В час я залетаю за Таей. По пути на вокзал мы захватываем ее подругу. Я высаживаю Таю с торбами на вокзале и еду ставить машину в какой-то гараж. Так как подруга машину водить не умеет. Тогда зачем ей машина?! Я еду по тротуарам, чтобы успеть. Пробки дичайшие.
Без десяти два я появляюсь на вокзале и вместе с Таей, баулами, сумками бегу по переходам к нужной платформе.
Поезд подают не на ту. Мы бежим с Таей опять. Без двух минут два я подсаживаю ее за попу, перехватывая взгляды целого перрона. (А когда-то Каренина сходила… но не на этот перрон. На другой.)
И слышу голос проводницы:
— Еще чуть-чуть, и мы бы уехали без вас!
Поезд трогается.
Я очень удивлен этому моменту, что у них что-то трогается и делается по расписанию. И говорю:
— Я готов теперь снова принять душ. Надеюсь, в купе есть вода.
Тая смотрит на меня с непониманием и произносит:
— Алексей, вы загоняли себя.
Златозубая проводница показывает нам купе в середине, отворяя дверь. Я смотрю и не верю!
— А где вторая половина? — спрашиваю я проводницу.
— Чего? — не понимает она.
— Купе, — объясняю я.
Я поворачиваюсь к Тае:
— А где же душ?
Она смеется так громко, что у нее брызгают слезы.
— Вы откуда, молодой человек?
— Из Нью-Йорка.
— A-а, ну тогда все понятно.
Тая продолжает, заливаясь, смеяться и не может остановиться. Потом ласково смотрит на меня.
— Алешенька, где вы такое видели — купе с душем?
— В кино с Джеймсом Бондом, где он путешествует со своей дамой. Из Швейцарии в Италию.
И вдруг я сам начинаю смеяться. Давлюсь гомерическим хохотом, захлебываюсь, безостановочно хохочу. И не могу остановиться.
Она смеется вместе со мной. Мы хохочем, хлопая друг друга по рукам, локтям, плечам. Я задыхаюсь от смеха.
Проводница извиняется и говорит, что в поезде нет специального слуги, чтобы принести наш багаж из тамбура. А я-то ожидал!..
Мы хохочем еще пуще.
Вот слуг у них я как раз не ожидал: их распустили всех в семнадцатом году. Ах, какой год был, загляденье! Вырезали весь цвет нации, всю культуру и литературу. И стали строить светлое будущее. (Кто был ничем, тот-таки стал всем.)
У нас, оказывается, две корзины провизии и полный пакет бутылок. Батарея. Тая, едва оглядевшись, сразу начинает накрывать на стол.
— Будем гулять? — говорю я.
— Еще как, — сияет она. — Я так рада, что вырвалась. Спасибо вам, Алексей. — Она признательно смотрит мне в глаза.
Я машу рукой: пустяки.
— Идемте, я вас помою до пояса, не в ванной, а в туалете!
Купейный роман… Она окатывает меня пригоршнями холодной воды, и я урчу от удовольствия, чувствуя, как мой пот постепенно растворяется во влаге. С влагой… Потом она оставляет меня домываться одного. После меня — хоть потоп.
Когда я возвращаюсь, на столе уже целое пиршество. Тая переоделась в легкие дорожные вещи. Она успела убрать все сумки, баулы, корзины — стало сразу уютно.
Мне его давно… мне его все время не хватало — уюта. Душевного, не домашнего. Убранной души, а не убранной квартиры.
— Что будем пить? — тоном метрдотеля из дорогого ресторана спрашивает она.
— Колдунья, — говорю я. Она сияет. — Пить будем что-нибудь очень оригинальное — водку, например. — Она хохочет.
На столике, привинченном к окну, мой любимый сыр, огурцы, помидоры, куриные котлеты (испекла мама), курица, зелень, на диване — гора черешни в какой-то импровизированной чашке. Откуда-то из-под стола («из-под таинственной холодной полумаски…») она достает бутылку лимонада.
— Господи, — восклицаю я, — сто лет его не видел!
— Это вам подарок. А я забыла свой джин…
— Я вам куплю на море.
Она смотрит на меня внимательно и говорит:
— Это напоминает сон из области фантазий — как душ в купе!
Я открываю финскую водку — классная водка. Она щелкает где-то под столом и открывает лимонад. Мы поднимаем чашки и наливаем накрест друг другу, потом повторяем процедуру, накрест опять.
— За путешествие, — говорю я.
— За два дня, которые мы будем вместе! — произносит она.
Пить водку из чашек… напоминает мне что-то. Я быстро роюсь, но не могу вытащить с чердака памяти.
Она говорит:
— Какая мягкая водка.
— Это вторая лучшая по вкусу в мире водка.
— А первая? — спрашивает она.
— Английская водка — «Тангэрей» называется.
— А наша как же?
