружием? – изумилась продавщица.
– Вот этот нож – оружие ведь.
– Ты не остри, – перешла на «ты» продавщица.
Каждый второй покупатель-мужчина пытался с ней острить, и ей это уже надоело.
Он будто забыл, что должен делать дальше, и вдруг обрушил удар кулака на хлипкую дверцу шкафа – дверца с треском разлетелась на две половины.
4
Паша стоял на остановке и ждал троллейбус. Сегодня он в машину к Самсонову не сядет, он это твердо решил.
Паша встал за деревом так, чтобы его не было видно с дороги. Когда подошел троллейбус, заскочил в салон поспешно, выглянул в окно и тут же себя одернул: «Прав был Семенович. Опасность этих людей в том, что посмотришь на них и себя уважать перестанешь. Ну чего распсиховался?» К своему подъезду он подходил уже почти успокоившись, как вдруг очень некстати за спиной заурчал двигатель крадущегося следом автомобиля. Оглянулся, уже зная заранее, кого сейчас увидит. Это был самсоновский «Мерседес», сам Виталик расплылся в улыбке, отчего стал еще шире, а в машине, кроме него, – три девицы.
– Привет! – крикнул Самсонов в приоткрытое окно.
Девицы таращились равнодушно-вежливо.
– Пойдем ко мне, Паша!
Барсуков в гостях у Виталика не был уже целую вечность, с самой школы наверное, и от неожиданности пробормотал, немного растерявшись:
– Зачем к тебе-то?
Самсонов засмеялся:
– Разве нужна причина, чтобы в гости ходить?
И опять Паша почувствовал, как нехорошо ему становится. Хотел уйти, скрыться, но остался стоять на месте, побоявшись показаться смешным. Самсонов его нерешительность принял по привычке за покорность, махнул рукой – пошли, мол! – и покатил на «Мерседесе» к своему подъезду. Барсуков на ватных ногах пошел следом, не в силах себе объяснить, почему поддался этому подонку, ведь подонок же, подонок, любому ясно. А девицы уже высыпали из машины и стояли в ожидании, переминаясь нетерпеливо с ноги на ногу – молодые кобылки.
Самсонов извлек из салона два объемистых пластиковых пакета, в которых угадывались бутылки и какие-то свертки, сунул их в руки Паше, коротко бросил:
– Поднимайся ко мне, я сейчас, – а сам пошел вокруг своей машины, пристально всматриваясь в полированный бок «Мерседеса» – то ли царапины высматривал, то ли еще что.
Барсуков прошел с хмурым видом мимо девиц, вошел в подъезд. Никто не последовал за ним, и на пятый этаж в лифте он поднимался в одиночестве, кляня себя последними словами за бесхребетность. Ведь как с пацаном с ним Самсонов обращается, какое он имеет право, падаль? Пока лифт поднялся, Паша уже вскипел окончательно и под дверью самсоновской квартиры не выдержал, швырнул пакеты на бетонный пол. Бутылки звякнули жалобно. Кажется, разбились. Паша для верности пнул один из пакетов ногой, нажал кнопку вызова лифта, тот уже успел уйти. Через некоторое время, что Барсукову показалось целой вечностью, дверцы лифта открылись, на площадку вывалила вся компания во главе с Самсоновым. Виталик увидел пакеты на полу и винную лужу, расплывшуюся под ними, спросил без малейших признаков укоризны в голосе:
– Уронил, что ли?
И не успел еще Паша ничего ответить, как Самсонов сказал добродушно:
– Вот недотепа.
И его добродушие было особенно обидно. Если бы он нахмурился или, что еще лучше, закричал – было бы ясно, что это его задело, показал бы свою жмотливость и, следовательно, никчемность, но теперь получалось, что крайний – Паша, это он, недотепа, разбил по неосторожности бутылки. В глазах девиц Паша прочитал насмешку, и это его окончательно лишило уверенности. Он пробормотал что-то невразумительное, а Самсонов уже заглянул в пакеты и сказал успокаивающе:
– Одна бутылка только разбилась. Так что ноу проблем.
