По шатким скрипящим ступеням мы поднялись в стоящий на сваях дом. Там было гораздо теплее, чем в помещении, где хозяин занимался починкой механизма.
Мы с Паханом сели за стол. Ларри скинула одеяло и развалилась на старом диване. Старик положил передо мной пластиковую коробку и сказал с гордостью в голосе и полным равнодушием на лице:
— Вот оно.
В коробке оказалось обыкновенная плазменно–импульсная винтовка. Вернее, обыкновенная для Стальной планеты. Видимо, для конвиктцев это была действительно новая конструкция.
— Хорошая штучка, — сказал я, чувствуя, что Пахан ждет именно этих слов.
— Ты умеешь с ней обращаться?
— Меня учили.
— Научи меня. Хотя нет, сначала поедим…
Ларри перешла к столу.
Пахан принес какую–то пищу, довольно приятную на вкус и графин кроваво–красной жидкости имеющей стойкий запах этилового спирта. Для Ларри хозяин принес молоко.
— Пей! Сам сделал, — сказал он, наливая в стеклянный стакан жидкости из графина.
Свой стакан он немедленно опрокинул в рот, крякнул, чмокнул губами и налил еще. Жидкость пахла ядом, но Пахан не упал на пол, забившись в предсмертных судорогах. Значит, решил я, жидкость ядом не была. И последовал его примеру.
Словно кусочек огня ворвался в горло. Во рту сразу стало противно горько и в животе неприятно забурлило.
— Что это было? — пробормотал я, смахивая слезы из уголков глаз.
— Понравилось? Ну, давай еще по одной, да пойдем, постреляем из ружьишка.
Прежде чем отказаться, посмотрел на Ларри, но она и сама в недоумении смотрела на меня, предоставляя право решать самому. И я решил согласиться. Отключив чувствительность горла и рта, приведя в порядок желудок, я заглотил второй стакан напитка.
— Хорошо винишко–то? Сто ночей стояло!
— А днями гуляло по окрестностям? — неожиданно для самого себя и тем более для Ларри сказал я.
Пахан засмеялся хриплым булькающим смехом и встал. Я тоже встал и почувствовал, что ноги теперь как–то не особо добросовестно работают. Пахан, поддерживая меня за локоть, сгреб со стола винтовку, и мы, удручающе нетвердой походкой, отправились стрелять. По пути вдруг стало хорошо–хорошо. Так легко переставлять невесомо–ватные ноги. Так хорошо, что рядом шагает приятель с добрым оружием. И так тепло в венах, и такая теплая кожа. А какая благодать на свежем воздухе! Легкий ветер трется ласковой рукой о спину, и так по–свойски мигают звезды…
— Ну, браток Иль, покажи с какой стороны браться за эту пушку, — заплетающимся голосом проговорил хозяин дома и протянул мне винтовку.
Я попытался взять, но раскрытая ладонь прошелестела мимо. Близко, но мимо.
— Ха, Иль, да ты пьяненький! — Пахан засмеялся.
Он вообще оказался смешливым малым. Он так комично трясся, хмуря густые, тронутые сединой брови, и морща горбатый нос, что я тоже не мог удержаться.
Наконец с грехом пополам поймал винтовку, прицелился и срезал верхушку торчащего из–под снега столба.
— Молодец, Иль. Дай–ка я …
И мы начали палить по очереди, пока не расстреляли все тридцать зарядов. После этого вернулись в дом к столу, и выпили еще по одному стакану адской жидкости. А когда убедились, что Ларри спит, еще по одному.
— Слушай, Иль, давно хотел тебя спросить, — понизил голос Пахан. — Ты так и пришел сюда из Ореховой долины по пояс голый?
— Угу, — выдавил я.
— Млодец! — похвалил он меня. — Мжик! Я, когда был молодой, тоже бегал в Ореховую долину полуголый. К девкам!
Он хихикнул, я засмеялся, он подхватил и уже скоро мы, зажимая друг другу рты, ржали во весь голос.
— Слушай, брат Иль, песню, — сказал Пахан и затянул:
— Оооой мороооз, мороооззз. Пууууть далееек лежиииит….
Когда он завел на второй круг, мы с ним, чуть покачиваясь в такт, пели вместе. Потом песня кончилась, и я спел ему «Песню Мечты» народа Стальной планеты. И ее тоже второй раз мы спели вместе.
— Хорошая песня, Иль, — сказал Пахан, утирая слезы. — Душевная. Только я ни черта не понял! Ни единого словечка. О чем она, брат–мой–Иль?
— Эта песня о вольном ветре и голубом небе. О зеленых лесах, шумящих по утрам и о морской волне…
— Ясно, Иль. Эта песня о Земле!
