Ганька присел и опустил ноги в отверстие. Оба кума держали его за верёвку. Держась на руках, Ганька осторожно соскользнул вниз. На краях кладки остались только его маленькие ладошки. Вот и они исчезли. Отважный пацан повис на верёвке.
– Висю, – хрипло донеслось из дыры, – опускайте.
Стали медленно опускать.
Ганька, качаясь на верёвке, огляделся и мелко задрожал. В таких склепах он ещё никогда не был. Красный свет факела подсветил над ним стрельчатый каменный свод, сложенный из камней, ступенями, по кругу. Края свода терялись во мраке, но можно было понять, что это высокое помещение квадратного плана.
Ганьку опускали всё ниже, прямо на факел. Запах здесь был ужасающий. Однако в тех склепах, куда Ганька лазил раньше, он был ещё хуже. Видимо, запах тлена с веками притупляется и впитывается стенами.
Он стал на ноги и тут же схватил факел. Поведя им вокруг, мальчик увидел под одной из стен огромный каменный ящик, а возле него – груду больших костей. Подойдя ближе, он рассмотрел конский скелет, определив его по черепу. На костях лошади были надеты металлические украшения. Мальчик достал из праха чеканную бляху с толстой цепочкой. Под слоем жёсткого налёта невозможно было определить, из чего они сделаны, но он подошел на то место, на которое спустился, и, подняв украшение, осветил его факелом. Он не видел лиц обоих мужчин, но они его видели прекрасно.
– Есть! – обрадовался старший кум. – Курган не тронут!
Он сунул голову в отверстие и крикнул:
– Что там ещё есть, чертёнок?
– Тут гроб, – дрожащим голосом ответил мальчик, – большой, каменный.
Старший кум поднял голову и посмотрел на другого кума:
– Он его не откроет. Туда надо лезть, кум.
И они принялись расшатывать второй камень. С ним управились быстрее и смогли его вытащить целиком. Лаз стал длиннее вдвое при той же ширине. Теперь туда могли пройти плечи взрослого человека.
– Кум, обвязывайся верёвкой, – деловито сказал старший, – я вешу больше, чем ты, тяжелее, и смогу тебя удержать на весу. Открывай ломом гроб и тащи золото князя в мешок.
Младший кум испуганно перекрестился.
– Да не бойся ты его! – весело подбодрил старший. – Оно ему на кой ляд, то золото? А мы богаты будем!
– Ой… Ой… – только и сказал в ответ кум и накинул на себя верёвочную петлю, которую подняли наверх после спуска мальчика.
Кум Гришка (его так звали), дрожа в коленях, опустил ноги в лаз. Его тело с шорохом втёрлось между камнями, и он оказался в узкой каменной щели, словно в тисках. Страшно… Но его ноги уже висят внутри… могилы. Ох, не гадалось куму Гришке, что таким делом заниматься доведётся. Но зато добра, поди, добудут. Кум говорил, что питерские академики за то золото платят поболее, чем в ломбарде за него дадут по весу.
– Держи, кум, – сказал Гришка и почувствовал, как верёвка хорошо натянулась. Очень осторожно он скользнул вниз, закрыв глаза, и ощутил, что висит в смрадном, застойном воздухе. Верёвка стала спускать его вниз.
Он открыл глаза.
Высокая каменная камера была освещена красным, дёргающимся светом факела. Внизу, под стеной, – на расстоянии около трёх футов от неё, – темнел огромный каменный гроб, и лежали лошадиные кости. Гришка повернулся в другую сторону и увидел пред собой коридор со стрельчатым сводом, тоже сложенный из камней. Коридор чернел темнотой, и конца его не было видно. Это был вход в гробницу, через который сюда когда-то внесли покойного.
Гришка стал ногами на пол. В его руке был новый факел, и он зажёг его от факела мальчика. Стало светлее, и они увидели, что квадратная камера имеет каждую сторону длинною шагов десять, а её высота точно футов двенадцать-пятнадцать. Стрельчатый коридор тянется на длину шагов двадцать, и заканчивается тупиковой каменной кладкой, которой его запечатали после погребения. Таков был склеп скифского князя, который сейчас покоился в каменном гробу. А рядом – останки его коня.
Немного успокоившись, Гришка снял с конского хребта несколько металлических подвесок, приделанных к цепочке, и протёр их рукавом. Подвески засияли желтоватым светом. Золото! Оно здесь действительно есть! Гришка сразу забыл обо всём: и о своих сомнениях по этому делу, и о своих муках души. Золото было реальным, и для него это оправдывало всё.
– Бросай мешок и лом! – крикнул он вверх.
В каменном своде была теперь видна белая стенка прямоугольного лаза. Это месяц уже поднялся высоко и ярко светил в степи.
