— Как его зовут? — вдруг спросил король, и все задумались.
— Раз это мальчик, — сказал Лукас, — то почему бы не Джим?
Он повернулся к ребенку и сказал, стараясь больше не испугать его:
— Ну что, Джим, будем дружить?
И Джим засмеялся.
С того дня они и подружились.
Неделю спустя почтальон снова заехал. Госпожа Каак уже поджидала его на берегу и издали замахала руками, что он может проезжать, посылка была ей.
Она сильно волновалась: вдруг ее уличат во лжи и отнимут ребенка? Но почтальон проехал на своем корабле дальше.
Госпожа Каак вернулась домой и от радости принялась плясать с Джимом на руках. Но мысль о том, что она присвоила себе чужого ребенка, часто тревожила ее.
— Когда-нибудь я открою ему правду, — говорила она со вздохом, советуясь с королем, Лукасом и господином Рукавом, и те соглашались: да, придется сделать это.
А пока что Ласкания жила себе, жили король, машинист и двое с четвертью подданных, потому что Джим был еще слишком мал, чтобы считаться за целого подданного.
Однако с годами он вырос в настоящего мальчишку, который озорничает, злит господина Рукава и не очень любит мыться, как все мальчишки. Мыться ему вообще было бессмысленно, потому что на черной шее не видно, мытая она или нет. Госпоже Каак приходилось особенно следить за этим. Она то и дело беспокоилась — как все матери — даже если для беспокойства не было причин. Ну подумаешь, разве это причина? Джим любил есть зубную пасту вместо того, чтобы чистить зубы.
С другой стороны, и польза от Джима, конечно, была. Например, он помогал госпоже Каак в магазине, когда король или Лукас, или господин Рукав заходили что-нибудь купить.
Лучшим другом Джима как был, так и оставался Лукас-машинист. Иногда он брал Джима в поездки и все ему объяснял. Джиму даже перепадало самому вести паровоз.
Он тоже хотел стать машинистом, эта профессия подходила ему по цвету кожи. Правда, для этого нужен был еще один паровоз. А обзавестись паровозом не так просто, особенно в Ласкании.
Ну вот, теперь мы знаем про Джима главное, осталось только рассказать, как он получил свое прозвище.
У Джима постоянно рвались штаны, и все по одному и тому же шву. Госпожа Каак уже раз сто их чинила, но этого хватало на несколько часов. Стоило Джиму влезть на дерево или скатиться разок с горы — и нитки снова лопались. В конце концов госпожа Каак просто подрубила края дыры и пришила большую пуговицу. Теперь, вместо того, чтобы рвать дыру, ее можно было просто расстегнуть. А вместо того, чтобы зашивать, достаточно было застегнуть на пуговицу.
С этого дня все на острове так и звали Джима — Пуговица.
Третья глава, в которой чуть не приняли печальное решение
Годы шли и Джим превратился уже в полподданного. В другой стране он бы уже пошел в школу, но в Ласкании не было школы. И он жил себе без особых забот.
Раз в месяц госпожа Каак измеряла его рост, отмечая на дверном косяке, и всякий раз радовалась.
Тревожился лишь один человек на острове — король, ведь ему приходилось думать о благосостоянии подданных.
Однажды он вызвал к себе Лукаса-машиниста, тот явился в замок, снял кепку, вынул трубку изо рта и вежливо сказал:
— Добрый вечер, ваше величество!
— Добрый вечер, дорогой Лукас-машинист, — ответил король, сидя у своего телефона, и пригласил Лукаса тоже присесть. Потом несколько раз вздохнул и сказал: — Ну вот. Не знаю, уважаемый Лукас, как и начать, но надеюсь, что ты меня поймешь. Ты ведь понятливый человек, Лукас.
— Что случилось? — осторожно спросил машинист.
Король стянул с головы корону, подышал на нее и протер рукавом, чтобы блестела. Потом решительно водворил ее на место, еще раз вздохнул и сказал:
— Дорогой Лукас, я много размышлял и наконец пришел к выводу, что так дальше не пойдет. Мы должны это наконец сделать.
— Что сделать ваше величество? — спросил Лукас.
— Разве я не сказал? — удивился король. — По-моему, я только что сказал об этом.
— Нет, — отвечал Лукас, — вы сказали только, что нам придется что-то сделать.
Король рассеянно моргал.
— Странно, я готов был поспорить, что сказал это: мы должны ликвидировать старую Эмму.
Лукас решил, что ослышался.
— Что, что мы должны сделать с Эммой?
— Ликвидировать, — повторил король и серьезно кивнул. — Конечно, не сейчас, но, все же, как можно скорее. Я понимаю, это для всех нас очень трудное решение, но мы должны это сделать.
