Ехать приходилось крайне осторожно, чтобы не сбить не к месту задумавшегося пешехода и разминуться с летящим на автопилоте биомеханоидом, но к назначенному времени я успевал. До места встречи оставалось несколько кварталов, когда на дорогу перед багги выскочил туземный пес рыжего окраса. За псиной под колеса бесстрашно несся тощий абориген в темно-зеленой тоге ловкости, отчаянно размахивая цепью, пытаясь то ли сбить зверя с ног, то ли заарканить. На дорогу камикадзе не смотрел. Я ударил по тормозам и вывернул руль. Багги бросило в сторону и перевернуло. Транспорт со скрежетом и искрами протащило несколько метров по мостовой.
Стальные трубы, венчающие кабину, выдержали удар, обеспечив безопасный просвет между моей макушкой и булыжниками. Я цел и невредим висел вниз головой на ремне безопасности, намертво вцепившись в баранку. Наушники слетели, но в ушах громко выстукивало морзянку сердце.
Передо мной возникла отвратительно склизкая и пахнущая сыростью туша с ошейником вокруг подобия шеи.
– Мэолчи, – выдохнула она мне в лицо. Две фасеточные сферы глаз, казалось, источают жалость и, одновременно, нетерпение.
– Что? – вскрикнул я – больше от неожиданности, чем от изумления. Псина будто пыталась что-то сказать, минуя автопереводчик, имплантированный в мочку уха. Молчи? Ведь так?! Немыслимо!
– Мэолчи, – требовательно повторил пес и прижался ко мне. Мое лицо уткнулось в пучок щелкающих члениками лапок. Подавив рвотный позыв, я отвернулся и увидел тощие ноги владетеля, торчащие из-под подола тоги. Потом они сложились и в поле зрения появилась бледная невыразительная физиономия с огромными полусферами глаз. Кузнечик выстрелил очередью раздраженных щелчков, которые переводчик расшифровал, как крайне грубое ругательство, и накинул цепь на собаку.
– Мэолчи, – чуть слышно просипела многоножка и высунула язык. Зверь коснулся уха, кольнув мочку чем-то холодным и твердым.
– Запрос обновления, – неожиданно пискнул имплантат. – Разрешить?
Цепь, тянущаяся к ошейнику, тревожно натянулась. Потом туземец рванул за «поводок» и туша отвалилась от меня, перевернулась на спину и беспомощно засучила лапками. На камень подо мной упал с тихим звоном крохотный кристалл памяти.
– Запрос отменен, – меланхолично доложил имплантат.
– Давай, родимый! – Владетель рывком выволок пса из-под багги и, не давая ему залиться лаем, наградил пинком. Пес взвизгнул. Абориген потащил его в сторону. К моей персоне он был стоически равнодушен.
Я освободился от ремня, плюхнулся на мостовую, положил кристалл в карман и выполз на четвереньках на свободное пространство. К перевернутой машине спускалась спасательная платформа в виде сплющенной стрекозы. Вой, стоявший над городом, подозрительно стих.
Поверив на слово, что со мной все в порядке, спасатели обидно быстро потеряли ко мне интерес. Эвакуация машины с улицы им казалась важнее судьбы пришельца. Предоставленный самому себе, я отряхнулся и, заинтригованный происходящим, приложил кристалл к мочке уха. Имплантат вновь пискнул, сообщая об обнаружении базы обновлений. Пару секунд я колебался, а потом разрешил перенос данных с кристалла. Через несколько мгновений имплантат заверил, что в его арсенале появился новый язык, происхождение которого чип определить затруднялся.
Аккуратно спрятав кристалл во внутренний карман, я отложил решение загадки на потом.
Визави назначил рандеву в VIP-ложе городского колизея – самого, пожалуй, популярного места отдыха владетелей. Он, несомненно, хотел подчеркнуть свой статус, вряд ли предполагая, какое впечатление окажет на самом деле. Развлекались туземцы варварски, стравливая своих же соплеменников, признанных умственно отсталыми или помешанными. Кузнечики с удовольствием наблюдали, как бедолаги на арене рвут друг друга в клочья.
Над площадью перед колизеем стоял стрекот, словно город превратился в ночной луг, облюбованный мириадами цикад. Пространство перед центральным входом кишело публикой, страстно желающей заполнить трибуны. Где-то слышалась перебранка, над толпой то тут, то там взмывал нетерпеливый кузнечик, которого сразу же хватали за ноги, заставляя опуститься. Я искренне возрадовался, что в кармане комбинезона отливало люминесцентной краской особое приглашение. Оно давало право попасть внутрь через боковой вход, минуя давку.
VIP-ложа отделялась от кругового прохода тяжелой плотной занавесью в пол. Море ее спокойствия охраняли два владетеля в красных тогах решимости. В отдалении я заметил еще пару в желтых тогах внимания.