Упал мешок, с грохотом упал лом. Усыпальницу древнего скифа, впервые за тысячи лет, наполнил шум живых людей. Вместе с мальчиком, они быстро обобрали кости скифского коня, и всё золото сложили в мешок.
Гришка перевёл дух, не на долго остановился: кажется, все действительно не так плохо. Золото здесь валяется в грязи, – разве это дело? – и никто с него ничего не имеет. Они, с кумом просто исправили это положение.
А теперь гроб. Большой каменный ящик, на его боках высечены изображения животных. Сверху гроб закрывает толстая каменная крышка. Гроб стоит на каменных кубических подставках, и поэтому крышка лежит на высоте Гришкиной головы, и он не может заглянуть сверху и посмотреть, что там. Он забил лом в щель между крышкой и стенкой саркофага, уперся в него снизу и, с огромным трудом сдвинул каменную плиту на сантиметр в сторону. Он проделал то же самое в другом месте, и сдвинул плиту ещё на столько же. Крышка тяжела невероятно. Тут бы кума в помощь. Но кто же тогда вытащит их наверх? Мимолётная мысль о том, что здесь, в чужой могиле, можно остаться навсегда, быстро покинула Гришку. Там, наверху, сильный Селиван, он вытащит.
Через два десятка толчков, лом попал в отверстие между крышкой и стенкой – гроб, можно считать, был открыт. Гришка немного постоял, отдыхая, и снова, с остервенением, накинулся на каменную плиту. Дальше плита двигалась всё легче и легче, сползая с гроба. И вот, наконец, она, с гулом и грохотом, свалилась под стену и раскололась поперёк надвое. Удар сотряс пол склепа.
Гроб стоит высоко, в него невозможно заглянуть. Гришка обошёл его вокруг и зашёл под стенку, где лежала треснувшая крышка. По ней он поднялся выше и заглянул внутрь, держа факел высоко.
Гришка ожидал увидеть скелет. Но он увидел худшее: оскаленное лицо, обложенное сухой плотью, поверх него – сухая, треснувшая кожа. Мумия. Труп, без доступа воздуха, под крышкой гроба превратился в мумию. Только высохли его глаза до самого дна глазниц.
На покойном был шлем, при нём был ржавый меч, без украшений, рядом лежало копьё. Одежда истлела, и на высохшем трупе остались золотые украшения воина. Дрожащими руками Гришка снял шлем. Шея мумии хрустнула. Из шлема выпала копна свалявшихся волос, сорванных с черепа. Затем он стал собирать с мёртвого скифа украшения и передавать их Ганьке, а тот складывал их в мешок. Гришка усиленно думал о том, что этот мертвец не христианин, и тревожить его в могиле – дело не предосудительное. Но всё равно, с содроганием Гришка снял, разорвав, золотую цепь с шеи покойного. Шея снова хрустнула. Гришкины руки случайно касались сушёной плоти мертвеца. Он не хотел его трогать, но так получалось. Каждая снятая золотая вещь радовала и бодрила Гришку. Теперь он богат! Вот скоро вылезет он отсюда и забудет этот кошмар. И всё-таки труп он обобрал с трудом – его даже пришлось перевернуть набок в гробу, чтобы снять кое-что. Снимая кольцо, оторвал у мумии палец. Так и бросил в мешок вместе с пальцем.
Золота в мешке набралось не мало, он был достаточно тяжёл – отличная добыча! Они обошли погребальную комнату кругом, и заглянули в коридор. Золота больше нигде не было. Было только несколько пустых сосудов, в которых, должно быть, оставили вино для покойного.
Кум Селиван, в волнении, заглядывал в узкий лаз. Каждый металлический звук заставлял его сердце радостно подпрыгивать – там грузили золото! Каждый такой «звяк!» стоил сотен и тысяч рубликов! Это не то, что молотком по жести греметь в осточертевшей мастерской.
Мешок пора поднимать. Кум Гришка ещё раз заглянул в гроб, вдруг чего-нибудь не заметил. Мумия лежала на боку, оскаленным лицом к стенке, как Гришка её перевернул. Голова, таким образом, торчала навесу. И вдруг, прямо на глазах у Гришки, шея мумии опять хрустнула и окончательно сломалась под тяжестью черепа. Голова древнего скифа отвалилась и упала на дно гроба. Гришка вскрикнул в ужасе, и отскочил от саркофага.
– Кум, поднимай нас! – крикнул он вверх, и ему показалось, что во рту он ощутил привкус могильной гнили. Ком тошноты подкатил к горлу, стало противно и телу и душе.
Сверху донёсся голос Селивана:
– Всё собрали? Ах вы молодцы мои дорогие! Потерпите ещё. Вяжите мешок к верёвке. Я его сразу вытащу, а то вдруг оборвётся, так чтоб вы его сразу опять подвязали… А там и вас достану… Лаз узкий… Мешок чтоб прошёл…
