— Но что за сумасбродная фантазия, — сказал шофер. — И зачем ему это понадобилось?
— Вот именно: зачем? — повторил Евгений Андрианович.
Зачем? Этот вопрос он задавал себе десятки раз. Из разговоров с сотрудниками института, из их рассказов перед ним постепенно вырисовывался привлекательный образ молодого ученого, влюбленного в свое дело, требовательного к себе и другим, искреннего и скромного. Правда, выяснилось, что в последние дни Стреттон казался чем-то сильно озабоченным. Он был хмур и часто невпопад отвечал на вопросы. Но это и не мудрено, ведь он возглавлял большой участок работы. А кроме того, этот облик никак не вязался с портретом бойкого и жизнерадостного экскурсанта, который нарисовал Антон Петрович.
Если бы хоть кто-нибудь из сотрудников видел Джорджа Стреттона в Эдинбурге или Клайде в день посещения музея! Но таких людей не нашлось. Итак, зачем же?.. Зачем? Председатель Совета снова — в который раз! — перелистал дневник инженера, перечитал отдельные записи.
«...Мозг обучается успешно. Вчера закончили последнюю главу дифференциальных уравнений.
Решает просто здорово! Со следующей недели думаю приступить к теории вероятностей».
«11 марта. Молодчина Виктор! Мне уже становится трудно с ним тягаться. Главное: он не только отвечает на вопросы, но и сам начинает задавать их. Приладил световые и акустические анализаторы. Эффект потрясающий. Совсем как ребенок. Почему то, почему это? Прямо «сто тысяч почему».
«15 апреля. Виктор начинает делать первые шаги. Не хочу ему давать слишком большой воли. На три месяца улетаю на Деймос».
Евгений Андрианович перевернул несколько страничек.
«...Виктор увлекается микрофильмами. Он способен ночи напролет смотреть фильмы-отчеты о космических экспедициях. Я говорю: ночи напролет. Ведь Виктору незнакомы усталость и прочие человеческие слабости. Странная вещь (продумать и обсудить с профессором Светловым): ведь Виктор обладает совершенной памятью. Он безукоризненно запоминает все, что когда-либо видел или читал. Для чего же он снова просматривает отдельные микрофильмы? Неужели потому, что это его, говоря человеческим языком, как-то «волнует»? Не здесь ли начало эмоций?»
В дверь постучали, и в комнату вбежала запыхавшаяся лаборантка.
— Товарищ председатель координационного Совета, — сказала она, — инженер Стреттон нашелся.
— Где же он? — вскочил Евгений Андрианович.
— Увезли на медпункт. Он без сознания.
Плотный человек в белом халате медленно снял маску.
— Жизни ничего не угрожает, — ответил он на вопрос Евгения Андриановича. — Это обычный хлороформ, правда, в чуть увеличенной дозе.
Евгений Андрианович несколько мгновений вглядывался в бледное лицо и плотно сжатые губы Стреттона.
— Где нашли? — спросил он.
— В том же здании, где мы были, в цокольной лаборатории, — ответил осунувшийся шофер. — И при нем вот... — Он протянул Евгению Андриановичу записку. Тот развернул ее.
«Уважаемый Джордж Стреттон, — стояло в записке.. — Вероятно, очнувшись от наркоза и прочтя записку, вы поймете и простите меня. После всех книг и фильмов, после всего, что я увидел и узнал, получив возможность перемещаться в пространстве, видеть и осязать предметы, я почувствовал, что должен проверить себя. Это то, что на вашем языке зовется испытанием. Мне захотелось узнать, насколько быстро и правильно я смогу принимать решения в незнакомых и опасных условиях, угрожающих самому существованию. И я решил повторить подвиг капитана Денисова, который до сих пор остался непревзойденным. За время вашего пребывания на Деймосе мне удалось добиться полной имитации вашей внешности. Это было не так трудно. Особенно мне пригодились органические полимеры из лаборатории синтеза. Я верю, что мне удастся с выключенными дюзами обогнуть Юпитер, пройдя близ Марцеллы, и тогда я вернусь в Клайд...»
— Он может протаранить Марцеллу или врезаться в Юпитер!— воскликнул Евгений Андрианович. — Ведь система управления корабля не отлажена! Немедленно радируйте Виктору. Попробуем ему разъяснить...
— Это ничего не даст, — выступил вперед Антон Петрович. — Система радиоприема испорчена.
— Что ж. В таком случае один выход. Надо послать ракету-перехватчик.
— Евгений Андрианович, разрешите мне, — сказал директор музея. — Я догоню его и верну обратно. А кроме того, — улыбнулся он, — мы ведь немного знакомы... с инженером Стреттоном!
