вихрастый паренек с Цыганом — вскочили в пустую гарбу.
Из всех воспитателей, находившихся в тот момент в колонии, сохраняла
относительное спокойствие только Елизавета Федоровна Григорович (Екатерина
Григорьевна). Но события развивались с такой быстротой, что повлиять на их ход она не
могла и только удерживала ребят от чрезмерно агрессивных действий. В последнюю минуту,
когда колонисты уже вскакивали в гарбу, Елизавета Федоровна успела собрать узелок с кое-
какими вещами и едой.
— На, возьми! — крикнула она Калабалину,— Там, в Полтаве, отдашь Антону
Семеновичу.
— Зачем Антону все это, мы его самого сюда привезем!
Чтобы попасть на харьковский большак, нужно было проехать с километр узкой
прямой дорогой среди молодого леса. Как только гарба выехала на эту дорогу, ребята
увидели, что автомобиль забуксовал перед самым выездом на шоссе. Шарин круглыми от
ужаса глазами смотрел на приближавшуюся повозку, а его спутник, Черненко, изо всех сил
подталкивал автомобиль сзади. Положение беглецов становилось критическим. Ребята уже
готовы были соскочить с гарбы, и... трудно сказать, что произошло бы дальше. Но шофер в
последнюю минуту догадался кинуть свой ватник под буксовавшее колесо, и автомобиль
рывком выехал на шоссе... Досада ребят была так велика, что доставшийся им в качестве
трофея ватник шофера они изорвали в клочья...
— Ну, а если бы вы настигли автомобиль, что бы вы сделали? — прервал я рассказ.
— На машину и в Полтаву, отбивать Антона! — не задумываясь, ответил Вихрастый.
Ребята помчались дальше, в Полтаву, на выручку Макаренко. А Антон Семенович в
это время уже возвращался в колонию. Его освободил из-под нелепого ареста начальник
милиции, возмущенный самодурством наробразовцев.
...Вихрастый парень, недоверие которого ко мне уже прошло, рассказал и о
последствиях столь негостеприимного приема в колонии Шарина и Черненко.
Ребята решили, что Шарин будет мстить и арест Антона Семеновича может в
ближайшее время повториться. Поэтому они приняли свои предупредительные меры против
этого...
Теперь, когда Антон Семенович собирается в город, рассказывал Вихрастый, кто-
нибудь из старших ребят обязательно просится ехать вместе с ним, притворяясь больным. В
– 3 –
Полтаве «больной» сразу начинает чувствовать себя лучше и уверяет Антона Семеновича,
что, пожалуй, не стоит зря ходить в больницу и беспокоить врачей, а после этого уже ни на
шаг не отходит от Макаренко.
В самой колонии ныне установлено постоянное наблюдение за прямой дорожкой,
ведущей через лес к большаку: оттуда могут появиться «подозрительные» люди. У самого
начала дороги, со стороны колонии, находится кузница; ребята, работающие в ней, и
являются главными наблюдателями...
Однажды, когда рабочий день уже заканчивался, к Антону Семеновичу в кабинет
вбежал старший кузнец, колонист Осадчий, и заявил, что его подручный Галатенко залез на
сосну, упал и не может подняться. Антон Семенович в сопровождении ребят быстро
направился в лес.
Возле небольшой сломанной сосенки, на которую вообще нельзя было залезть, лежал
Галатенко и стонал... Как я узнал потом, Галатенко был тем самым великаном с оглоблей в
руках, чей богатырский вид в свое время поразил меня на шоссе.
На вопрос Антона Семеновича, как он себя чувствует, этот здоровенный парень
жалобно ответил, что у него «в грудях пече, а в боци коле».
Но тут из колонии подоспели еще несколько ребят, и один из них что-то шепнул
Осадчему. Тот просигнализировал Галатенко: «Кончай волынку, все спокойно!» И тогда
больной решительно заявил:
— Годи, полегшало,— и поднялся.
— В чем же дело было? — недоумевая, спросил я вихрастого рассказчика.
— Не поняли? — удивился он.
Оказалось, что ребята, работавшие в кузнице, заметили, как со стороны большака на
дорогу, ведущую к колонии, свернул какой-то вооруженный отряд. Предполагая, что отряд
направляется не иначе как за Антоном Семеновичем, Осадчий сразу же послал в лес своего
подручного и приказал ему симулировать падение с дерева, а сам помчался к Антону
Семеновичу, чтобы поскорее выпроводить его из колонии. Галатенко выполнил
распоряжение Осадчего очень бестолково, но цель все неё была достигнута. Только когда
подошедшие позже ребята шепнули Осадчему, что опасность миновала — вооруженный
отряд проследовал через усадьбу колонии без остановки,— Осадчий разрешил Галатенко
«выздороветь».
