Таддеус смотрел на членов Решения, крепко прижимая к груди корзину с яблоками.
Мы поднимаем мятеж, начинаем войну, сказал человек в желтой птичьей маске, против Февраля и всего, что за этим стоит.
Войну, повторил Таддеус.
Да, войну, войну, войну, повторили члены Решения.
Человек в оранжевой птичьей маске продолжил. Нас тошнит от Февраля, который, по нашему убеждению, несет ответственность не только за этот сезон беспросветной серости и снега, но и за конец полета.
Человек в синей птичьей маске наклонился вперед и сунул квадратик пергамента в карман пальто Таддеуса. Он задел корзину Таддеуса, и одно яблоко упало в сугроб.
Помни нас, сказали маски Таддеусу.
И они разошлись в разные стороны, шагали неспешно, грезя о полете.
Профессор
На въезде в наш город стоит статуя Петра. Петр положил начало миграции птиц. Это привело к эре полета, исключительно славному и радостному времени для нашего города. Небо стало страной путешествий на воздушных шарах, там пролегали птичьи маршруты и проводились эксперименты с летающими машинами. После жарких дней в прохладные вечера мы поднимались на вершину холма, чтобы наблюдать ночной эффект зонтика. Мы бродили босиком по ручьям. Дети разбрасывали кучи пожухлых листьев. Времена года мы называли Весной, Летом, Осенью и Февралем.
Петр верил в жизнь полета, даже когда жрецы привязывали его веревками к воздушному шару, чтобы отправить в убийственные высоты. Петр верил, что месяц Февраль следует исключить из календаря, что такое возможно — разогнать облака длинными шестами и продлить весну и лето. Он говорил, что можно добиться большего, создать утопию: город, в котором будут стоять только Июнь и Июль. Он написал на хранящемся в архиве пергаменте, что Февраль, если позволить ему растянуться, повредит наш разум и похитит наших детей.
Таддеус
Прошлым вечером члены Решения пришли к моему окну. В птичьих масках и черных цилиндрах. Обмотав шеи одним коричневым шарфом. Я сказал, что понимаю необходимость мятежа и защиты нашего города от Февраля. Я напомнил им о тактических приемах, использованных в прошлом году.
Главное, сказали они, думайте о вашей дочери, Бьянке.
Я увидел, что снег скопился в углу потолка. Схватил щетку, чтобы смахнуть его.
Когда я обернулся, члены Решения уходили в снегопад. Казалось, они не идут, а прыгают.
Я закрыл глаза. Представил себе Селах и Бьянку в каноэ, таком узком, что им приходилось лежать головами в разные стороны, положив руки на живот, сжав ноги. Я вообразил два миниатюрных солнца. Закрепил по одному на лбу у каждой. Вообразил, что мои руки превратились в водопад и спокойное озеро внизу, готовое их поймать.
Бьянка
Я знаю, встать — это важно, но мое тело такое тяжелое. Родители стоят у моей кровати, говорят медленно, двигаются еще медленнее. Они сказали, что их мочевые пузыри, по ощущениям, наполнены свинцом, а скоро он наполнит и легкие. Мой отец улыбнулся и побежал на месте, этот прием использовался против Февраля в прошлом году, но я видела слезы в его глазах, а потом он остановился, плечи поникли, голова опустилась чуть ли не к коленям, свинец полился из его рта.
Мои родители забрались ко мне в постель. От запаха мяты у меня заболел живот. Они обнимали меня и говорили, что все будет хорошо, что печаль уйдет из нас, испарится в солнечном свете, точно так же, как летом рассеивается над рекой утренний туман. Моя мать гладила воздушных змеев на моих кистях и руках и говорила мне, что я должна думать о своих легких, как о воздушных шарах.
Мне просто хотелось чувствовать себя в безопасности, сказала я.
Таддеус
Профессор говорил нам, что надо кормить Бьянку листьями мяты, чтобы защитить ее. В редкие теплые месяцы мы засаживали все свободные участки мятой, ухаживали за ней, как могли, а собрав урожай, по вечерам готовили мятный чай, делали мятную ванну и варили
МЯТНЫЙ СУП СЕЛАХ:
8 чашек куриного мяса
2 чашки мятных листьев
3 больших яйца
1/2 чайной ложки соли
1/4 чайной ложки черного перца
Вечером Селах натирает мятными листьями мою бороду и губы. Я шепчу ей на ухо, ты мой воробышек. Всю ночь мы проверяем, как там Бьянка. Когда Бьянка просыпается, она кричит, страшась Февраля. Селах берет Бьянку на руки, и прижимает к себе, и просит ее думать о безоблачном небе, о лосе, который качает ее, пока она держит его за нос.
Колдор Клеменс
Таддеус Лоу! Человек, который летает на воздушных шарах. Я проводил дни, собирая живицу деревьев. По-прежнему этим занимаюсь. Вечно весь в живице, с забившимися под ногти кусочками коры.