— Летите, — сказал председатель. — Дорога каждая минута. Если Виктор не подчинится, ракету придется взорвать. Но надеюсь, что до этого дело не дойдет.
— Нет, конечно. Я достаточно знаю Стреттона.
«В самом деле, — невольно подумал Евгений Андрианович,— этот дерзкий робот — разве не вложил в него Джордж Стреттон свои лучшие черты: бесстрашие и любознательность, настойчивость и пытливость... И вот результат».
— Как чудесно, что творение рук человеческих достигло такой высокой степени совершенства, — будто отвечая мыслям Евгения Андриановича, сказал директор музея. В минуты сильного волнения Антон Петрович иногда выражался высокопарно.
— Он словно юноша, который мечтает о подвиге, — тихо сказала лаборантка.
Эхо Курской битвы
До поездки к саперам я представлял себе это так: копнул экскаватор землю и случайно выворотил бомбу. Милиция оцепляет район, вызывают саперов. Оказалось, работа саперов проходит просто и буднично. Начинается она с поиска. К участию в нем привлекается, как правило, все население района. Проверяется всякий домысел, любое предположение. Люди вспоминают, где падали бомбы и не взрывались, где фашисты, отступая, бросали боеприпасы, где три десятилетия назад мальчишки, опасно играя, прятали гранаты.
Летом 1943 года здесь, неподалеку от Льгова, шли ожесточенные бои. По насыщенности боевыми средствами на небольшой площади эти места почти не знают себе равных. Фашистская Германия предпринимала на Курской дуге последнюю попытку повернуть ход войны в свою пользу. Получилось наоборот: Советская Армия быстро пошла вперед, и неизрасходованные запасы вражеских боеприпасов остались в нашем тылу. Их в основном тогда же быстро уничтожили. Но поиски не прекратили. И не напрасно. До сих пор нет-нет да и откроет земля очередной страшный клад.
Накануне моего приезда к саперам один из местных жителей рассказал, что видел, как в 1943 году возле села Клишино советская авиация разбомбила вражеский эшелон с боеприпасами. Часть снарядов взорвалась, часть разбросало по окрестностям. Их тогда же собрали. Но все ли? Рядом был глубокий овраг, наполненный водой. Не остались ли снаряды там?
И вот мы на краю оврага. Ровное дно, заросшее полынью. По дну бродят куры. Неподалеку — белые мазанки села. По другую сторону оврага — высоченная насыпь железной дороги. Одна стенка оврага подрыта: видно, что отсюда берут песок. Может, уже сегодняшней машине, которая пришла бы за песком, суждено было взлететь на воздух...
Саперы быстро протянули провода бомбоискателя — прибора, способного «заглядывать» глубоко под землю, — и тотчас отметили аномалию. Раскопали землю, вынули... старое ведро. Медленно пошли дальше и скоро красными флажками обозначили следующую аномалию. На этот раз побольше.
— Вот здесь и начнем копать, — сказал старшина Дьяков. Сказал спокойно, будто речь шла об обычных земляных работах.
За последние годы саперы получили немало хитроумных аппаратов. Но обыкновенные человеческие руки остаются пока самым чутким, незаменимым прибором. А между тем как они хрупки в сравнении со страшной упругостью взрывчатки! Маленькой тротиловой шашки размером с папиросную коробку достаточно, чтобы перебить, например, рельс.
Я смотрел на согнутую спину солдата с темными пятнами пота на гимнастерке. Казалось, солдат утомлен нечеловеческим напряжением, постоянным ожиданием взрыва. Но вот он поднял голову, и я увидел, что он улыбается. Оказывается, можно оставаться спокойным, даже имея дело со смертью...
Опасность кроется и в самой привычке к опасности. Постоянно выполняя рискованную работу, люди свыкаются с риском, перестают замечать его и в какой-то мере теряют осторожность.
— Не спешите! Подчистите дно! Прощупайте! — повторяет Дьяков.
Медленно уходит в землю стальной прут — щуп. Вот он уперся во что-то твердое. И прежде чем солдат что-либо сказал, по выражению его лица все поняли — в земле металл.
И тогда началось самое опасное. Что скрывает земля? Ударники, стоящие на боевом взводе, или совсем сгнившие взрыватели?
На дне ямы показалась оглаженная руками, округлая «чушка» первого снаряда. Они лежали в самых различных положениях: взрывателями вверх, взрывателями вниз, уткнувшись друг в друга. И трудно было понять, за который сначала следует взяться, чтобы не пошевелить остальные.