— А как сам Антон Семенович ко всему этому относится? Неужели он не знает обо
всех этих ваших предупредительных мерах? - спросил я Вихрастого.
Тот, не задумываясь, с уверенностью, поразившей меня, ответил:
— Конечно, знает! Антон Семенович — такой человек: ты еще не начал думать, а он
уже знает, что ты будешь думать!
— Да что твой Антон — колдун? — вмешался в разговор Цыган.
— Колдун не колдун, а вот вечером на собрании посмотрит на тебя и спросит:
«Цыган, где ты арбуз сегодня стащил и кто тебе помогал?» И ты думаешь, откажешься?
Врешь, сам все ему расскажешь. Это тебе не детдомовские тетеньки, а Антон! Понял? Антон!
Его вокруг пальца не обведешь.
Третий колонист, которого я мысленно уже назвал «Молчаливым», оторвал свой
мечтательный взгляд от воды и тихо сказал:
— Ребята, я знаю... Антон — это все равно, как Ворошилов на коне... И все насквозь
видит!..
Издали послышались трубные сигналы. Ребята вскочили: «Э, да мы на обед
опоздаем!» — и исчезли в прибрежных кустах.
Рассказ колонистов заставил меня глубоко задуматься: кто же на самом деле этот
Макаренко, о котором столько вздорных слухов распространяется в Полтаве? Как сумел он
заслужить такую беззаветную преданность ребят? Ведь не случайно же в их представлении
Антон Семенович — настоящий полководец, «Ворошилов на коне»!
– 4 –
Прошло, однако, больше года, прежде чем мне удалось лично познакомиться с
А.С. Макаренко.
Моя знакомая, бухгалтер Е.А. Пышнова, поступившая на работу в колонию, однажды
предупредила меня, что Антон Семенович подыскивает себе помощника — специалиста в
области сельского хозяйства. Это и послужило предлогом для знакомства.
Наша встреча состоялась в начале апреля 1924 года, в Полтавском отделе народного
образования. Был уже вечер. В полутемной комнате, утомленный спорами с работниками
Губнаробраза, Антон Семенович принял меня не очень приветливо. Ни о чем не
расспрашивая, он сразу заговорил о положении хозяйства колонии.
Колония имени М. Горького, расположенная пока еще в маленьких Трибах, должна
освоить полученное ею большое хозяйство в Ковалевке, на другом берегу реки Коломак.
Колония испытывает серьезные затруднения с продовольствием. Земли в Трибах немного,
около двенадцати гектаров, а почва — сыпучий песок. Урожаи иногда даже не покрывают
расходов на семена. В Трибах невозможно правильно организовать труд колонистов,
являющийся основой воспитательно-педагогической работы с ними. В Ковалевке же до 80
гектаров земли и почва хорошая — чернозем; там есть луга и сад. Туда, во вторую колонию,
назначен заведующим Иван Петрович Ракович (Горович) и уже переброшен отряд
колонистов.
Сельское хозяйство должно быть построено на научных основах и вестись образцово.
Поэтому, сказал Антон Семенович, он и решил пригласить в качестве своего помощника
специалиста-агронома.
Он ставил задачу — во что бы то ни стало успешно закончить предстоящий весенний
сев и уже в этом году полностью обеспечить потребность колонии в овощах, а в будущем
году — в жирах и в молоке. Он подчеркнул, что не может быть и речи о привлечении для
сельскохозяйственных работ какой бы то ни было наемной рабочей силы, кроме небольшого
числа руководителей-специалистов. Пусть ребята на первых порах будут выполнять ту или
иную работу и хуже, чем опытные рабочие, но они должны почувствовать полную
ответственность за свое хозяйство и не быть нахлебниками государства. Может быть, и не
все колонисты сразу захотят работать как следует, нужно суметь правильно подойти к ним,
сделать работу интересной, развить в них чувство гордости за хозяйственные успехи
колонии.
Поэтому, сказал Антон Семенович, он хотел бы, чтобы его помощник по сельскому
хозяйству был не только сведущим агрономом, но в такой же степени и чутким педагогом-
