вещи, когда они отстают от своего хода, отклоняясь от правильного пути в направлении тех зон, где они пожинают болезненный опыт? Они задерживают, как можно этого ожидать, свой ход, теряя время, важное для того, чтобы отдалиться от скользкой поверхности, на которую они попали, связавшись с несчастными группами спутников, с которыми они бредут сквозь опасные приключения из-за своей легкомысленности или неуравновешенности. Теперь ты понимаешь?
Несмотря на вежливость ориентера, который делал всё возможное, чтобы разъяснить свою мысль, я осмелился спросить:
— А если бы мы обратились к этим живым сфероидам, они бы услышали нас? Обладают ли они способностью к синхронии?
Губио охотно ответил:
— Конечно, но надо всё же понимать, что большинство сущностей, находящихся в подобном состоянии в лоне низших областей, как эта, спят, охваченные странными кошмарами. Они ощущают наши призывы, но отвечают нам смутным образом, внутри новой формы, в которой они изолированы, будучи временно неспособными ясно выражаться, без тела, которое они потеряли, с отяжелением их ответственности в инерции или в практике зла. В действительности же, теперь они классифицируются по категориям зародышей или ментальных амёб, но используют их возмущённые или развращённые сущности. Путь подобных спутников — это перевоплощение на Земле или в других секторах однородной жизни, как это происходит с зёрнышком, предназначенным для тёмной ямы, воспроизводства, отбора и совершенствования. Очевидно, что Духи, следующие по пути естественной эволюции, не проходят через болезненные явления в любой такой переходный период, как тот, который мы исследуем. Ягнёнок, который уверенно следует правильной тропой, всегда сможет рассчитывать на преимущества, идущие от указаний пастуха; но те, кто отклоняются, избегая необходимого путешествия из-за простого желания отдаться приключениям, не смогут воспользоваться приятными или созидательными сюрпризами.
Ориентер умолк на несколько мгновений, а затем спросил:
— Ты понимаешь теперь важность земного существования?
Да, я понимал, в силу собственного опыта, ценность телесной жизни на Земле. Но здесь, перед этими живыми сфероидами, грустными человеческими духами без средств проявления, моё уважение к плотскому телу удивительным образом возросло. Я понял с большей ясностью возвышенную значимость слов Христа: «идите, пока в вас есть свет».
Тема была захватывающей, и я попросил Губио продолжить свои размышления; но ориентер со свойственными ему вежливостью и дипломатичностью посоветовал мне подождать до завтра.
7
Болезненная ситуация
Утром, с лицом, выражающим плохое настроение, посланник священника Грегорио проинформировал нас от его имени, что мы свободны до пополудня, когда он примет нас для частной беседы.
Мы с откровенным облегчением ушли к себе в комнату.
Ночь была просто угнетающей, по крайней мере, для меня. Я не мог найти покоя в отдыхе. И не только потому, что шум на улице был постоянным и неприятным. Атмосфера также была давящей, удушающей. Идиотские разговоры, которые были слышны отовсюду в этих местах, вызывали тревогу.
Губио пригласил нас на небольшую образовательную экскурсию, доброжелательно настаивая:
— Посмотрим, Андрэ, можем ли мы воспользоваться несколькими минутами, чтобы изучить «яйцевидных».
Мы с Элои с удовлетворением последовали за ним.
Улица наполнялась формами, характерными для этой деградирующей аномалии.
Разного рода калеки, болваны, мужчины и женщины с измученными лицами то и дело появлялись на улице. Они представляли собой совершенный образец умственно отсталых. За исключением нескольких особей, вперивших в нас подозрительный и жестокий взгляд с явным проявлением злобы. Большинство из них были в состоянии между невежеством и примитивизмом, между амнезией и отчаянием, как мне показалось. У многих из них был возмущённый вид, по сравнению с тем спокойствием, который выражали мы. Видя везде строительный мусор и развалины, я заключил, что в том, что касается коллективного усилия материи этого плана, здесь напрочь отсутствует какая-либо методическая служба. Господствующей чертой здесь были лишь праздные разговоры.
Выказывая большую мудрость, Инструктор пояснил нам, что заблудшие духи обычно борются с идеями-фикс, навязчивыми и жестокими мыслями, проходя долгий период восстановления. Опущенные своими собственными деяниями, они теряют понятие хорошего вкуса, созидательного комфорта, священной красоты и предаются жалким утехам.
Действительно, с точки зрения порядка, пейзаж оставлял желать лучшего. За исключением дворцов на площади правительства, где можно было наблюдать перемещения огромных толп рабов. Остальные же здания своим видом и условиями существования наводили грусть. Стены, покрытые какой-то субстанцией, похожей на грязь, отталкивали не только своим видом, но и запахом — от них исходили неприятные выделения.
Растительность здесь была редкой и в большинстве своём высохшей.
Человеческие крики, дети боли и невежества, были здесь частыми и вызывали у нас искреннюю жалость.
Несчастные прохожие были малочисленны, так что нечего было думать о внедрении методической службы индивидуальной помощи. Но что говорить о городе, насчитывавшем тысячи заявленных безумцев? Не показался бы безумцем в глазах других святой человек, пытающийся навязать свою помощь обычному духу в подобном муравейнике? Именно поэтому никакая благотворительная видимая организация здесь невозможна, если только не через рискованную работу, которой занимался Инструктор, тронутый самоотречением в Творении святости с Христом.
К тому же, господствовавшие в этих местах расстройства, способны были развязать войну нервов у самых уравновешенных существ Земли, а удушающий туман, висевший в атмосфере, мешал нам видеть горизонт.
Сквозь густое облако дыма, происхождение которого я так и не мог определить, Солнце казалось нам сферой кроваво-красного цвета.
Стараясь быть весёлым, Элои вежливо спросил, не является ли ад хосписом по сравнению с этими огромными размерами, на что ориентер объяснил, что у обычного человека имеются лишь смутные представления о важности ментальных существ в его собственной жизни.
Дух изучает, вырабатывает и материализует свои желания в окружающей его материи, и эта материя, придающая формы его импульсам, всегда состоит из бесчисленных низших форм жизни, задействованных в процессе эволюции в просторах бесконечной Вселенной.
Мы пошли вдоль длинных лабиринтов и оказались перед большим зданием, которое с огромной натяжкой можно было бы назвать приютом растерянных Духов.
Если бы я был ещё воплощён, мне было бы чрезвычайно трудно поверить в сцену, подобную той, которая предстала моим растревоженным глазам. Никакое страдание после смерти не тронуло моего сердца так глубоко, как это.
Вокруг стоял невообразимый хор криков, стонов и воплей.
Мы прошли какую-то грязную стену, и уже через несколько шагов ужасающая картина предстала перед нами. Широкая и глубокая долина расстилалась внизу перед нами, и в ней мы увидели все типы страданий, которые только можно было вообразить.
Мы находились на краю плато, которое заканчивалось внезапной бездной.
Напротив нас, на расстоянии десятка километров, один за другим следовали гроты и пропасти, словно мы были перед огромным кратером какого-то действующего вулкана, питающегося человеческой