Я хотел возразить ему, но он вдруг захрапел, положив голову на стол у тарелки с закуской. Наверное, ему так было удобно. Я с трудом встал, но ноги не выдержали рывка, и рухнул на теплый пол. Сил, чтоб подняться, уже не было, глаза сами закрылись, словно были отлиты из свинца. И вдруг я почувствовал, как отрываюсь от пола и начинаю летать по комнате, выделывая немыслимые виражи. Разодрав с помощью рук непослушные веки, к вящему удивлению обнаружил себя на том же самом месте, на полу.
«Здорово», — подумал я и уснул.
Реутов:Вода стекала струйкой по подбородку и капала на непромокаемые штаны. Наконец я решил, что напился, оторвал губы от крана и вытер их тыльной стороной ладони. Через минуту в горле опять стало сухо.
— Что, брат Иль, сушняк давит? — услышал я хриплый голос Пахана.
— Что давит? — спросил я.
Я не мог понять, как это меня могут давить опавшие ветки деревьев. Тем более что их здесь нет.
— Сухо, говорю, в горле–то?
— Да, а почему это так?
— Пить надо меньше, — прокашлял он.
— Воды?
— Вина.
— Хорошо, я больше не буду, — брякнул я, и сразу услышал тревогу в мозгу Пахана, но она была еще не достаточно сильна, чтоб подтолкнуть хозяина фермы к решительным действиям. В конце концов, он решил перевести все в шутку. Правда, я так и не понял, чего в ней смешного.
— Да ладно, Иль, чуть–чуть можно, но только с хорошим человеком! — сказал Пахан, и хихикнул.
Я тоже улыбнулся и повернулся, чтоб идти будить Ларри.
— Слышь–ка, Иль. Не буди малышку–то. Я вас подвезу, пожалуй, до горки. Мне все равно нужно раскатать трактор. Пусть поспит. Пора будет — сама проснется. Намаялась, поди, девка.
Я кивнул. Это было в моих интересах. Это сохраняло силы и приближало к цели.
— Отнеси ее в машину. Я сейчас приду.
Пахан ушел, а я осторожно завернул Ларри в одеяло и отнес в прохладный ангар. Через несколько минут пришел старик.
— На, — буркнул он, бросая какое–то тряпье и кобуру с огнестрельным оружием.
— Пригодится, наверняка… Ну, поехали.
Я положил Ларри на заднее сиденье в кабине трактора. Того самого механизма, на ось которого мы с Паханом и лампочкой одевали колесо. Мне пришлось сесть на пол, Пахан устроился за рулем и закрыл прозрачный колпак.
— Ну, с Богом.
Волосатые ноздри фермера раздулись, как у зверя, чуявшего добычу, мотор заревел, и сизые клубы дыма вырвались из–под днища. Ворота ангара со звуком, похожим на выстрел, оторвались ото льда, и метель засунула любопытный язык в теплое помещение.
Я взглянул на Пахана. Значит ворота, все–таки, открываются?
Фермер ухмыльнулся и чуть виновато пробормотал:
— Шляются тут, всякие…
Я не успел еще понять: относимся ли мы с Ларри к этим всяким или нет, как машина, наконец, выехала в ночь.
Луны все еще висели над ночной частью планеты. Непроницаемо черные тени от строений сильно удлинились, но видно было все равно еще довольно хорошо.
Трактор взревел всеми своими тысячами сил и рванулся, взбивая позади снежную степь в снежное облако. Вскоре за кормой остались поселки фермеров, а впереди показался холм, скрывающий за собой источник света, подкрашивающий ночное небо в бордовый цвет.
— Видал, брат Иль, как Город светит. Как она горит–то, помойка. Всеми огнями блистает. Прямо санаторий, а не каторга.
Зашевелилась Ларри.
— Вставай–вставай, малышка. Нечего нежиться в постели, — хохотнул фермер.
— Ой, как быстро мы едем, — немедленно отозвалась Ларри. — Спасибо, мистер Пахан.
— Спасибо много, три кредита хватит! — хохотнул старик, но вдруг стал серьезен и испытующе посмотрел на меня.
Я немедленно улыбнулся, хотя понятия не имел, почему Ларри благодарит Пахана, и что такое «три кредита».
— Что Вы, мистер Пахан. У нас нет денег! — выручила меня Ларри.
Мысли Пахана носились с невообразимой быстротой, и я устал их догонять. Тем более что мы уже подъезжали к холму.
— Ну, все, дальше вы своим ходом! — остановив машину, сказал тракторист, но открывать кабину не спешил.
— Одень это, а то в Шекхаусе тебя не поймут.
Пахан показал на кучу тряпья, которую бросил в машину перед отъездом. Я выбрал что–то подходящее по размерам и натянул. Это оказалась довольно теплая и даже местами чистая куртка. Под нее, на пояс, прицепил кобуру с пистолетом.
— И ты, малышка, оставь одеяльце мне на тряпки. Выбери там, что–нибудь. Мамка–то поди от голода умерла…
Ларри украдкой сорвала слезу из–под глаз и молча выбрала одежду.
— Спасибо, мистер Пахан.
