Он думал, а Джим терпеливо ждал.
Наконец Лукас вскричал:
— Придумал! Если денег нет, их надо заработать!
— Здорово! — восхитился Джим. — Но давай скорее!
— Запросто! — ответил Лукас. — Идем сейчас же к Эмме и объявим, что за десять ли катаем по площади всех желающих.
Они вернулись на площадь, где толпа все еще глазела на паровоз, держась на почтительном расстоянии. Теперь все были с фонариками.
Лукас и Джим протиснулись сквозь толпу и взобрались на крышу паровоза. Выжидательный шепот прошел по рядам.
— Внимание! Внимание! — громко крикнул Лукас. — Уважаемые дамы и господа! Мы привезли сюда этот паровоз издалека и скоро опять уедем. Воспользуйтесь редкой возможностью, покатайтесь с нами! Это стоит сегодня, в виде Исключения, всего десять ли.
Шепот и бормотанье пронеслись по толпе, но никто не сдвинулся с места.
Лукас начал снова:
— Подходите ближе, господа! Паровоз совсем не опасен! Не бойтесь! Занимайте места в кабине!
Публика опасливо поглядывала снизу, но не приближалась.
— Чтоб их всех прошило! — прошептал Лукас Джиму. — Боятся. Попробуй ты.
Джим набрал в грудь воздуха и громко крикнул:
— Дорогие дети и ребятишки! Поехали кататься! Лучше всякой карусели! Через несколько минут отправляемся! Занимайте места! Всего десять ли!
Никто не пошевелился.
— Ни одного! — огорченно шепнул Джим.
— Может, сами проедем разок, — предложил Лукас. — Тогда и им захочется.
И они спустились с крыши в кабину и поехали. Но результат оказался совсем не тот, что они ожидали. Люди в страхе разбежались, и площадь опустела.
— Ничего не вышло! — прошептал Джим, когда они остановились.
— Надо придумать что-нибудь другое, — пробормотал Лукас.
Они стали думать, но урчание в животе нарушало ход мыслей. Наконец Джим пожаловался:
— Боюсь, нам ничего не придумать. Разве что познакомиться с кем-нибудь из местных. Может, он нам что-нибудь подскажет.
— Я бы с удовольствием! — пропищал чей-то голосок. — Чем могу быть полезен?
Лукас и Джим удивленно оглянулись и увидели где-то у себя в ногах крохотного мальчика, ростом с ладонь, голова с теннисный шарик. Он снял круглую шляпу и вежливо поклонился, так, что его косичка задралась вверх.
— Меня зовут Пинг-Понг, досточтимые иноземцы, — сказал он. — К вашим услугам.
Лукас вынул трубку изо рта и тоже поклонился.
— Я — Лукас-машинист.
— А я — Джим Пуговица, — поклонился и Джим.
Теперь снова настала очередь кланяться маленькому Пинг-Понгу:
— Я услышал жалобы ваших высокочтимых желудков. Окажите мне честь, позвольте вас угостить! Только подождите минутку!
И он помчался к дворцу, да так быстро, будто на велосипедике.
Когда он скрылся в темноте, друзья озадаченно переглянулись.
Вскоре Пинг-Понг вернулся, покачиваясь под тяжестью груза, который он нес на голове. Это был маленький столик, величиной с тарелку. Он поставил его около паровоза. Потом положил вокруг столика несколько подушек размером с почтовую марку.
— Прошу вас, садитесь! — пригласил он.
Друзья уселись, как могли, чтобы не показаться невежливыми. Пинг-Понг сбегал еще раз, принес крошечный фонарик и пристроил его между паровозных колес. Получился уютный освещенный уголок — ведь к этому времени совсем стемнело, а луна еще не взошла.
— Вот! — сказал Пинг-Понг, довольно оглядывая свою работу. — Что же мне принести досточтимым чужеземцам поесть?
— Да, — кивнул Лукас. — Хорошо бы чего-нибудь.
Маленький хозяин начал перечислять:
— Может, столетние яйца с салатом из ушей молодого единорога? Или лучше засахаренных дождевых червей в сметане? Очень рекомендую пюре из древесной коры, посыпанное растолченным лошадиным копытом. А может, вы хотели бы отведать пареные осиные гнезда со змеиной кожей в уксусе и масле? А как насчет муравьиных клецек с деликатесной улиточной слизью? Очень вкусны жареные стрекозиные яйца в меду или молодые шелковичные черви с ежовыми иглами всмятку. А может, вы предпочли бы поджаристые ножки саранчи с салатом из пикантных усиков майского жука?
— Дорогой Пинг-Понг, — сказал Лукас, переглянувшись с потрясенным Джимом, — все это, конечно, изысканные лакомства. Но мы совсем недавно в Ландае и должны сперва привыкнуть к здешней пище. А для начала нет ли чего-нибудь попроще?
— О, конечно! — горячо закивал Пинг-Понг. — Например, панированные конские глаза в слоновьем молоке.
