Силуэт Тэнно растаял среди звезд, скрылся в бесконечной дали космоса, отделяющей Тасти—Ное от Стальной планеты — планеты воинов и повелителей энергии, планеты властелинов галактики.
И сразу мириады клеток откликнулись на зов разума. Все они были готовы подчиняться, и я знал, как этим воспользоваться. Новые силы влились в раскрытые поры кожи, побежали горячими струйками по жилам. Я почти по–настоящему слышал, как облегченно вздохнули мышцы и органы, возрождаясь к жизни. Я так увлекся этим сладостным чувством, что на некоторое время перестал воспринимать окружающий мир.
И тут пришел сигнал извне. Я получил его от ушей:
— Жаль, что он мертв. Вдвоем было бы легче!
Мозг еще не успел обработать информацию, как я проник в разум стоящего надо мной человека. Подсознательно я приказал мышцам готовиться к защите, но быстро понял, что это не потребуется. Надо мной стояла девочка, и в голове ее не было ничего опасного.
— Ларри, — попытался я произнести губами ее имя, но новая энергия еще не успела оживить эту часть лица. Пришлось ускорять процесс.
— Ларри, — сказал я довольно громко и открыл глаза. — Помоги мне подняться.
Я оперся о тут же подставленную руку и встал на колени. Резкая боль прошила грудь и живот. Из–за сжатых зубов вырвался стон.
— Ты ранен? — воскликнула девочка. — Кто тебя так?
Клетки делились с потрясающей скоростью. Искромсанные сухожилия восстанавливались. Вскоре я смог встать на ноги. И не хотел чтобы незнакомка обратила на это внимание. Поэтому сказал, насколько мог подстраиваясь под ее акцент:
— Ерунда. Пошли к лесу. Там дрова и огонь… Я просто очень устал.
— Ты можешь идти?
Я кивнул и молча пошагал к лесу.
— Подожди, я не успеваю за тобой, — крикнула сзади Ларри.
Варианты дальнейших моих действий промелькнули в голове за долю секунды.
«Девочка — неплохая маскировка», — решил я, вернулся, подхватил Ларри на руки и посадил на плечо.
Вышла третья, яркая луна и осветила лес. Три тени от каждого дерева, переплетаясь между собой, образовали причудливые кружева на снегу. Какое–то животное заворочалось в норе. Ветер стих и в этой, неестественной для Конвикта, тишине отчетливо слышен был рев начавшегося извержения вулкана в залитых лунным светом, заснеженных горах. Планета жила. Где–то там, в глубине своего тела, переработав пришедшую извне энергию, планета, подобно мне, оживила умерший орган.
Джозеф Чеймер:Было совершенно нечего делать, а когда мне совершенно нечего делать приходит скука. Все спят, и будут спать еще десять стандартных часов. Корабль летит неизвестно где и неизвестно летит ли он вообще. Ему тоже, наверное, скучно. Гиперпространство не очень подходящее место для таких бравых парней, как мы с ним.
Все книги прочитаны, все фильмы я чуть ли не выучил наизусть. Имеющиеся в фонотеке записи надоели, и от музыки я попросту засыпал. Кораблю проще. Он может развлечься — погонять электроны по электроцепям, проверить работу систем. Может даже исправить какую–нибудь мелкую неполадку. А я? Что я могу исправить, если даже в общих чертах вряд ли понимаю: почему в гиперполе корабль висит не одну минуту, как при полетах на Уран, а пятьдесят с лишним лет. Можно конечно побродить по кораблю просто так. Только вот лень, да и шишки набивать на лбу в темных переходах не хочется.
Можно вспомнить Конвикт. Я там уже бывал один раз. Замечательная планета! Как раз для таких, как мы с кораблем. Сколько нервов я тогда сжег, сажая звездолет на космодром со странным названием «Смерть». И все только потому, что экипаж, соскучившись по нормальной почве под ногами, по земле, которая конвиктским утром превращается в грязное болото, а в полдень становиться крепкой, как скорлупа грецкого ореха, решил садиться несмотря на предупреждения с поверхности. И почему планету назвали «Конвикт», а не «Грецкий орех»?
Так вот. В тот раз мы начали садиться на «Смерть» ранним утром. Природа сдурела! Кошмарные ветры сдували крейсер. Целые глыбы летающего льда лопались о днище. И даже когда опоры коснулись поверхности планеты, а каторжане в трюме прикусили языки, ветер, дующий прямо от земли, приподнял многотонное судно! Пришлось отпустить рукоятки ручного управления и нажать кнопку гравизахватов! Они раньше применялись–то только для посадки на астероиды или небольшие спутники. А тут целый мир класса Е-1,1!
