5-VIII-25
Севр
ВЕЧЕР
Молчу и стыну в тишине пустой.И сдавлен мозг цепями дум унылых,Как будто полон дом нечистой силыИ завелся в камине домовой.
Шуршит обоями, стучит по крыше,Ползет в углу мохнатым пауком…В осенней мгле шаги, как будто, слышу,Не где-то бесконечно далеко.
Я подожду, пусть тихий ливень хлынет,Мне хорошо в осеннем полусне.Мохнатый домовой сидит в каминеИ неутешно плачет обо мне.
9-X-25
Севр
«Я старости боюсь, не смерти…»
Я старости боюсь, не смерти,Той медленной, как бред, поры,Когда озлобленное сердцеУстанет от пустой игры.
Когда в волненьях жизни грубойУм станет властен над душой,И мудрость перекосит губыУсмешкой медленной и злой.
Когда тревога впечатленийСухой души не опалит,Ни очертаньем лунной тени,Ни бодрым запахом земли.
Когда вопросов гулкий ропот,Ошибки, грезы и печальЗаменит равнодушный опытИ уж привычная мораль.
Когда года смотреть научатНа все с надменной высоты.И станет мир наивно-скучным,Совсем понятным и простым.
И жизнь польется без ошибки,Без впечатлений и тревог,Лишь в снисходительной улыбке —Чуть уловимый холодок.
24-XI-25
Севр
ТАМ
Там даль ясна и бесконечна,Там краски знойны и пестры,И по долинам душный вечерГорят арабские костры.
Там иногда далеко, где-тоЖурчит прибой взметенных волн,Там в синих форменках кадетыИграли вечером в футбол.
Там счастье было непонятноИ был такой же серый день,Как те разбросанные пятнаАрабских бедных деревень.
Там безрассудные порывыМешались с медленной тоской,Оттуда мир, пустой и лживый,Казался радостной мечтой.
Там сторона моя глухая,Где горечь дум узнала я,Пусть ненавистная, пусть злая,Вторая родина моя.
14-XI-25
Севр
«И вдруг слова о чести и о праве…»
Я ироничен и суше
Я злюсь, как идол металлический
Среди фарфоровых игрушек.
Гумилев
И вдруг слова о чести и о праве.О доблестях неворотимых дней.Швыряя пафосом средневековья,Звеня напевом скрещенных мечей.
Тоска о том, что жизнь смеется глухоИ нет любви и темных взоров нет.И голос ласковый над самым ухомМне говорил: «Восторженный поэт».
А у меня ровны все дни недели,Жизнь холодна, как ворохи камней…Раз хочется подраться на дуэли,Раз подвиги еще не надоели,— Наверно жить и легче и светлей.
10-XII-25
«Стучались волны в корабли глухие…»
Стучались волны в корабли глухие,Впивались в ночь молящие глаза.Вы помните — шесть лет тому назадМы отошли от берегов России.
И всё смогу забыть: и боль стыда,И эти годы тёмных бездорожий,Но страшных слов: «Да утопи их, Боже!» —Я в жизни не забуду никогда.
12-XI-26
Севр
НОЧЬ
В окно сквозит ночной, туманный светИ зеркало рассеянно сверкает.Хоть музыканта, знаю, дома нет,Но слышу я — виолончель играет.
Стоит в углу, раздув свои бока,Звенят, гудят натянутые струны.А я твержу, что вот — пришла тоскаХолодной ночью, матовой и лунной.
Не жаль того, что кончилось вчера.Не жаль себя, и боль, и горечь эту.Я буду тихо думать до утра.Я буду тихо плакать до рассвета.
И ветер гулко стонет за стеной,И бьется кровь, и сердце замирает,И в первом этаже сама собойВиолончель безумная рыдает.
21-II-26
Севр
СТИХИ
Юрию
Они отрадней, чем слова молитв.Их повторять, ведь, то же, что молиться.Я вижу, как туман встает с земли,Я опускаю тихие ресницы.
И за стихом я повторяю стих,Звучащий нежным, самым нежным пеньем.Я, как Евангелие, страницы ихЦелую с трепетным благоговеньем.
И в синий холод вечеров глухих,Когда устанем мы от слов и вздохов,Мы будем медленно читать стихи, —Ведь каждый, как умеет, славит Бога.
Я буду слушать тихий голос твой,Перебирать любимые страницы.Я буду тихо-тихо над тобойСклонять густые, длинные ресницы.
27- XII-26
Севр
«На стене — неподвижные тени…»
А мне напряженно ждать,
Когда исписанный, новой
Страницей наполнишь тетрадь
Юрий Софиев
На стене — неподвижные тени.Ветер свищет в каминной трубе.Весь мой день — это только томленье,Напряженная мысль о тебе.
На камине — часы. Плохо виденВ первой комнате их циферблат.Если даже меня ты обидел,Все равно, ты мне ближе, чем брат.
Сам не знаешь, чего ты бормочешь,Только чувствуешь смутно: не то.Будешь помнить: таинственность ночи,Тихий голос и белый платок.
Весь мой день — это жалобный ветерДолго свищет в каминной трубе…Неужели кому-нибудь третьемуЯ потом расскажу о тебе?
7-I-27
Севр
«Ты ушел. И сгустились тучи…»
Ты ушел. И сгустились тучи.Ветер бросил свой резкий свист:Ты оставил мне томик ТютчеваИ исписанный мелко лист.
В этой комнате — сумрак серый,темно-желтые пятна обой.Жадно смотрят четыре химеры,Напряженно следя за мной.
Я в себе заглушала жалость,После завтра — знаю — придешь.А по ставням, мне показалось,Вдруг посыпался крупный дождь.
И ведь завтра не станет лучше,Будет день больным и сухим.Я подклеила томик ТютчеваИ сложила твои стихи.
19-I-27
Севр
«Но кроме нас с тобой есть мир другой…»
Но кроме нас с тобой есть мир другой,Огромный мир, где надо делать что-то.Ведь как-то надо жить, мой дорогой,Сдавать экзамены, искать работу…
Как будто бы повязка спала с глаз.О, этот мир назойливый и лишний!Вот почему, прощаясь прошлый раз,Я вдруг расплакалась…Так глупо вышло…
Зачем? Какие там еще пути?Какие там печали и потери?И каждый раз мне страшно отойтиВот от твоей полураскрытой двери.
3-III-27
Медон
«Зацветают в Париже каштаны…»
Зацветают в Париже каштаны,Как венчальные строгие свечи.Опускается вечер туманный —По весеннему дымчатый вечер.
За оградой туманного садаСумрак полон томленьем и ленью.Лиловеют за ржавой оградойЧуть расцветшие кисти сирени.
А уж сердце быть прежним не может,Стало новым, взволнованно-странным —Оттого что в аллеях каштаныНа венчальные свечи похожи.
25-IV-27
«Все вспомнила, все вновь пережила…»
Все вспомнила, все вновь пережила,Все встречи и оброненные фразы,Все лица в памяти перебрала,А вот о нем не вспомнила ни разу.
Как будто не был он, и я самаВ то время будто не жила на свете.И сохранились только два письма —Свидетельства о невозвратном лете.
Мне весело, что я теперь не та,Сама к себе внимательней и строже,И та весна — крылатая мечта —На прошлую так странно непохожа.
И пусть меня возьмут в круговоротГлухие, наростающие грозы.Я не боюсь, что счастье отцветет— На столике больничном — темной розой.
11-V-27