Моего явления ждал тучный абориген, буквально колыхающийся под радужной тогой власти. Он выдавил подобие улыбки, чему, наверняка, обучился специально, чтобы произвести эффект на пришельца. С мимикой у владетелей было туговато.
– Вы пунктуальны, и это прекрасно! – переводчик припудрил его стрекотание понятными человеку эмоциями.
– Благодарю, – радушно ответил я. – Вы сообщили, что располагаете информацией о пропавшем хомо.
– Он найден, – чиновник раздраженно раскрыл крылья. – Хотя, наверное, точнее сказать, найдено то, что от него осталось. Тут все, что удалось… собрать.
Визави указал на пластиковый мешок, лежащий на столике рядом с входом в ложу. Изнутри он был заляпан бурыми пятнами.
– Где его нашли? – спросил я. Собеседник изучающе смотрел на меня пару секунд, видимо пытаясь понять, почему хомо одушевляет ошметки, после чего отвернулся к арене.
– Я бы предпочел вернуться к разговору о вашем… гм-м… сородиче позже, поскольку время уже не играет роли в его судьбе. Располагайтесь и наслаждайтесь зрелищем на арене. Я слышал, что у хомо было что-то подобное. У любой материи есть изнанка. Сделаете ставку?
– Пожалуй, нет, – сказал я.
– Ха-ха, – сказал владетель, натягивая улыбку. – На кого ставить, если в этой игре никогда не бывает фаворитов? Участь любого участника печальна. Не так ли? Вы не любите риск!
– А вы?
– О, я не прочь подергать удачу за хвост! По нашим поверьям, она предстает перед счастливчиком в образе собаки. Правда, мой хороший? – собеседник потрепал пса, возлежащего у ног. Тот заурчал, продолжая внимательно пялится на меня.
– Не здесь, тупица, – неожиданно прошелестел переводчик другим голосом.
– Что, простите? – опешил я, еще не понимая, что имплантат перевел не владетеля.
– Мы ассоциируем удачу с образом собаки, – повторил инсектоид.
– Чуть ниже, чуть ниже, – зажурчал фоном второй голос. – Да, да, так!
– Ваша любовь к домашним животным трогательна, – туманно ответил я.
– Мы ценим надежность, ведь ее так мало в мире, – туземец, не замечая моего замешательства, гладил пса, тот довольно урчал. Переводчик заходился в истоме от невидимого обладателя второго голоса. На арену выталкивали первых гладиаторов. Я молчал, размышляя, почему абориген тянет резину, но не успел сформировать хотя бы одну правдоподобную гипотезу, как в ложу вошел еще один в блеклой тоге служения и, почтительно склонившись перед моим визави, что-то зашептал.
– Вот как! – воскликнул тот, поднялся и обратился ко мне. – Прошу прощения. Мне необходимо покинуть вас на несколько минут. Дело чрезвычайной важности.
Чиновник удивительно легко для своей комплекции скользнул за тяжелую занавесь. Я коснулся ее края, чтобы глянуть, куда он направился. Пес, до того момента мирно возлежавший, пришел в движение и утробно зарычал, заставив замереть.
– Сидеть, не то прикушу!
Интригующий поворот.
Зря ты сюда сунулся, чужак, – рявкнул пес. Так, по крайней мере, истолковал его переводчик.
– Чья бы собака рычала, – съязвил я. Имплантат-переводчик, уже пустивший тонкие отростки в гортани, помогал изрыгать звуки, схожие с лаем. В горле с непривычки саднило.
– Убирайся отсюда, чужак! – Пес подскочил и зло щелкнул челюстями. – Не медли, пока я не передумал.
– С какой стати тут командует пес? – ощерился я. Волосы на загривке поднимались дыбом.
– Убирайся! – сорвался на лай инопланетный цербер. – Проклятый чужак! Разорву! Загрызу!
Он, несомненно, готовился обложить меня как как следует, но в ложу невовремя вернулся хозяин, шикнул, и пес, заткнувшись, покорно улегся у кресла.
– Мне послышалось или вы перелаивались с моим питомцем? – Владетель криво улыбался.
– С детства не доводилось дразнить собаку, – я вежливо улыбнулся в ответ. – Забытое ощущение.
– Забавно-забавно, – сказал владетель и нанес мне быстрый и точный удар в голову.
Включился я уже в горизонтальном положении, даже не удивляясь смене интерьера и месторасположения. Просторная ложа сжалась до размеров металлической клети – тесной и низкой, под прямоходящих не приспособленной. Покрытые бурыми пятнами доски, служившие полом, источали миазмы сырости и гниения, усиливая тошноту, с которой я пытался справиться. Меня мутило.