В общем, Конвикт понравился. Тем более что, благодаря прелестям посадки, меня повысили. Был лейтенант–пилот, стал лейтенант–астронавигатор. Теперь я — третий офицер после капитана и лейтенант–кибернетика.
Планету открыл фрегат Сил Поддержания Порядка Федерации Млечного Пути. Они там нашли уникальные, наверное даже единственные в Галактике, залежи светита. До этого минерал вырабатывали искусственным путем с огромными затратами энергии, так что на планете сразу обосновалась каторжная тюрьма Земной Республики и отделение корпорации Дженерал Нуклиа Компани — ДНК.
До сих пор освоена только ничтожная часть поверхности, непосредственно прилегающая к месторождению. А ведь Конвикт уникален не только залежами светита. Он слегка больше Земли, а сила притяжения лишь незначительно превышает норму. Во всяком случае, я вообще не ощутил повышенного тяготения. Кроме этого, там невероятно длинные сутки. День длится почти две с половиной земных недели. За ночь темная сторона планеты так промерзает, что деревья лопаются от холода, а днем, светлая, так выгорает, что вода в реках чуть ли не закипает. Бывает, что снежные шапки на горах совсем истаивают и реки исчезают.
Ну вот, осталось два часа до смены с вахты. Как всегда, время будет тянуться нестерпимо долго. Как всегда, буду считать секунды до смены. Единственное средство против этой пытки заключало в себе теоретически простое условие: займись чем–нибудь, по возможности, как можно более увлекательным. У меня было такое подходящее занятие, специально припасенное для подобных случаев. Я решил написать письмо любимой девушке. Ее уже нет, но ведь была же когда–то. И я считал, что все еще продолжаю ее любить. Итак: «Здравствуй, дорогая Ирма …»
Реутов:Боль притупилась. Тепло костра успокаивающее лизало израненную кожу. Холод отступил за спасительный круг растаявшего снега, и можно было расслабиться.
— Ты не сказал, как тебя зовут, — буднично, но совершенно неожиданно сказала Ларри.
— Иль Реутов.
— Очень приятно, а я Ларри Стратфорд.
Я кивнул и вместе с болью из мышц, пришла уверенность, что ей действительно приятно мое присутствие. «С такими, как Ларри Стратфорд, воевать не нужно!» — навеки отпечаталось в памяти. Интересно сколько их таких на планете?
— «Иль», это имя или фамилия?
— И Иль и Реутов, это имя, — я совсем не понял ее вопроса. Проникновение в ее память тоже не прояснило дела.
— Тебя можно звать Иль, а можно — Реутов? Прелесть, — и девочка звонко рассмеялась.
— Ты ранен, Реутов! Тебя нужно перевязать, — девочка легонько притронулась к запекшимся кровяным ручейкам на животе. Я не стал ей отвечать, мои раны — это мое дело. Дотронулся до скрытых в голенище правого ботинка кнопок–замков и в руку выпал плазменный нож. Теперь можно было заняться самолечением.
Начал с ног. Ничего не чувствующие нервы позволили без проблем выудить из мышц пули и аккуратно разложить их на снегу. Это трофеи. Не многие воины Стальной планеты могут похвастать такими украшениями.
С животом тоже управился быстро. Но прежде, чем заняться пулей, сидевшей у самого сердца, позволил себе отдохнуть.
Нечаянно взглянул на Ларри, про которую, честно говоря, вовсе забыл. Я уже видел, как выражается удивление на лицах аборигенов, но это было что–то другое. Девочка искренне сопереживала мою воображаемую боль.
— Реутов, — жалобным голосом сказала Ларри. — Тебе больно?
— Нет. Не очень, — я не хотел ее пугать, признаваясь, что не больно вовсе. — Ты поможешь?
— Ну конечно, а что нужно делать? — простонала туземка.
— Я разрежу кожу и ткани, а ты вытащишь пулю. Хорошо?
— Да.
Я отключил нервы левой половины груди и осторожно вскрыл мышцы.
— Ой, Реутов, она блестит.
— Доставай! — прохрипел я сквозь зубы. Боль, незваная гостья, плеснула чернотой в глаза.
Ларри ухватила тонкими пальчиками заднюю часть пули и осторожно, но достаточно быстро вытащила. Как ни странно, это простейшее действие забрало у нее массу физических сил. Пока я склеивал раны и потом сращивал клетки мышц, Ларри молчала.
— Извини! — наконец грустно сказала она.
— Да, — ответил я, не слишком понимая, за что.
— Там совсем рядом билось сердце, — всхлипнула девочка и закрыла глаза ладошками, выпачканными кровью.
— Было бы хуже, если бы оно не билось, — сказал я.
