было предложено финансовое вознаграждение. «Когда люди воспринимают свои собственные действия как эгоистичные, – заключили исследователи, – они могут запомнить их более справедливыми, чем они были в действительности, тем самым преуменьшив свою вину и сохранив самооценку».
Наше самоощущение вообще значительно зависит от воспоминаний. Но не следует им доверять. «Все, что включается в наши личные воспоминания, – пишет профессор психологии и нейробиологии Джулиана Маццони, – подстраивается под то, как мы воспринимаем сами себя»[162]. Это не просто вопрос стратегического забывания – мы изменяем и даже придумываем элементы нашего прошлого. Работы Маццони и других специалистов продемонстрировали, что воспоминания могут быть подробными[163], живописными и эмоциональными – но при этом полностью выдуманными. «Мы часто придумываем воспоминания о событиях, которые никогда не происходили», – пишет она. Память «очень податлива, она легко может быть изменена или искажена, как показали многие исследования в нашей лаборатории».
Психологи Кэрол Таврис и Эллиот Аронсон убеждены[164], что «в подавляющем большинстве» случаев наиболее значительные искажения памяти происходят, чтобы «объяснить и оправдать нашу собственную жизнь». Годами мы «рассказываем нашу историю, придавая ей форму повествования, наполненного героями и злодеями; своего рода отчет о том, как мы стали теми, кем являемся». В ходе этого процесса наша память превращается в «важное средство для самооправдания, на которое рассказчик полагается, чтобы выгородить ошибки и провалы героя».
Однако мы внушаем себе ложное ощущение героизма не только посредством памяти. Психолог Николас Эпли подлавливает[165] на этом студентов бизнес-факультетов. Он спрашивает у них о причинах выбора карьеры в деловой сфере: мотивируют ли студентов в большей степени героические «внутренние» стимулы – благо для общества, возможность гордиться своими достижениями, удовольствие от учебы – или более сомнительные «внешние» привилегии, например высокая зарплата, безопасность и дополнительные льготы. Также он просит каждого студента предположить, что на этот вопрос ответят его одногруппники. Каждый год Эпли получает схожие результаты, которые показывают, что опрашиваемые «тактично дегуманизируют своих одногруппников. «Мои студенты полагают, что все стимулы важны, разумеется, но считают, что для них внутренние мотиваторы значительно важнее, нежели для их сокурсников. „Я хочу совершить что-нибудь достойное, – говорят результаты, – но остальные здесь в основном ради денег“».
Рождение героя начинается с непроизвольных и во многом подсознательных эмоциональных озарений. Допустим, наша модель реальности включает в себя расистские или сексистские убеждения, и разум шепчет «нет» при каждой встрече с черными или белыми людьми либо мужчинами или женщинами. Поскольку мы изначально убеждены в своей порядочности, совершенно логично предположить, что у нашего отторжения должна быть объективная причина. И вот наш мозг, прародитель героев, отправляется на поиски этих причин. И справляется он отлично. Действует убедительно. В конце концов, кто лучше нашего собственного разума способен одурачить нас, кто лучше всех знает, как именно нам заморочить голову, заставив поверить в нравственную приемлемость самых провокационных и ангажированных наших инстинктов? Я – человек порядочный и умыкнул деньги у своего работодателя лишь потому, что он меня эксплуатировал. Я заботлив, и мои политические усилия, направленные на разрушение системы здравоохранения, являются бескорыстным побуждением увеличить эффективность системы и удовлетворенность пациентов. По крайней мере, я это так воспринимаю. Это нравственная истина, настолько же неопровержимая для меня, насколько неопровержимо существование камней, деревьев и двухэтажных автобусов, – да они и сделаны из одного материала. Я отвергаю любые возможные разумные аргументы и попросту не воспринимаю их, поскольку они не входят в поле моего восприятия.
Каждому нормальному человеку свойственно видеть себя героем. Моральное превосходство[166] считается «удивительно мощной и распространенной формой позитивной иллюзии». Поддержание «позитивного нравственного самоощущения»[167] не только приносит психологические и социальные преимущества, но еще и улучшает наше физическое здоровье. Даже убийцам и домашним насильникам[168] свойственно нравственно оправдывать свои преступления, зачастую считая себя жертвами наглой провокации. Когда исследователи протестировали, насколько заключенные в тюрьмах преступники подвержены влиянию ложного ощущения героизма, то обнаружили, что полученные результаты почти не отличаются от обычных[169]. Заключенные полагали, что ряд просоциальных качеств, к примеру доброта и нравственность, развиты у них выше среднего. Было выявлено, впрочем, одно исключение. Отбывающие наказание в тюремном заключении за совершение однозначно противоречащих закону поступков все же согласились: уровень законопослушности у них не превышает средний показатель.
Бредовое ощущение героизма принесло миру больше страданий, боли и смертей, чем человек может себе представить. Мао, Сталин и Пол Пот были убеждены в своей правоте, равно как и Гитлер[170], чьи последние слова перед самоубийством звучали так: «Мир будет бесконечно благодарен национал-социализму за то, что я истребил евреев в Германии и Центральной Европе»[171]. И в самом деле, мозг даже самых рядовых нацистов во времена гитлеровской Германии автоматически порождал причины, морально оправдывающие их поступки. В ходе ранних этапов Холокоста обычные немцы среднего возраста призывались на помощь в истреблении евреев. Один из них, тридцатипятилетний слесарь, вспоминает: «Так получилось, что матери вели детей за руку. Мой сосед застрелил мать, а я застрелил ребенка, который был при ней, потому что рассудил тогда сам с собой, что, как ни крути, а без матери он все равно не проживет долго. Предполагалось, что это в некотором роде должно было успокоить мою совесть»[172].
Исследователи обнаружили, что насилие и жестокость вызваны четырьмя основными причинами: жадностью и амбициозностью, склонностью к садизму, завышенной самооценкой и нравственным идеализмом[173]. Расхожее мнение и шаблонные истории, как правило, считают доминирующими факторами жадность и садизм, но в реальности такие случаи ничтожно редки. Большинство злодеяний вызвано сочетанием завышенной самооценки и нравственного идеализма, создающих иллюзию морального и личностного превосходства.
В «Исчезнувшей» Гиллиан Флинн поступки антагонистки Эми Эллиот-Данн в некоторой степени спровоцированы ее патологически завышенной самооценкой. Она одержима идеей сфабриковать свое убийство и подставить мужа не просто из-за его романа на стороне, а из-за возможного вреда для ее репутации. Вот что Эми пишет в своем дневнике, узнав об измене:
Я уже слышала, будто наяву, новую сплетню из тех, что распространяются с огромной скоростью: Удивительная Эми, девчонка, которая никогда не ошибалась, позволила себе погрязнуть в нищете, потащилась в медвежью дыру, где муж бросил ее ради молоденькой. Как предсказуемо, как обыденно, как увлекательно… А что муж? Он теперь счастливее, чем раньше. Нет, я не могу этого допустить… Ради этого куска дерьма я изменила свою фамилию. Была Эллиот, а стала Данн, таковой и запомнит меня история. Скажете, это пустяк?
Вот так я начала работу над новым сюжетом, который поможет мне раздавить Ника за предательство.