Я в лесу, снимаю ведра с живицей и тут слышу доносящееся с неба шипение. Поднимаю голову. Вижу тощего бородатого мужчину в корзине, подвешенной к воздушному шару. Шар желтый с зелеными полосами. Он летел всего лишь в нескольких футах над кроной самого высокого дерева. В какой-то момент корзина задела верхушки деревьев, и вниз посыпались сосновые шишки. Одна оцарапала мне нос. Я почувствовал, как выступила кровь, но меня это не волновало.
Однажды вместе с сестрами я поднимался в небо на воздушном шаре, и мы наблюдали, как солнце скатывается к горизонту, облака становятся красными и розовыми. Цвета эти вертелись вокруг нас, будто туман. Мне не следует больше об этом думать, потому что полеты запрещены. Некоторые люди в этом городе говорят, чем больше ты думаешь о полетах, тем сильнее накажет тебя Февраль. А есть еще и жрецы, которые где-то на окраине города сажают под замок тех, кто верил в полеты. Но это всего лишь глупые слухи. Хотя, возможно, и правда. Представься мне такая возможность, я бы раскроил Февралю череп. Размахнулся бы большим ведром с живицей, с силой врезал бы по виску, а потом наблюдал, как ледышки его мозгов разлетаются, словно конфетти.
В последнюю ночь всем горожанам снились облака, расползающиеся, как мокрая бумага в руках.
Шесть донесений жрецов
1. Сегодня члены Решения пытались летать.
2. Попытка провалилась.
3. К черту Февраль, воскликнул один из членов. Другие поддержали его радостными криками. Они очень шумные. Носят птичьи маски. Бросаются яблоками в облака.
4. Воздушный шар завалился набок. Языки пламени взметнулись вверх. Языки пламени вырвались, устремились через поле и поднялись по березам, где сгорели нелетающие птицы.
5. Снег продолжает падать.
6. Пошли разговоры о войне.
Придя домой, Таддеус
рассказал Селах о войне с Февралем. Она купала Бьянку в мятной воде и круговыми движениями терла ей мочалкой спину.
Я не знаю, поможет ли война, сказала Селах.
Это все Решение, ответил Таддеус. Им нечего терять. Я не знаю. Мы должны рассмотреть и этот вариант. Ради нее. Он мотнул головой в сторону Бьянки.
Подойди, сказала Селах, и Таддеус пошел на ее голос, будто это слово стало крючком, заброшенным из ванны.
Он опустился на колени рядом с ванной и погрузился лицом в мятную воду. Бьянка почувствовала его совсем близко у своей спины. Вода поднялась ей до подбородка. Она помнила, каково это, плавать в реке с Июнем. Сливное отверстие в ванне обернулось рыбкой, кусающей ее за пальчик. Таддеус продержал лицо в воде достаточно долго, чтобы борода полностью пропиталась мятой.
Довольно, Селах схватила Таддеуса за волосы и потянула вверх.
Вода лилась с его бороды. Таддеус ушел на кухню, налил себе чашку чая, вернулся в ванную. Смотрел, как жена продолжает купать Бьянку. Старался наклонять чашку, когда пил чай, чтобы Бьянка видела воздушный шар, нарисованный на донышке.
Бьянка шепчет в воду, налитую в ванну.
Может, жрецы на самом деле не жрецы. Посмотрите, как колышутся их нелепые одеяния.
Я хочу быть в безопасности. Я хочу жить в черепашьем панцире.
Таддеус дергает себя за бороду.
Капли мятной воды падают ему на ладонь. Он потирает руки. Идет в спальню Бьянки и гладит ее руки и ноги ладонями. Она надеется прогнать грусть, которая приходит во сне, напитав мятой ее кожу, в ее легкие и сердце. Таддеус и Селах делают это по очереди, чтобы мята поступала всю ночь напролет.
Перед рассветом Таддеус улавливает запахи меда и дымка, идущие из спальни Бьянки.
Войдя в ее комнату, он видит, что окно открыто и на пол падает снег.
Он отбрасывает одеяло с кровати.
Он оглядывает комнату.
Он заглядывает под кровать.
Он выглядывает в коридор.
Он глядит на свои ноги.
Он глядит на кровать. Он глядит на кровать.
Кровать Бьянки — курган снега и зубов.
Бьянки нет.
Таддеус
Я проводил больше времени в одиночестве на вершине холма. Я не могу вспомнить такого холода, как теперь. Земля промерзшая и черная, городские окна покрыты коркой снега и льда. Когда я разжигаю костер из собранных веток, начинает падать снег и тушит огонь. Я смотрю на небо, по которому катятся серые волны. Меня одолевают усталость и печаль, — моя дочь исчезла — и я чувствую это глубоко внутри. Я ломаю ветку дерева. Кручу ею над головой, описывая гигантские круги, прежде чем зашвырнуть в небо.