Паша топтался, не зная, уйти ему или остаться, а Самсонов тем временем открыл дверь квартиры, сделал широкий жест рукой и раскатисто произнес:
– Пр-р-р-рошу!
И только сейчас Паша заметил, что Самсонов нетрезв. Не боится никого – вся ГАИ у него в друзьях, наверное, Самсонов ему эту мысль до конца не дал додумать, втолкнул в квартиру, сам вошел последним. Девицы уже перешли в холл, и Самсонов придержал Пашу в прихожей, зашептал пьяно на ухо:
– Выручай, Паша! Не собирался сразу троих везти, а получилось. Что делать мне с ними? Возьми на себя, а?
– Всех троих, что ли?
– Ну-ну! – погрозил Самсонов пальцем. – Жеребец нашелся. Самая высокая, Валюха, – моя. Я с ней когда уединюсь, займи оставшихся умным разговором. Ты умеешь, я знаю.
Он, оказывается, Барсукова в гости пригласил, чтобы Паша девиц его развлекал.
– Ну? – сказал Самсонов и некрасиво икнул. – Договорились?
А ответа он, как оказалось, и не ждал, втолкнул Пашу в комнату и сказал из-за спины:
– А вы знакомьтесь, девушки. Это Паша, мой закадычный друг. Спортсмен и десантник.
– Валентина.
– Людмила.
– Роза.
Представились поочередно, невыносимо жеманничая при этом. Самсонов тем временем вываливал содержимое пакетов на стол, махнул неопределенно рукой, сказал капризно:
– Девочки, разберите здесь все как надо.
Повернулся к Барсукову:
– Паша, не стой столбом. Открывай бутылки. Брось свою сумку, что ты в нее вцепился.
Паша сумку переложил из руки в руку и тут вспомнил о ноже.
– Я ее там, в прихожей, положу, – зачем-то сказал он и вышел из комнаты.
Оставшись один, извлек из сумки нож, повертел в руках. Рядом висело зеркало, он отступил на шаг, нож держал на отлете, словно приготовился к удару. Может быть, он и не боится крови? Понапридумывал неизвестно чего, сам себя запугал.
Шорох. Барсуков оглянулся поспешно и увидел Розу. Она стояла на пороге.
– Что?! – спросил Паша хрипло и спрятал нож за спину.
– Виталик на поиски отправил, – сказала Роза и улыбнулась. – Иди, говорит, найди этого отшельника.
– Я сейчас, – бросил Паша с досадой.
Спрятал поспешно нож в сумку.
Стол уже был накрыт. Барсукову досталось место рядом с Розой, он сел с хмурым видом, но тут же хмурость с лица согнал и даже улыбнулся, потому что Роза ему улыбнулась.
– В общем, так, – сказал Самсонов и поднял рюмку с водкой. – Пьем!
– За что? – спросила томно Валентина.
– Все за то же.
Ответ был, по-видимому, исчерпывающим, потому что вопросов больше не последовало. Выпили. Самсонов пьяно подмигнул Паше. Паша улыбнулся в ответ, а сам вспомнил вдруг, как вчера сидел в самсоновской машине и выстраивал план казни. Он не мог сказать, что ненавидит Самсонова. Просто хотелось представить, как будет умирать этот мерзавец, который думает, что весь мир – для него и в этом мире нет ничего, кроме счастья.
– А вы чем занимаетесь?
– А? – встрепенулся Барсуков.
Роза смотрела на него доброжелательно-вопрошающе.
– Чем вы занимаетесь?
Вот оно, слово, – «занимаетесь». Не работаете, а занимаетесь. То, что делает Самсонов, называется «заниматься». Ведь это не работа. А Паша как раз работает, таскает на своем горбу тяжести. И в этом между ними разница. Роза этой разницы пока не видит, не предполагает еще, что у Самсонова приятель может быть из тех, кто «работает», а не «занимается», есть такое понятие – человек определенного круга. Так вот он, Паша, из тех, кто таскает на себе тяжести, матерясь и обильно потея, а потом пьет водку, купленную на деньги, которые заплатил щедрый покупатель из Орла.
