старшие сёстры её разбаловали, подстилая соломки везде, где только можно, хотя Аруха уже вышла из щенячьего возраста.
Сестра посмотрела себе под ноги. Зажмурившись, она плавно соскользнула вниз. Аруха приземлилась на четвереньки, вскрикнув, когда ударилась о дощатый пол, и сердито посмотрела на брата.
— Я не хочу к Ёмори, — выпалила она. — Я там никого не знаю.
— А ты разве едешь?
Аруха кое-как отряхнулась, шагнула было к нему, но вдруг поморщилась и поджала ногу.
— Что, ушиблась?
— Ещё чего, — фыркнула сестра. — Иди сюда, мне неудобно.
Таруо подошёл к ней, уже жалея о своём невмешательстве. Не слишком ли многого он требовал от ребёнка, который только входил в подростковый возраст и не успел ещё толком окрепнуть?
Облокотившись на него, Аруха стянула с ноги сандаль.
— Отец сказал, что так надо, — деловито вытряхивая обувь, продолжила сестра. — Там будет большая охота, и важно, чтобы я там была. А мне вот оно не надо! Скажи ему, а? Тебя он послушает.
Таруо слушал её, задумчиво хмурясь. Он не понимал, зачем отец решил взять с собой Аруху. Ёмори были их союзниками только для виду, и отправлять в воронье гнездо ребёнка — дело рискованное, будь она хоть трижды под защитой стаи. Особенно если отец планировал разведать обстановку в провинциях Ёмори и ударить с тыла. Не мог же он совсем отказаться от войны?
Аруха натянула сандаль и, подтянув ремешок, глянула на брата снизу вверх.
— Ты же скажешь, да?
— Я тебя отстою, — кивнул Таруо, и сестра сразу расцвела улыбкой.
Аруха вскоре убежала в сад и скрылась за розовыми от поздних цветов сливами. Стоя на веранде, Таруо слышал её счастливый смех и голоса её подружек, которые, похоже, дожидались Аруху в саду как раз для того, чтобы расспросить, как прошёл разговор.
Прежде, чем вернуться под крышу, Таруо ещё немного постоял на залитой солнцем веранде. Ему хотелось впитать в себя как можно больше света и тепла перед предстоящим разговором с отцом.
Когда Таруо зашёл к отцу, мужчины в алом здесь не было — его заменили девушки, которые прислуживали у стола. Стоило наследнику появиться на пороге, как они вспорхнули, точно потревоженные бабочки, и скрылись в соседней комнате. Осталась только одна, девушка в кимоно с зеленоватым отливом. Личная приближённая отца из сорочьего рода смотрела на Таруо с присущим сорокам нахальством. Хоть она выглядела его ровесницей, у них с Йоко был разрыв в целый оборот — сорока родилась на сто лет раньше, вошла в силу со вторым оборотом, который в простонародье именовали смертокругом, и ей прощались мелкие вольности за хорошую службу.
Таруо сел за стол напротив отца. Йоко устроилась в стороне, подогнув длинные ноги. В тени её кимоно казалось чернильно-чёрным, и белый узор на подоле словно светился сам по себе.
— Итак, ты хотел узнать про Ёмори, — отвлёк его от сороки отец. — Войны с ними не будет, это верно. Но это не значит, что они не расплатятся за содеянное.
Таруо заинтересованно наклонился к нему. Вот это уже больше походило на правду.
— В их стае есть те, кто готов нам помочь.
— В каком смысле? — не выдержав, перебил Таруо. — Насколько я знаю, Ёмори скорее удавятся, чем согласятся на… Чего они вообще хотят?
Отец бросил на него неодобрительный взгляд поверх пиалы, доверху наполненной травяным чаем.
— Того же, чего и мы. Они хотят власти и при этом достаточно глупы, чтобы решиться на переворот в клане.
— Сейчас Ёмори разделились на три группы, — добавила со своего места Йоко. — Наши, с позволения сказать, друзья принадлежат к двум из них. Когда придёт время, они передерутся между собой. Не без нашей помощи, конечно. И кто бы ни вышел победителем, он будет обязан нам очень многим.
Таруо кивнул, показывая, что слушает, и сплёл пальцы под подбородком. Дело принимало очень приятный оборот, и если бы не просьба Арухи, сейчас Таруо с удовольствием обсудил бы свою последнюю охоту. Было ведь, чем похвастаться.
— Отец, позволь тебя кое о чём спросить. Зачем там быть Арухе?
Вожак и бровью на его вопрос не повёл, только в глазах мелькнул знакомый холод. Отец не любил, когда его решения пытались оспаривать.
— Слишком она засиделась в родных землях. Ты в её возрасте уже сопровождал меня в походах.
— Да, но это я, а то она, и… — Таруо осёкся, осознав, как расплывчато это прозвучало, и поправился: — Я имею в виду, она ещё не освоила свой акурэ. Даже превращаться в волка толком не умеет. Что она будет делать, если кто-то из воронов задумает её утащить? Там ведь полно взрослых вранолюдов. А если они используют наследника как приманку для Арухи?
Отец поставил пиалу и, перегнувшись через стол, положил руку ему на плечо.
— Таруо, ты слишком всё сгущаешь. Если кто-то осмелится причинить ей вред, Йоко сразу узнает.
— У неё талисман из моих перьев, — улыбнулась Йоко. — Так что я буду слышать всё, что с ней происходит.
Таруо вздохнул, чувствуя, что сдаёт позиции.
— Но она боится, — пробормотал наследник, не желая сдаваться сразу на милость победителей. — Аруха там никого не знает.
— Вот и будет повод узнать. Нельзя же навеки оставаться молочным щенком.
Йоко кивнула, соглашаясь с отцом.
Таруо неопределённо повёл плечами. Он сам думал о том же, но Аруху наследник тоже понимал. Когда он впервые выехал за пределы родных земель, ему было больше страшно, чем любопытно. Ему пришлось переступить через этот страх, потому что не пристало наследнику вести себя, как трусливой мыши. Но Аруха — это другое дело. Ей не обязательно было покидать родные земли, потому что волчицы защищали их, если рядом не оказывалось волков.
Йоко поднялась со своего места.
— С вашего позволения, я сообщу ей. Расскажу, как брат храбро защищал её, но пал на поле словесного боя. Тогда вы с Арухой не поссоритесь, верно, Таруо?
Отец почти незаметно шевельнул пальцами, разрешая ей удалиться. Таруо проводил взглядом стройную фигуру, сцепив пальцы чуть крепче прежнего.
Ему нравилось наблюдать за Йоко. Она была очаровательной нахалкой, которая дразнила наследника, никогда всерьёз не подпуская к себе. Про себя Таруо сравнивал Йоко с призрачным огоньком: можно сколько угодно любоваться им издалека, но попробуй только взять в руки, и ладони занемеют от холода.
А всё-таки обидно, что она не давала себя даже поцеловать.
Таруо некоторое время молчал, разглядывая узор на лаковой столешнице. Чёрные полоски складывались в подобие иероглифов, накорябанных неизвестно чьей лапой, причём каждый раз они были разными.
— Тебя сегодня так шумно встречали, что
