особенно ценная для понимания природы человеческих конфликтов и переживаний. Теперь, когда наша несовершенная личность с искаженным представлением о реальности создана, мозг начинает это представление оберегать.
Мы больше не создаем модель мира – мы защищаем ее. Когда ее истинность оказывается под угрозой из-за того, что другие люди видят мир не так, как мы, мы начинаем сильно беспокоиться. Вместо того чтобы учесть позицию других людей и скорректировать нашу модель мира, мозг ищет возможность отклонить все возражения.
Вот как нейробиолог Брюс Векслер описывает эту ситуацию: «Как только заканчивается создание внутренних структур [мозга], отношения между внутренним и внешним переворачиваются. Внутренняя структура больше не формируется под влиянием внешней среды. Напротив, влияние внешней среды начинает представлять угрозу для сохранности существующей структуры, и действия индивида направлены на предотвращение возможных изменений, которые он воспринимает как тяжелый и болезненный процесс»[151]. Мы реагируем на подобные вызовы искаженным мышлением, агрессией и спорами. Как пишет Векслер, «мы игнорируем, забываем или активно пытаемся дискредитировать информацию, которая несовместима с этими структурами».
Мозг защищает свою несовершенную модель мира с помощью целого арсенала хитроумных предубеждений. Мы мгновенно оцениваем встречающиеся нам факты и мнения. Если они совпадают с нашим представлением о реальности, мы подсознательно говорим им да. А если нет – наш мозг точно так же отвечает нет. Эти эмоциональные реакции предшествуют сознательному мышлению и оказывают на нас мощное влияние. Обычно мы не ведем беспристрастное расследование, чтобы вынести суждение о каком-нибудь факте. Скорее, мы бросаемся за любым доводом, подтверждающим то, что за нас без промедления решили наши модели. «Да, все ясно!» – восклицаем мы, как только находим более-менее годное доказательство в пользу нашего «наития». Тут-то мы и перестаем размышлять. Это можно сформулировать в виде своеобразного правила остановки: «Что-то в этом есть? – прекращаем думать!»[152]
На этот подлог наша система вознаграждения отзывается приятными ощущениями, а мы заодно убеждаем себя, будто проделали добротную и тщательную работу, хотя по сути охотились за подтверждением собственной правоты[153]. Это крайне любопытный процесс. Мы не просто игнорируем или забываем информацию[154], идущую вразрез с тем, что диктует нам наша модель мира (хотя это мы тоже делаем). Мы находим сомнительные способы подорвать авторитет противоречащих нам экспертов, искажаем их доводы, подчеркивая то, что нам выгодно, выискиваем в их рассуждениях мельчайшие неточности, на основании которых полностью отвергаем всю аргументацию. Интеллект отнюдь не помогает рассеивать подобные миражи собственной правоты. Обычно образованные люди лучше других умеют «доказывать» свою правоту, но ничуть не лучше – замечать свои ошибки[155].
Может показаться странным, что эволюционировав, человек остался таким неразумным. Согласно одной убедительной теории[156], поскольку наше развитие происходило в коллективе, мы предрасположены к ведению крючкотворских дискуссий до той поры, пока не обнаружим оптимальное решение. Выходит, истина – плод коллективного труда, в котором свобода слова играет первостепенную роль. А значит, верно наблюдение сценариста Расселла Т. Дэвиса[157]: хороший диалог – это «столкновение двух монологов. Это правда и в жизни, и уж тем более на сцене. Каждый человек всегда, всегда думает только о себе».
Поскольку наши модели определяют, какой жизненный опыт мы получаем, неудивительно, что любое свидетельство их ошибочности глубочайше нас беспокоит. «Знакомое кажется нам приятным, – пишет Векслер, – при этом потеря этого ощущения приводит к стрессу, недовольству и нарушает привычную деятельность»[158]. Мы так привыкли к собственной агрессии, возникающей в процессе защиты наших моделей, что даже не замечаем всей ее странности. Почему нам, собственно, не нравятся люди, которые с нами не согласны? Почему они вызывают в нас эмоциональное отторжение?
Наиболее разумной реакцией при столкновении с чуждыми убеждениями стала бы попытка понять их либо, пожав плечами, просто проигнорировать. Мы тем не менее в таких ситуациях тратим наши нервы. Оказавшись под угрозой, наши нейронные модели порождают волны иногда просто непомерно негативных ощущений. Невероятно, но мозг реагирует на подобные угрозы таким же способом, каким защищает наши тела от физического нападения, – включает напряженный режим «бей или беги». Человек, придерживающийся даже слегка отличающихся взглядов, тут же превращается в опасного противника, силу, которая активно пытается нам навредить. Нейробиолог Сара Гимбел проанализировала[159], что происходит в момент сканирования мозга людей, если им предъявить доказательства ложности их принципиальных политических взглядов. «Реакция мозга, которую мы увидели, была очень похожа на то, что произойдет, если вы, например, встретите медведя во время прогулки в лесу», – отметила она.
Итак, нам нужно давать отпор. Для этого мы можем попытаться убедить оппонента, что он ошибается, а мы правы. Разумеется, обычно мы не преуспеваем в этом, и тут начинается сущий кошмар. Мы вновь и вновь прокручиваем спор в голове, а наш паникующий разум придумывает новые и новые причины назвать нашего оппонента тупицей, обманщиком или нравственно неполноценным. Действительно, в нашем распоряжении есть весьма красочная языковая палитра, чтобы описывать людей, чье восприятие реальности не согласуется с нашим: идиот, кретин, имбецил, тупица, болван, засранец, балбес, сопляк, поц, дуралей, пустая башка, клоун, сволочь, чудак, недотепа, тормоз, олух, мудила, безмозглый, манда. После взаимодействия с подобными людьми мы часто ищем поддержки у наших единомышленников, которые нас успокоят. Мы часами можем обсуждать чудовищные прегрешения наших соперников, и это одновременно и противно, и приятно, но главное – приносит огромное облегчение.
Мы стараемся организовать свою жизнь так, чтобы заверить себя в истинности той галлюцинаторной модели реальности, что мы носим у себя в черепе. Мы наслаждаемся искусством, СМИ и историями, которые согласуются с этой моделью, а вот те, которые не вписываются в нее, вызывают у нас раздражение и отторжение. Мы рукоплещем политическим лидерам, которые борются за наши идеалы, но, сталкиваясь с их оппонентами, чувствуем себя оскверненными и возмущенными вплоть до того, что иногда мстительно желаем им провала и публичного унижения. Мы окружаем себя единомышленниками, с которыми в лучшие мгновения нашей общественной жизни можно «сплотиться» на почве своей правоты, особенно по наиболее спорным вопросам. Встречая подобных людей, мы можем говорить с ними безостановочно. Такое общение обнадеживает и приносит наслаждение. Время пролетает незаметно. Мы дорожим их компанией и размещаем совместные фотографии, плечом к плечу и с улыбками до ушей, на полках и в социальных сетях. Они становятся нашими лучшими друзьями. При определенном стечении обстоятельств мы влюбляемся в них.
Важно заметить, конечно, что не каждое убеждение удостаивается нашей яростной защиты. Если ко мне подойдут и скажут, что Могучие Рейнджеры сильнее Трансформеров или что каждый двудольный полиэдральный граф с тремя ребрами на вершине