— Ах, не то, — сказал Джим, — мы не это имели в виду. Нет ли чего-нибудь более разумного?
— Более разумного? — озадачился Пинг-Понг. И тут лицо его просияло: — Я понял! Например, мышиные хвостики и пудинг из лягушачьей икры. Это самое разумное, что я знаю.
Джим содрогнулся от отвращения.
— Нет, — сказал он, — и не это. А вот, нет ли просто большого бутерброда?
— Большого чего? — не понял Пинг-Понг.
— Бутерброда, — повторил Джим.
— Такого я не знаю, — огорчился Пинг-Понг.
— Или жареной картошки с яичницей, — предложил Лукас.
— Нет, — ответил Пинг-Понг. — Про такое я никогда не слыхал.
— Или кусок швейцарского сыра! — вспомнил Лукас, и у него потекли слюнки.
Теперь содрогнулся Пинг-Понг, с ужасом глядя на своих гостей.
— Извините меня, господа иноземцы, за то, что я вздрогнул, — пропищал он. — Но ведь сыр делают из заплесневевшего кислого молока! Неужели вы можете это есть?
— Да, да! Можем! — вскричали оба в один голос и закивали.
На какое-то время все озадаченно замолкли, потом Лукас вдруг припомнил:
— Братцы, а ведь это же Ландай, здесь должен быть рис!
— Рис? — спросил Пинг-Понг. — Обыкновенный рис?
— Да! — обрадовался Лукас.
— О, конечно, сейчас вы получите императорскую рисовую закуску. Сейчас, сию минуту, я бегу!
Но Лукас удержал его за рукав:
— Но только ради бога, Пинг-Понг, — сказал он, — никаких жуков или жареных шнурков к этой закуске, ладно?
Пинг-Понг пообещал ему это и исчез в темноте. Вернувшись, он принес два горшочка величиной с наперсток и поставил их на стол.
Друзья переглянулись и подумали, не маловато ли этого будет для двух голодных машинистов. Но они, понятно, ничего не сказали, ведь они были гости.
Но Пинг-Понг снова исчез, принес еще два горшочка и убежал за следующими. Наконец он уставил ими весь стол, запахло очень аппетитно. Перед гостями он положил по две палочки, похожие на тонкие карандаши.
— Хотел бы я знать, — шепнул Лукас, — что делать с этими палочками?
Пинг-Понг расслышал и объяснил:
— Эти палочки, высокочтимые чужеземцы, чтобы ими есть.
— Ага! — озабоченно пробормотал Джим.
— Ну хорошо, попробуем, — сказал Лукас. — Приятного аппетита!
И они попытались есть. Но всякий раз, подцепив палочками рисовое зернышко, они роняли его, не донеся до рта. Это было тем более неприятно, что голод разыгрался у них не на шутку.
Пинг-Понг был хорошо воспитан и не смеялся над неловкостью гостей, пока они сами не принялись над собой смеяться.
— Извини, Пинг-Понг, — сказал Лукас, — а можно, мы будем есть без палочек? А то мы умрем от голода.
И они стали просто опрокидывать себе в рот горшочки, тем более, что в них помещалось не больше чайной ложки риса. Правда, в каждом горшочке рис был приготовлен по-другому: в одном — красный рис, в другом — зеленый, в третьем — сладкий, острый рис, соленый рис, рисовая каша, рис воздушный, рассыпной и порошковый, голубой, золоченый и сухой. Они, знай себе, ели.
— А скажи-ка, Пинг-Понг, — спросил наконец Лукас, — почему ты сам не ешь с нами?
— О, — отвечал Пинг-Понг с важной миной, — для детей в моем возрасте эта пища пока не годится.
— А сколько тебе лет? — спросил Джим с полным ртом.
— Мне 368 дней! — гордо ответил Пинг-Понг. — Но у меня уже есть четыре зуба!
Это было поистине удивительно! Оказывается, Пинг-Понгу был всего один год и три дня! Чтобы понять это, надо знать вот что: ландайцы очень, очень умный народ. Может самый умный на свете. И это очень древний народ. Они были уже тогда, когда другие народы еще не появились. У них было время поумнеть. Поэтому, у них даже крошечные дети сами стирают себе белье. В год они проворно бегают и разговаривают, как взрослые. В два года они читают и пишут, в три решают трудные математические задачи, которые у нас осилит разве что какой-нибудь профессор. Но в Ландае этим никого не удивишь, там все дети такие.
Этим и объясняется, что Пинг-Понг так умел изъясняться и вел себя, как взрослый. Ну, а в остальном он был обыкновенный грудной ребенок, как другие младенцы в его возрасте во всем мире. Например, вместо штанишек на нем была пока еще пеленка, завязанная бантиком.
Только понимал он все, как взрослый.
Восьмая глава, в которой Джим и Лукас обнаруживают таинственную надпись