— Ни за что, ваше величество! — решительно заявил Лукас.
— И, кроме того: с какой стати?
— Ну рассуди сам, — стал убеждать его король. — Ласкания маленькая страна по сравнению с другими странами — с Германией, там, с Африкой или Китаем. Для короля, паровоза, машиниста и двух подданных ее как раз хватает. Но поскольку прибавился еще один подданный…
— Да его же только половина! — возразил Лукас.
— Пока да, — озабоченно согласился король, — но сколько это еще продлится? Он ведь растет! А я должен думать о будущем нашей страны, на то я и король. Ведь когда-нибудь Джим Пуговица станет целым подданным, захочет построить дом. Ну и скажи, пожалуйста, где мы поместим этот дом? Ведь вся свободная земля занята рельсами.
— М-да, — сказал Лукас и почесал в затылке.
— Сам видишь, — разгоряченно продолжал король, — наша страна вконец перенаселена. Правда, это происходит и с другими странами, но с нашей Ласканией особенно. Я очень обеспокоен. Как быть?
— Да, — сказал Лукас. — Я сам не знаю.
— Либо ликвидировать Эмму, либо одному из нас придется уезжать, когда Джим Пуговица станет целым подданным. Ведь ты друг Джима, Лукас, разве ты хочешь, чтобы мальчик уехал из страны, когда вырастет?
— Нет, не хочу, — печально сказал Лукас. — Но с Эммой я расстаться не могу. Что такое машинист без паровоза?
— Знаешь, ты подумай еще, — сказал король. — Ты рассудительный человек. Может что и придумаешь.
И он подал Лукасу руку в знак того, что аудиенция закончена.
Лукас надел кепку и, понурившись, покинул дворец. Король со вздохом опустился в кресло и вытер пот со лба шелковым платком.
Лукас пришел к своей станции, где его ждала Эмма. Он похлопал ее по толстому боку и добавил масла, она это любила. Потом сел на границе страны, подперев голову рукой, и стал смотреть, как в море отражается заходящее солнце, вымостив из золотого расплава дорогу от самого горизонта к его ногам. Дорога вела в неизведанные страны. Лукас печально кивнул и тихо сказал:
— Хорошо. Мы уйдем. Но вместе.
И вернулся к Эмме. Она, наверно, заметила, что случилось недоброе. Паровозы не особенно умны, потому им и нужен машинист, но зато они очень чутки. И стоило Лукасу тихо пробормотать: «Бедняга Эмма!», как сердце у нее сжалось от дурных предчувствий и дыхание сбилось.
— Эмма, — тихо сказал Лукас незнакомым голосом. — Я не могу с тобой расстаться. Мы будем вместе, хоть на земле, хоть на небе, если только попадем туда.
Эмма, конечно, не поняла его слов. Но она его так любила, что не могла вынести его печали и принялась реветь.
Насилу Лукас ее успокоил.
— Джим Пуговица скоро станет целым подданным, — сказал он, — и тогда для кого-то из нас не будет места. Подданный для страны важнее паровоза, поэтому король решил, чтоб тебя не было. Но я тоже уйду с тобой, а как же иначе. Что я без тебя?
Эмма глубоко вздохнула и собралась снова разреветься, но тут послышался детский голосок:
— Что случилось?
Это был Джим Пуговица, он заснул в тендере, поджидая Лукаса, а теперь проснулся от его голоса и поневоле все услышал.
— Привет, Джим! — обрадовался Лукас. — Знаешь, так вышло, что мы с Эммой уезжаем.
— Из-за меня? — испуганно спросил Джим.
— Если разобраться, король не так уж и неправ, — сказал Лукас. — Ласкания маловата для всех нас.
— И когда вы собираетесь уезжать? — пролепетал Джим.
— Чтобы не растягивать прощание, прямо сейчас, — ответил Лукас.
— Я с вами! — решительно сказал Джим.
— Ну что ты, Джим! Что скажет госпожа Каак? Она не разрешит.
— А мы не будем спрашивать! — придумал Джим. — Я оставлю ей записку и все объясню. Когда я с тобой, она не очень волнуется.
— Не знаю, не знаю, — сомневался Лукас. — Да ты и писать не умеешь.
— А я нарисую!
Но Лукас покачал головой:
— Нет, Джим, я был бы рад, но так не годится. Ты еще маленький и… — Лукас запнулся, глянув в несчастные глаза Джима.
— Вот увидишь, я вам пригожусь! — отчаянно взмолился он.
— Это ясно, ты толковый мальчишка… — смущенно бормотал Лукас. Он раскурил свою трубку и замолчал, почти согласившись. Но все же хотел испытать мальчика и начал снова: — Но подумай, Джим! Ведь Эмма должна освободить место для тебя, а ты собрался тоже ехать.