— Ваша вне конкуренции! — Я тут же наливаю ей опять. — Выпьем за мягкость этой водки.
Она улыбается:
— Интересный тост.
Она запивает чашкой лимонада. Я только пригубил его и понял, что после первого глотка пить не смогу. Беру половину красного помидора и солю щепоткой. Соль на салфетке — какая прелесть.
— У меня есть для вас соленые домашние огурцы в банке.
— Это вообще непозволительная роскошь — под водку!
Я наливаю ей полную чашку из высокой, еще холодноватой бутылки.
— За прекрасный стол и руки, собравшие его.
— Алешенька, вы хотите меня напоить?
— А как вы догадались?
— О, это было очень трудно. Но меня не нужно напаивать, я и так на все согласна!
Я смеюсь и кладу ей на тарелку куриную котлету.
— Подождите, мы еще такого купим на станциях! Пир только начинается.
Она внимательно и слегка удивленно смотрит на меня. Но ничего не говорит. Она вообще на редкость тактичная.
Стук в нашу дверь.
— Открыто, — звонко отвечает Тая.
— Как заморским гостям наши Палестины?
— Прекрасно, — говорю я. — Это Таисия. Алексей.
— Валя, — говорит она и обнажает в улыбке золотые коронки сверкающих зубов. «С косметической стоматологией у них, как в Голливуде», — думаю я.
— За знакомство, я надеюсь, не откажетесь?
— Сейчас не могу, расслаблюсь, разморит, а еще работать, а вечером, если не помешаю, с удовольствием.
— Скажите, Валентина, а на станциях — к поездам — продают вареных раков, малосольные огурцы, вяленых лещей, вареную картошку с укропом и зеленью в ведрах?
— Это что, икру красную и черную продают. — Она улыбается.
— Да вы что! — радостно восклицаю я.
— Живем лучше всех, — говорит она и выходит.
Тая смотрит ласково на меня.
— Я когда был маленький, на станциях продавали алычу, вишню, черешню, абрикосы, сливы — ведрами. Прямо в окно подавали, если короткая остановка. Женщины упрашивали: купите. А запах яблок какой был!
Тая наливает себе лимонада:
— Я знала, что вы не сможете его пить. В памяти — все совсем другое. А я люблю лимонад.
Я разливаю нам снова, оказывается, мы уже выпили половину литровой бутылки. А я все не могу расслабиться…
— Алеша, я прочитала вашу книгу.
Я застываю.
— Это совершенно необычный роман. Вы необыкновенно талантливый человек. Настолько талантливый, что вы сами этого не осознаете. Я читала и не верила, что наконец кто-то написал о моем поколении. О его бесцельной жизни. Местами я плакала, местами смеялась. У вас там — уникальный воздух, есть пространство. Я так хорошо понимала главного героя, бьющегося об лед. Когда нет денег, когда голодный, когда не можешь любимую девушку пригласить в кино или кафе. Вам удалось создать свой мир, ни на кого не похожий, абсолютно иная стратосфера, в которую погружаешься и забываешь про реалии жизни, хотя из них и состоит тот мир.
Она остановилась и набрала воздух.
— Я благодарна вам за это, Алеша. Низкий поклон — за роман. За ощущения, за переживания.
— Спасибо за неожиданные слова, я не думал, что вам понравится.
— Очень и очень. Я ничего подобного не читала. Я хочу выпить за вас, за ваш талант.
Она потянулась, наклонилась и поцеловала меня — в губы.
— За это выпьем до дна! — И она показала как. — Я не могу дождаться, когда прочту вторую книгу. Вы взяли с собой, я надеюсь?
Я кивнул, я всегда таскаю с собой несколько экземпляров. Как в древности: все мое ношу с собой.
Как-то всегда не верится, что мои писания кому-то нравятся.
Я посмотрел в окно. Электровоз несся вперед. Мелькали луга, поля, деревушки, перелески, провода на столбах то возносились вверх, то провисали вниз. Шлагбаумы, шлагбаумы, на переездах фигурки людей в сапогах, летом, века немытые грузовики, странные мотоциклы, каурые, тощие коровы. Зачем я это все описываю, вы сами знаете. Сами все видели…
Я повернулся к Тае, ожидающе смотрящей:
— Я рад, что вы не спрашиваете: действительно ли так было и автобиографичен ли герой.
— Да какая разница, как было в жизни, это же искусство: вы создали свой уникальный мир, который останется, как и эти герои, которые живут в нем.
Она взяла бутылку водки и спросила взглядом. Я согласно кивнул.
— «Вот это допьем, и сразу бежать в магазин!»
Она расхохоталась. Приближалась первая остановка. И я запасся долларами в один карман и местной валютой — в другой. Я собирался купить полперрона, я хотел вернуться в детство, я мечтал ощутить эти запахи, вкус, цвет. Красные громадные вареные раки, тяжеленные салатные полосатые арбузы, ведра нежной лимонной черешни.
